Предлагаем вниманию читателей «Лехаима» главу из книги Павла Поляна «Бабий Яр. Реалии», которая ныне готовится к изданию.
В начале декабря 1943 года — то есть вскоре после освобождения Киева — большая группа раввинов из синагог Москвы, Киева, Риги, Харькова, Острув‑Мазовецкого, Ташкента, Кременчуга, Бреста, Пинска и Житомира направила в Еврейское телеграфное агентство в Нью‑Йорке заявление от имени своих общин о том, что позднее нарекут Холокостом:
Равной катастрофы и трагедии, подобного дикого явления мир еще не видал даже в самые мрачные эпохи истории человеческой.
«Голос крови наших братьев взывает к нам из‑под земли», — мы также повторяем слова нашего библейского пророка: «Земля, не покрывай нашей крови! Мы жаждем мести и справедливого возмездия» .
19 мая 1944 года Совет Народных Комиссаров СССР принял постановление № 572 об организации Совета по делам религиозных культов при Совнаркоме , возложив на него задачу осуществления связи между правительством СССР и руководителями религиозных объединений, в том числе иудейских, «по вопросам этих вероисповеданий, требующим разрешения Правительства СССР» . Эдакий государственный Синод со всеми мыслимыми исполнительными функциями.
Совет по делам религиозных культов имел свои представительства в союзных республиках и областях. Эти территориальные органы, на пару с территориальными органами КГБ, стали коротким поводком в деле управления синагогами и основным инструментом контроля над иудейской конфессиональной жизнью. Уполномоченным по УССР был Петр Вильховый (он и его аппарат разместились в особняке по ул. Кирова, 14), а первым уполномоченным по Киевской области — И. Зарецкий.
Основными объектами третирования в иудейской религии были синагоги как легальные институты еврейской жизни и миньяны (миньоны), то есть места сбора верующих у кого‑нибудь на дому («частные подпольные синагоги»), как нелегальные ее формы. Впрочем, был еще Еврейский антифашистский комитет, не подмандатный Совету по делам религиозных культов. Но он был разгромлен и ликвидирован несколько позже, в начале 1950‑х годов, да он и не имел своих представительств вне Москвы.
Сеть синагог в послевоенное время была сужена до чрезвычайности: на всю Украину лишь около 60! Так, в октябре 1962 года была закрыта («снята с регистрации») единственная в городе львовская синагога, возобновившая свою деятельность только через 26 лет — в 1988 году. Тогда же, в 1962‑м, ставился вопрос о «снятии с регистрации» и единственной киевской синагоги .
В Киеве, начиная с лета 1945 года, функционировала только лишь «синагога Розенберга» на Подоле, на улице Щекавицкой, 29 . Раввином ее был Ицик Гершкович Шехтман (1887–1953), а после непродления Советом по делам религиозных культов в конце 1952 года его регистрации — Аврум Алтерович Панич (1881–1965). Ее молитвенный зал был рассчитан примерно на 1–2 тыс. человек, расчетное число прихожан — около 5 тыс., но по большим еврейским праздникам в 1950‑х годах приходило и до 25–30 тыс. верующих, переполняя синагогальный двор и ближайшую улицу.
Все до единой попытки открыть вторую синагогу оказались безуспешны. Более того, Совет по делам религиозных культов интриговал и добивался от общины и ее председателя С. Бардаха согласия на «добровольную» передачу первого (точнее, полуподвального) этажа здания общине евангельских христиан‑баптистов. И наверняка добился бы, если б не умер Сталин и если бы баптисты, осознав ситуацию и свою в ней роль, не отказались от такого соседства сами.
Чего только чиновники из Совета по делам религиозных культов не пресекали и с чем они только не боролись! И с выпечкой мацы, и с пальмовыми и лимонными веточками на Суккот (контрабанда), и с кружками по изучению Торы, иврита или Талмуда, и с невыходом верующих евреев на работу по субботам (нарушение трудовой дисциплины). И даже с самим обозначением «еврейская община»: уполномоченный по своему разумению требовал переименовать ее в «религиозную общину иудейского вероисповедания» и заказать новые печати! И уж тем более с канонической фразой: «В следующем году в Иерусалиме!», произносимой в ходе пасхального седера: «До организации буржуазно‑националистического Государства Израиль эта молитва воспринималась именно как молитва, а в данное время она всемерно использовалась националистическими и сионистскими элементами в своих целях» .
От Шехтмана потребовали дать строгое указание кантору не произносить этих страшных слов «с амвона синагоги», то есть с бимы. («Амвон синагоги»! Степень общего бескультурья и конкретной безграмотности чиновников Совета по делам религиозных культов в той сфере, «рулить» которой они были поставлены, неописуема.)
И все же главный «вражина» — это были миньяны и возмутительное упрямство и самоуправство евреев, их тяга к тому, чтобы подпольно собираться на праздники в частных домах. Как только существование миньяна обнаруживалось, его тотчас закрывали, а хозяев и гостей при поддержке МВД штрафовали.
Иностранные евреи, приезжавшие в Киев, — а, как правило, это были журналисты, раввины, дипломаты или просто туристы — обычно посещали и синагогу, и Бабий Яр, хотя члены общины по негласной инструкции от Вильхового их от этого отговаривали. О каждом визите иностранцев необходимо было докладывать в Совет по делам религиозных культов.
Между тем Йом Кипур постепенно закрепился как неформальный синагогальный день памяти о Бабьем Яре. Многие визитеры стремились попасть сюда именно в этот день, но, разумеется, гости приезжали и в другие числа. Так, одна большая группа американских раввинов посетила Бабий Яр 15 июля 1956 года .
В 1955 году на Йом Кипур приезжал посол Израиля в СССР Алуф‑Йосеф Авидар (1906–1997). В прошлом бригадный генерал, в 1955–1958 годах он был послом Израиля в СССР.
Во время беседы в киевской синагоге дипломат поинтересовался у раввина, почему в СССР нет еврейских школ. И Шехтман был вынужден отвечать, словно Серый Волк Красной Шапочке, что все евреи хорошо владеют и русским, и украинским языками, отчего никакой потребности в отдельных еврейских школах просто нет. А на вопросы, почему в синагоге нет молодежи и почему в Бабьем Яре до сих пор не установлен памятник, раввин отвечал примерно так: потому, внученька, что еврейская молодежь Киева нерелигиозна, а Бабий Яр со временем расчистят и, с Б‑жьей помощью, возможно, построят там мемориал.
Случайную встречу с этим самым Авидаром в 1960 году красочно описала Анна Семеновна Русаковская — еврейка, учительница географии средней школы № 5 из Черновиц. Ее письмо в редакцию «Литературной газеты», датируемое приблизительно 23 сентября 1961 года, несет в себе черты агитационного памфлета. Начиная с заголовка: «С чужого голоса. Открытое письмо поэту Евг. Евтушенко (О стихотворении Евг. Евтушенко “Бабий Яр”, напечатанном в “Литературной газете” от 19 сентября 1961 г.)».
Обращаясь к поэту, вот что она пишет об Авидаре:
Приблизительно в сентябре‑октябре 1960 г. я с матерью пошла в наш театр. Занимая свое место около одной пары, я услышала к себе обращение такого рода: «Как хорошо, что хоть рядом с нами будут сидеть евреи, а не русские». Эта фраза для меня прозвучала дико и чудовищно в наше время. Оказывается, моим соседом оказался секретарь израильского посольства в Польше Авидар с женой, прибывший в нашу страну в качестве туриста. Почему у этого человека такая ненависть к русским людям? Он заявил мне, что он возмущается [тем], что в нашей стране «евреи стали неевреями», дескать, дружат с русскими, украинцами и т. д. Его лицо перекосилось в ужасе, когда я сказала, что это наша гордость, что мы гордимся дружбой наших народов. И он окончательно изменился в лице, когда моя мать — 60‑летняя старушка, сказала, что ее дочь, а моя сестра замужем за русским, что она его безумно любит, что он ей заменил погибшего на фронте сына.
Господин Авидар пытался утверждать, что в нашей стране существует антисемитизм, что будто бы в высшие учебные заведения не принимают еврейскую молодежь, и я на многочисленных примерах жизни нашего мединститута, университета, многочисленных техникумов, на примерах моих учащихся доказала, что это клевета, и мы легко можем назвать тысячи людей еврейской национальности, награжденных за доблестный труд в разных отраслях нашего хозяйства, науки и культуры. А с какой любовью в нашей стране отмечали 100‑летие со дня рождения Шолом‑Алейхема, о котором как раз в Израиле и забыли. Пьесы Шолом‑Алейхема обошли многие русские и национальные театры нашей страны и были близки и понятны нашему советскому зрителю, так как творчество замечательного писателя связано с простыми и бедными людьми, с его родиной — Россией, с прогрессивными идеями и революционным движением — все то, что скрывается, искажается и охаивается в Израиле. И знаете ли Вы, т. Евтушенко, слова Тевье‑Молочника:
«А что такое еврей и не еврей?
И почему они должны отличаться один от другого?»
А когда я спросила у господина Авидара, как он объяснит поведение правительства Израиля, получающего репарации из ФРГ, этим самим спекулируя на памяти погибших людей, делая свой грязный бизнес. На это он мне цинично ответил известной еврейской поговоркой: «Гут фун а хазер агор» (букв. «Хорошо со свиньи волос», аналогично русской пословице «С паршивой овцы хоть шерсти клок». — П. П.).
И ничего не мог ответить дипломат, когда я ему вразумительно рассказала о нашей дружбе народов, которая противостоит той вражде, которая господствует в Израиле между евреями и арабами, между черными и белыми евреями, между евреями, давно живущими в Израиле, и евреями, сравнительно недавно приехавшими.
Так этого еврея‑сиониста Вы тоже будете защищать?..
О, как же многое может уместить талантливый пропагандист в краткие минуты рассаживания в театральном партере!..
В 1957 году случился еще один и тоже весьма выразительный контакт. 5 марта Бен‑Цион Динур (1884–1973) — историк, уроженец Хорола в Полтавской губернии, министр образования Израиля в 1951–1955 годах и первый президент музея «Яд ва‑Шем» в 1953–1959 годах — обратился к еврейской общине Киева с просьбой прислать в «Яд ва‑Шем» мешочек с прахом жертв из Бабьего Яра. Вопрос был переадресован куда положено и в конце концов рассматривался в МИДе, откуда Вильховый получил и осуществил следующее указание:
Просьбу профессора Динура из Израиля целесообразно оставить без ответа. А представителям религиозной общины, если они обратятся за разъяснением, можно ответить, что евреи — жертвы фашистского террора — были советскими гражданами, и советские организации возражают против отправки их праха за границу .
Все это прекрасно вписывалось в общесоветский тренд замалчивания трагедии Холокоста.
Одних советских людей убивали, а другие советские люди, узурпировав власть, успешно «защитили» прах убитых евреев (которых, помимо них, еще и Блобель называл «своими») от бессовестных притязаний несоветских людей, «тянущих» Бабий Яр «на себя»: «Нет, господа хорошие, Бабий Яр — наш! Бабий Яр — из советских людей — и для советских людей!»
Бабий Яр как опыт памяти
Бабий Яр в живописи и скульптуре: от Василия Овчинникова до Вадима Сидура
