Ответственность индивидуальная и коллективная. Недельная глава «Ноах»
Однажды мне выпал шанс спросить у писателя‑католика Пола Джонсона: «Что больше всего поразило вас в иудаизме, когда вы долгое время изучали его при работе над своей блистательной “Историей евреев”?» Он ответил примерно так: «История знает общества, делающие акцент на индивидуальном, — такие, как сегодняшний секулярный Запад. Знает она и другие общества, для которых особенно важно коллективное, — такие, как коммунистические Россия и Китай».
Затем Джонсон сказал, что иудаизм — лучший из всех известных ему образцов тонкого равновесия между индивидуальным и коллективным, так как для иудаизма одинаково важны индивидуальная и коллективная ответственность. Иудаизм — религия сильных личностей и сильных сообществ. Такое, по словам Джонсона, встречается крайне редко и достигается с большим трудом, в этом одно из наших величайших достижений.
Подмечено мудро и проницательно. В сущности, Джонсон, сам того не зная, перефразировал афоризм Гилеля: «Если я не за себя, то кто за меня [индивидуальная ответственность]? Если я [только] за себя, то что я [коллективная ответственность]?» Это откровение позволяет нам взглянуть на главную мысль недельной главы «Ноах» под неожиданным углом.
Начинается недельная глава с события огромной важности — с потопа, а завершается другим, не менее важным событием — появлением Вавилона и строительством Вавилонской башни.
На первый взгляд между этими событиями нет ничего общего. Недостатки поколения потопа описаны со всей прямотой: «Земля растлилась пред Б‑гом — разбоем наполнилась земля. Увидел Б‑г, что растлилась земля, ибо все живое на ней извратило свой путь» (Берешит, 6:11–12). Порочность, разбой, растленность, извращенность — в таких выражениях обычно описывается всеохватный кризис нравственности.
На этом фоне Вавилон кажется почти идиллическим местом. «На всей земле был один язык, одно наречие» (Берешит, 11:1). Строители башни стремятся к созиданию, а не разрушению. Остается не вполне ясным, в чем состоял их грех.
Но, с точки зрения Торы, Вавилон знаменует, что человечество опять свернуло на совершенно неверный путь, ведь сразу после эпизода с Вавилонской башней Б‑г призывает Авраама, чтобы начать совершенно новую главу в религиозной истории человечества. Второго потопа не случилось: Б‑г в любом случае поклялся никогда больше не подвергать человечество такой каре: «Не буду более проклинать землю из‑за человека, ведь с юности побуждения человеческого сердца — зло. Впредь не стану истреблять все живое, как Я сделал [это сейчас]!» (Берешит, 8:21). Но, очевидно, после Вавилонской башни Б‑г приходит к выводу, что люди должны жить иначе, по каким‑то иным правилам.
Эпизоды с потопом и Вавилонской башней основаны на реальных исторических событиях, пусть даже о них рассказано не в терминах описательной истории.
В Месопотамии существовало много мифов о потопе, и все это были свидетельства воспоминаний о катастрофических наводнениях, особенно на равнинах в долинах Тигра и Евфрата. (См. комментарий рабби Давида‑Цви Хофмана к Берешит, 6, где автор предполагает, что потоп покрыл не всю землю, а только места концентрации населения.) При раскопках в Шуруппаке, Кише, Уруке и Уре (месте, где родился Авраам) обнаружились и доказательства: глинистые отложения, оставленные наводнениями.
Образ Вавилонской башни тоже отражает исторические реалии. По сообщению Геродота, в Вавилоне был огороженный стеной священный участок, а посреди него — зиккурат, семиэтажная башня высотой 91,44 метра. Обнаружены остатки более чем тридцати таких башен, в основном в Нижней Месопотамии, а в литературе соответствующих времен отыскалось много упоминаний о подобных башнях вышиной «до неба».
Однако рассказы о потопе и Вавилоне — не просто историческая хроника, ведь Тора — не труд по истории, а «поучение, наставление». Эти рассказы включены в нее потому, что в них содержится глубокая нравственно‑социально‑политико‑духовная истина, раскрывающая взгляд Торы на состояние человека в земном мире. Оба рассказа — наглядные примеры именно тех изъянов, которые подразумевал Пол Джонсон. В рассказе о потопе нам объясняют, что случается с цивилизациями, где индивиды властвуют как хотят, а коллектива не существует. В рассказе о Вавилонской башне — что случается, когда коллектив властвует над всем, а индивидов приносят в жертву.
Лучшее истолкование потопа дал (не упоминая о нем конкретно) мыслитель Томас Гоббс (1588–1679), заложивший в своей классической работе «Левиафан» (1651) основы современной политической жизни. До возникновения политических институтов, писал Гоббс, люди находились в «естественном состоянии». То были индивиды‑одиночки, разрозненные стаи или шайки. В отсутствие стабильных правителей, эффективно работающих правительств и обеспеченных правовыми санкциями законов люди, соперничая за скудные ресурсы, погрязли бы в вечном кровавом хаосе («войне всех против всех»). «Вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна» — вот как выглядел бы мир. Подобные ситуации складываются и сегодня в целом ряде государств, которые развалились или катятся к развалу. Один в один описание жизни до потопа в Торе. Там, где нет верховенства закона, которое сдерживает самоуправство индивидов, земля наполняется разбоем.
Вавилон — другая крайность, причем теперь мы располагаем вескими историческими свидетельствами, проясняющими точный смысл фразы: «На всей земле был один язык, одно наречие». Возможно, это сказано вовсе не об изначальном человечестве периода до разделения языков. Собственно, в предыдущей главе Торы уже сказано: «От них заселились острова народов — [эти люди расселились] в своих странах, каждый согласно своему языку, по своему семейству, в своих народах» (Берешит, 10:5).
В Иерусалимском Талмуде (Мегила, 1:11, 71б) есть спор рабби Элиэзера с рабби Йохананом. Один из них утверждает, что разделение человечества на 70 языков произошло еще до потопа.
Итак, это, видимо, отсылка к методам Новоассирийской империи, которая навязывала покоренным народам свой язык. В одной из надписей той эпохи сообщается, что Ашурбанипал II «заставил все множество народов говорить на одном наречии». В другой надписи, на цилиндрической табличке, утверждается от имени Саргона II: «Жителей четырех четвертей света со странными языками и несовместимыми наречиями <…> коих я силой своего скипетра захватил в качестве военной добычи по повелению господина моего Ашура, я заставил принять единое наречие». Неоассирийцы обеспечивали свое верховенство, требуя, чтобы покоренные страны и народы говорили только на их языке. В таком прочтении история о Вавилонской башне — критика империализма.
На это намекают даже лексические параллели между высказываниями строителей Вавилона и египетского фараона, поработившего сынов Израиля. В Вавилоне говорят: «Давайте (ава) выстроим себе город с башней <…> чтобы не рассеяться нам по всей земле» (Берешит, 11:4). В Египте фараон говорит: «Давайте (ава) поступим с ними мудро, чтобы их не стало еще больше» (Шмот, 1:10). Повтор структуры «Давайте (мы сделаем то‑то и то‑то)…, чтобы не…» слишком заметен, чтобы быть случайным. Вавилон, как и Египет, — образчик империи, которая покоряет народы, грубо попирая их идентичность и свободы.
В таком случае мы должны перечитать весь рассказ о Вавилоне новыми глазами, и он зазвучит намного убедительнее. Последовательность событий такова: в Берешит, 10 описывается разделение человечества на 70 народов и 70 языков. Берешит, 11 повествует, как имперская держава покорила менее многочисленные народы и навязала им свой язык и культуру, то есть прямо нарушила волю Б‑га, ибо Ему угодно, чтобы люди уважали целостный характер каждого народа и индивида. Когда в конце рассказа о Вавилонской башне Б‑г «смешивает речь» ее строителей, Он не устанавливает новый порядок, а восстанавливает прежний.
В таком истолковании рассказ о Вавилоне — критика власти коллектива в случаях, когда власть растаптывает индивидуальность, а именно индивидуальные особенности семидесяти культур, упомянутых в Берешит, 10.
Поделюсь личным наблюдением. В августе 2000 года мне выпала честь обратиться к двум тысячам религиозных лидеров, представлявших все мировые религии, на «Мирном саммите тысячелетия» в ООН. Оказалось, на саммите были представлены ровно 70 религиозных традиций, каждая со своими подвидами и течениями. Похоже, в мире и поныне насчитывается 70 основных культур.
С другой стороны, нехорошо использовать верховенство закона, чтобы подавлять индивидов и их уникальные языки и традиции. Чудо монотеизма в том, что Единство на Небесах создает многообразие на земле, и Б‑г просит нас уважать (разумеется, на определенных условиях) это единство.
Итак, потоп и Вавилонская башня, хотя и полярно противоположны, кое‑чем связаны, а вся недельная глава «Ноах» — блестящее исследование проблемы состояния человека в земном мире. На свете есть индивидуалистические культуры и есть коллективистские, но все они терпят крах: первые — потому что приводят к анархии и насилию, вторые — потому что приводят к угнетению и тирании.
Догадка Пола Джонсона оказалась глубокой и верной. После двух огромных неудач, описанных в рассказах о потопе и Вавилоне, Б‑г призвал Авраама, чтобы создать новую форму общественного строя, где одинаково в чести индивид и коллектив, личная ответственность и общее благо. Эта идея поныне остается уникальным подарком евреев и иудаизма всему миру.
Повесть о четырех городах. Недельная глава «Ноах»
Недельная глава «Ноах». Мужество жить в условиях неопределенности
