Дом учения: Читая Тору

Отцы и дети

Александр Элькин 2 декабря 2015
Поделиться

Недельная глава «Тольдот» — настоящий подарок для сторонников так называемой теории источников: основные события, случающиеся с Ицхаком, поразительно напоминают жизненные перипетии его отца Авраама. Во времена Ицхака, как и в дни Авраама, в Ханаане был голод. И Авраам, и Ицхак выдавали своих жен за сестер. Оба праотца в одном и том же месте заключили союз с царем филистимлян Авимелехом. Наконец, жены Авраама и Ицхака долгое время были бесплодны. Словом, неискушенного читателя так и подмывает предположить, что перед ним две версии одной и той же легенды, соединенной неким неведомым редактором воедино.

Критиковать библейских критиков — не наш удел, предоставим это специалистам. Мы же сосредоточимся на другом: правда ли, что жизнь Ицхака была всего лишь механическим повторением жизни его отца Авраама? Или, возможно, в каждом случае сыну удалось сделать нечто большее, нежели отцу? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим внимательно каждый из перечисленных эпизодов.

Йохан Генрих Фердинанд Оливер. Авраам и Ицхак. Фрагмент. 1817.Национальная галерея, Лондон

Йохан Генрих Фердинанд Оливер. Авраам и Ицхак. Фрагмент. 1817.Национальная галерея, Лондон

Начнем с голода (Берешит, 12:20 и 26:1‑6). Праотец Авраам решил эту проблему просто: когда в Земле Израиля стало нечего есть, он «сошел в Египет пожить там», то есть, выражаясь современным языком, эмигрировал. В аналогичной ситуации Ицхак собирался последовать по стопам своего отца, однако был остановлен самим Всевышним: «И явился ему Б‑г, и сказал: “Не спускайся в Египет, поселись в стране, о которой Я скажу тебе. Поживи в этой стране, и Я буду с тобою и благословлю тебя”». В результате Ицхак оказался единственным праотцем, всю жизнь прожившим в Земле Израиля. Мудрецы спорят о том, является ли проживание в Святой земле заповедью. Однако все они единодушны в том, что это место обладает особой святостью и что пребывание в нем является, соответственно, большой духовной заслугой и привилегией. Выходит, что Ицхак, никогда не покидавший пределов Земли Израиля, смог достичь большего, чем его отец и сын. Кроме того, следует помнить, что это были первые слова, которые Ицхак услышал из уст Всевышнего. Таким образом, голод, явившийся для Авраама обычным природным катаклизмом, для Ицхака стал источником важнейшего духовного опыта; иначе говоря, одни и те же жизненные обстоятельства сделали из отца эмигранта, а из сына — пророка.

Рассмотрим теперь историю о том, как Сара, жена Авраама, очутилась, а Ривка, жена Ицхака, едва не очутилась в гареме Авимелеха, царя Герара (Берешит, 20:1‑13 и 26:7‑9). Для удобства читателей приведем соответствующие библейские отрывки в виде двух параллельных столбцов:

«И двинулся оттуда Авраам к югу страны… и остановился в Гераре. И сказал Авраам о Саре, жене своей: “Она сестра моя”; и послал Авимелех, царь Герара, и взял Сару… И сказал Авимелех Аврааму: “Что имел ты в виду, когда ты это сделал?” И сказал Авраам: “Так как я думал — нет вовсе страха пред Всесильным в этом месте, и меня убьют по поводу жены моей. Когда Всесильный увел меня из дома отца моего, я сказал ей: „Вот милость, которую окажешь мне, — во всяком месте, в которое придем, скажи обо мне: он мой брат“”». «И спросили люди этого места о жене его, и сказал он (Ицхак): “Она моя сестра”; ибо боялся сказать “жена моя”, подумав: “Могут убить меня люди этого места из‑за Ривки, ибо она хороша видом”. И было, когда пробыл он там много дней, поглядел раз Авимелех, царь филистимлян, в окно и увидел: вот, Ицхак играет с Ривкой, женой своей. И призвал Авимелех Ицхака, и сказал: “Ведь она жена твоя, как же сказал ты: „Она моя сестра“?” И сказал ему Ицхак: “Ибо я думал, как бы не умереть мне из‑за нее”».

Несмотря на многочисленные совпадения, существенные различия между этими двумя историями видны невооруженным глазом. Прежде всего, Авраам назвал Сару сестрой по собственной инициативе и даже, судя по его словам, считал это нормальной практикой: «Во всяком месте, в которое придем, скажи обо мне: “Он мой брат”». И действительно, задолго до инцидента с Авимелехом, оказавшись в Египте из‑за сильного голода в Ханаане, Авраам и Сара именно так и поступили: «Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей <…> “Скажи же, что ты мне сестра”» (Берешит, 12:12‑13).

Напротив, для Ицхака решение назвать супругу своей сестрой стало чистой импровизацией, к которой он прибег лишь после того, как услышал вопрос, в котором почувствовал угрозу: «И спросили люди этого места о жене его, и сказал он…» В результате Авимелех, сразу поверивший Аврааму, Ицхаку не поверил и пошел проверять, действительно ли эти мужчина и женщина — брат и сестра: «Поглядел раз Авимелех, царь филистимлян, в окно и увидел: вот, Ицхак играет с Ривкой, женой своей». Поэтому Ривка так и не побывала в гареме чужого мужчины — в отличие от своей свекрови, которой пришлось пережить это дважды, в Египте и в Гераре.

Как мы знаем, отношения Ицхака и Авимелеха на этом не закончились. В противоположность своему отцу Аврааму и сыну Яакову, которые были скотоводами, Ицхак занялся земледелием, что привело к конфликту с подданными царя Герара. Конфликт, впрочем, разрешился благополучно: обеими сторонами был подписан мирный договор в Беэр‑Шеве, и этот договор оказался очень похож на соглашение, которое в том же месте и с тем же царем некогда заключил праотец Авраам.

«И было в то время, Авимелех с военачальником своим, Пихолом, сказал Аврааму так: “С тобой Всесильный во всем, что ты ни делаешь. Теперь же поклянись мне здесь Всесильным, что не изменишь ни мне, ни сыну моему, ни внуку моему; по добру, которое я сделал тебе, сделай ты мне и стране, в которой ты проживал”. И сказал Авраам: “Я поклянусь”. И упрекал Авраам Авимелеха по поводу колодца воды, который отняли рабы Авимелеха. Авимелех же сказал: “Не знаю, кто это сделал. Ты также не сказал мне, и я услыхал об этом только сегодня”. И взял Авраам овец и скот, и дал Авимелеху, и заключили они оба союз. И поставил Авраам семь овец из стада отдельно. И сказал Авимелех Аврааму: “Что здесь эти семь овец, которых ты поставил отдельно?” И он сказал: “Вот этих семь овец возьмешь ты из рук моих, чтобы служило это мне свидетельством, что я выкопал этот колодец”. Поэтому назвали это место Беэр‑Шева, ибо там они оба поклялись. И заключили союз в Беэр‑Шеве».

Берешит, 21:22‑33. «И пошел к нему Авимелех из Герара, и Ахузат, друг его, и Пихол, военачальник его. И спросил их Ицхак: “Почему пришли вы ко мне, вы же меня возненавидели и прогнали меня от себя?” И сказали они: “Увидели мы, что с тобой был Б‑г, и сказали мы: да будет взаимная клятва между нами и тобой, и заключим с тобой союз. Чтобы ты нам не сделал зла, как и мы не дотрагивались до тебя, и как мы сделали тебе только добро и отпустили тебя с миром. Ты теперь благословенный Б‑гом”. Он устроил для них пир, и они ели и пили. И встали они рано утром, и поклялись друг другу, и отпустил их Ицхак, и они ушли от него с миром. И было в тот день: рабы Ицхака пришли, и сообщили ему о колодце, который выкопали, и сказали ему: “Мы нашли воду”, и он назвал его “клятва”, поэтому имя города того Беэр‑Шева до сего дня».

Берешит, 26:26‑32.

Количество общих деталей в двух этих рассказах столь велико (имена царя Герара и его военачальника, колодец, овцы, наречение города Беэр‑Шевой…), что поначалу можно и не заметить принципиальной разницы между соглашениями, подписанными отцом и сыном. В первом случае Авимелех готов был ограничиться клятвой, однако в итоге добился заключения союза: «Поклянись мне здесь Всесильным… и заключили они оба союз». Во втором случае все обстояло прямо противоположным образом: Авимелех предложил Ицхаку: «Заключим с тобой союз», однако на следующее утро еврейский земледелец и царь Герара ограничились тем, что «поклялись друг другу».

Между тем «клятва» и «союз» представляют собой два принципиально разных типа соглашения. Клятва предполагает, что договаривающиеся стороны обязуются не причинять друг другу вреда, — фактически это своего рода договор о ненападении. Союз же подразумевает нечто гораздо большее, а именно совместные действия ради достижения неких общих целей.

Авимелех явно считал себя благодетелем Авраама, предлагая ему заключить мир «по добру, которое я сделал тебе». Видимо, нечто подобное ощущал и сам Авраам. В результате он заключил с Авимелехом союз, да еще и наделил его дарами: «И взял Авраам овец и скот, и дал Авимелеху». Напротив, от Ицхака никаких даров царь Герара так и не получил. Таким образом, отец дал правителю филистимлян существенно больше, а сын — существенно меньше, чем тот намеревался получить изначально.

Маттиас Стом. Эсав продает право первородства за чечевичную похлебку. I половина XVII века. Частная коллекция

Маттиас Стом. Эсав продает право первородства за чечевичную похлебку. I половина XVII века. Частная коллекция

Однако оставим политику и перейдем к делам семейным. Как мы уже сказали, и у Авраама, и у Ицхака долгое время не было детей. Обоим праотцам это причиняло тяжкие душевные страдания. Однако Авраам в конечном счете ограничился жалобами и сетованиями: «Владыка Г‑споди! Что Ты дашь мне? Я остаюсь бездетным… Ты не дал мне потомства, и вот, домочадец мой наследник мой» (Берешит, 15:2‑3). В отличие от Авраама, его сын попытался активно повлиять на ситуацию и обратился к Б‑гу с непосредственной молитвой: «И молился Ицхак Г‑споду о жене своей, потому что она была бесплодна» (там же, 25:21).

И раз уж речь зашла о детях. Как мы помним, и у Авраама, и у Ицхака были дети, Ишмаэль и Эсав, свернувшие с прямого пути. Неизвестно, пытался ли Авраам как‑то повлиять на своего непутевого первенца. Более того, мы даже не вполне знаем, какие чувства он к нему испытывал. Единственное, о чем сообщает нам Тора, — это о том, что Авраам испытал дискомфорт, когда Сара потребовала выгнать из дома сына наложницы вместе с матерью. Что же касается Ицхака, то здесь нам доподлинно известно, что он искренне любил своего не слишком праведного старшего сына: «Ицхак любил Эсава за то, что охота на устах его» (там же, 25:28). Причем, что не менее важно, Эсав знал о чувствах отца и отвечал ему взаимностью: нежелание огорчать отца несколько раз приводило сына к тому, что он исправлял свое поведение, а то и вовсе отказывался ради него от преступных замыслов. Так было, в частности, с его семейной жизнью.

Когда Эсаву исполнилось сорок лет, он взял в жены Йеудит, дочь Беэри‑хетта, а также Босмат, дочь Эйлона‑хетта. «И увидел Эсав, что дочери Ханаана противны Ицхаку, отцу его. И пошел Эсав к Ишмаэлю, и взял Махалат, дочь Ишмаэля, сверх своих жен, себе в жены» (Берешит, 26:34‑35, 28:8‑9).

Боясь расстроить отца, Эсав также отложил месть своему брату Яакову, хитростью укравшему у него отцовское благословение (там же, 27:41). В результате Яаков сумел благополучно покинуть отчий дом и отправиться к своему дяде со стороны матери, Лавану. Когда же Яаков вернулся назад, согласно ряду комментаторов, гнев Эсава прошел, и он простил брату былые обиды.

Охотник и воин, Эсав никогда не был ангелом. Однако любовь отца помогла ему стать лучше. Аналогичного влияния на Ишмаэля Авраам оказать так и не сумел.

Таким образом, хотя Ицхак действительно неоднократно оказывался в тех же обстоятельствах, что и его отец, его реакция на них ни разу не была простым «повторением пройденного», напротив, в каждой сходной ситуации сын продвигался на один‑два шага дальше отца.

Быть сыном великого человека очень непросто. В большинстве случаев ребенку не удается даже приблизиться к уровню своего прославленного предка. Однако Ицхак не только сумел «нагнать» своего отца Авраама, но кое в чем его и превзойти.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Происхождение букв и чисел согласно «Сефер Йецира»

Происхождение алфавита было и остается актуальным вопросом для ученых. Произошел ли он из египетских иероглифов, или из клинописной системы ассирийцев, или из иероглифики хеттов, или из слоговой письменности Кипра? «Сефер Йецира» отвечает: «Из сфирот». Но что она имеет в виду под сфирот?

Что было раньше: курица, яйцо или Б‑жественный закон, регламентирующий их использование?

И вновь лакмусовой бумажкой становится вопрос с яйцами. Предположим, что яйцо снесено в первый день праздника и его «отложили в сторону». Нельзя ли его съесть на второй день, поскольку на второй день не распространяются те же запреты Торы, что и на первый? Или же мы распространяем запрет на оба дня, считая их одинаково священными, хотя один из них — всего лишь своего рода юридическая фикция?

Пасхальное послание

В Песах мы празднуем освобождение еврейского народа из египетского рабства и вместе с тем избавление от древнеегипетской системы и образа жизни, от «мерзостей египетских», празднуем их отрицание. То есть не только физическое, но и духовное освобождение. Ведь одного без другого не бывает: не может быть настоящей свободы, если мы не принимаем заповеди Торы, направляющие нашу повседневную жизнь; праведная и чистая жизнь в конце концов приводит к настоящей свободе.