Гилель Цейтлин (1871–1942) — один из важнейших еврейских мыслителей первой половины XX века, философ и мистик, погиб по дороге в лагерь смерти Треблинка, в канун Рош а‑Шана 5703 (1942) года. Именно в его эссе «Безмолвие и глас», в 1936 году, впервые пророчески прозвучало слово «Шоа», предрекая надвигающийся крах мироустройства и уничтожение большей части европейских евреев. Цейтлин при жизни имел огромный авторитет в еврейском мире, а после смерти труды его надолго оказались в забвении. Сегодня издательство «Книжники» предприняло перевод его трудов и комментирование на русском языке. Читатели «Лехаима» прочтут большую работу Цейтлина о хасидизме, публикацию которой мы продолжаем в этом выпуске.
Продолжение. Начало в № 8, 9, 10 (304–306)
Возношение искр
Сосуды не вынесли умножения Б‑жественного света — и раскололись. Одни распались на части, другие рассыпались в пыль. Одни опустились вниз, другие погрузились в глубины, третьи же пали в жерло Великой бездны . Во все стороны разлетелись осколки, и некому искать их в изгнании, некому собрать.
И где бы ни оказались изгнанные, вздыхают они и тоскуют по общему своему корню, по высшему величию.
И томятся искры святости в природе грубой и косной, в плену материального и телесного, хуже того — во зле и нечистоте, в безобразии и унижении.
И отчаянно взывают они к Г‑споду: «Избавь нас от плена нашего, от тяжести, греха и рассеяния». Ибо согрешил каждый из сосудов, сказал в сердце своем: «Я воцарюсь». И когда снизошли в мир Б‑жественные светá, их Б‑жественная сущность на мгновение будто сокрыла лик Свой, и мир и творения возомнили, что они — «нечто», и существуют сами по себе, и самостоятельны, и отделены от Б‑жественного, облачающегося в миры, и независимы от Б‑жественной сути, сокрытой в тайной силе Своей.
И в то мгновение, когда разделилось все, раскололось, распалось и расщепилось, — тоска невыносимая охватила каждую искру, утратившую сияние Б‑жественного лика и осознавшую свой грех. И неизбывно томятся они, жаждут спасения, ждут избавления…
А избавление их — в душе человеческой.
Во всем видит и постигает человек Б‑жественное, святость и красоту высочайшую, всеобъемлющую, абсолютное единство, охватывающее разделенное, распыленное и расколотое. Сквозь вселенское заблуждение — «нечто», за мороком, возведенным для отвода глаз, прозревает он этот мир, разрушает преграды и раздвигает занавесы, отделяющие его от Отца, то есть от Царя. И в это мгновение жизнь его — в Б‑жественном, и все, что видит и слышит, все, с чем сталкивается на пути своем, возводит он к высшему корню, к верховной Воле. И что бы ни встретилось ему, будь то человек или вещь, еда или одежда, будь оно предназначено для пользы или для радости, — со всего ниспадают покровы обыденности и сменяются облачением святости. И все это восходит из бездн и глубин, очищается от скверны и грубости и возносится превыше высей небесных.
Необходимо лишь постигать это разумением ясным — не только познавать миры, в которые облекается Б‑жественное, но различать присутствие Б‑жественного в каждой мелочи.
Следует знать, какие виды Б‑жественного света какому созданию присущи, и как сочетаются различные светá, и какими путями света нисходят с вершин, и как можно возвратить их в выси. И должно постичь особые духовные интенции, свойственные каждой вещи, каждому делу и каждому событию.
И если сосредоточит человек должным образом свои духовные интенции — что бы ни видел он и ни слышал, чего бы ни касался, что бы ни постигал, о чем бы ни размышлял и что бы ни делал, всегда будет он возносить низменное, очищать нечистое и возвышать грубое и косное.
И наоборот, если забывает человек, где его исток, и погружается в себя и думает, что он — «нечто», не только не становится он Избавителем мира, но гибель и разрушение приносит в него. Ибо не только искры святости, упавшие в глубины бездн, не вызволяет, но еще и новые искры низводит со светлых небес в глухие ущелья, на скользкие камни — в глубины клипот .
Наделен человек способностью к познанию и осмыслению мира, а также свободой выбора и поэтому, чего ни коснется — может вознести и воссоединить с Единым, а может и низвести, осквернить и еще дальше отдалить от корня предвечного, ввергнув в глубочайшие бездны, откуда нет возврата…
И низшие, и высшие миры подвластны сознанию человека. Он познает не только «нечто», не только грубое и чувственное, но и прекрасное, утонченное, возвышенное; мысль его воспаряет к небесам вышним и спускается в пропасти бездонные, ведь постигает он и Бину, Мать высшую , и Малхут, Мать низшую , и все сокровища духа, величия и славы. И когда человек выбирает недоброе, возгордясь в сердце своем, сказав в душе: «Я воцарюсь», или, поддавшись низменной страсти, животному влечению к грубому и нечистому, отделяет он и эти сокровища от Владыки мира, вносит раздор в святое и прекрасное, умаляет его, дробит на мелкие частицы или прячет за завесами телесными, нечистыми и грубыми, и погружаются искры святые в глубины скверны.
Таковы тайны «царей, которые умерли» , и двести восемьдесят восемь искр, и изгнание Шхины, и грех Древа познания, и грех поколения потопа, и грех поколения Вавилонской башни, и грех Израиля, и изгнание его — то есть всякий грех, всякая порча и всякое падение.
«Цари, которые умерли» : сосуды отделились от Истока своего и на миг забыли о Нем, едином и единственном. Преисполнились они ощущением власти — но не Б‑жественной, объемлющей все миры, а своей собственной — и пали со ступеней высоких, ибо «всякий нисходящий со ступени, на которой пребывал прежде, говорят о нем: “И умер…” (см. Шмот, 2:23)» .
Двести восемьдесят восемь искр : возжелал Высший Излучающий вывести все сотворенное из потенции в актуалию, чтобы все стало раскрытием Творения, доступным постижению и изображению, и для того создал Он в мире тень и свет. Тень восполняет и обнажает свет; лишь во тьме познается величие света. Свет — это сердцевина мира: святость, чистота, красота, любовь, благо, справедливость и многое‑многое другое. Тень — это клипа мира: нечистота, безобразие, ненависть, злоба, тяжесть и многое иное. И смешивается одно с другим в тысячах смешений, соединяется в тысячах соединений, превращается одно в другое в тысячах превращений, сближается в тысячах сближений; и все вместе образует шитье чудесное, славное творение Мастера Вселенского.
И возжелал Высший Излучающий, чтобы появился тот, кто сможет оценить искусство Его, тот, кто признает власть Его и зрит в око мира, — возжелал, чтобы рожден был человек. Каковы же будут дела человеческие? Чем займется он в чертогах мира? И сотворил Святой, благословен Он, добро и зло, красоту и безобразие — и бесконечную череду различий, противоположностей и противоречий. И сказал Он человеку: «Отдели зерна от плевел, а жемчуг от песка, благое и прекрасное — от дурного и безобразного, искры святости — от клипот, и в этом будет служение твое!»
И поэтому должны существовать клипот — и не завершится труд, пока не будут выбраны из них искры святости. А на чем основано их существование? Что удерживает их в пределах сотворенного? Кто питает их и животворит? Ведь «нет более, кроме Него» (Дварим, 4:35) и «нет у творений иной силы к существованию, кроме света Б‑жественного» . Что же поддерживает тех, чей удел быть Б‑жественному преградой и препоной? Как учит лурианская каббала, в процессе Творения двести восемьдесят восемь святых искр пали в глубины клипот, и эти‑то искры и есть основа существования и жизненной силы клипот, а иначе обратились бы клипот в «ничто». Но томятся отблески Б‑жественного света под игом сгустившейся тьмы и ждут, что избавит их человек.
Изгнание Шхины : слава Святого, благословен Он, — в высях, но Шхина Его правит мирами нижними. Что же вершит человек в злобе сердца своего? Овладевает он сокровищами мира и ввергает их в грязь. Наделен человек и душевным величием, и даром распознавать прекрасное, и стремлением к святости и красоте. Однако не возводит он красоту зримую к красоте сокрытой, не соединяет миры явные с мирами тайными, не сочетает Шхину (то есть Малхут — Б‑жественность явленную) с Избранником сердца ее (Святым, благословен Он, — величием тайным и блеском сокрытым). Наоборот, насильно разлучает он Шхину с Возлюбленным ее, лишь к чувственному и зримому направлены помыслы его. И что же — лишь мир внешний, телесный и вещный, разорванный и распыленный предстает взорам его. Предается он удовольствиям грубым, и изглаживаются из его памяти воспоминания о прекрасном, и кажется ему, что слепой случай правит вселенной и что нет в мире ничего, кроме бед и зла и наслаждений плоти. И так разрывает он в клочья великолепное одеяние Царское, и разбрасывает клочки в местах нечистых…
Грех Древа познания, грех поколения потопа, грех поколения Вавилонской башни — одно у всех грехов основание и общий корень. И молвят Б‑гу они: «Уйди от нас…» (Иов, 21:14) — вот источник и суть всякого греха. Первый человек согрешил познанием, поколение потопа — красотой (распутством), поколение Вавилонской башни — возвышением и величием (Берешит, 11:4: «Давайте построим себе город и башню, а вершина ее в небесах; и создадим себе имя»). Всякий грех рождается из гордыни, из ощущения собственной значимости, из жажды величия. Само по себе все это не зло; напротив, устремления эти возвышенны и драгоценны, в них тайна мира. Однако они должны быть пронизаны светом Г‑спода, соединены с корнем и основанием своим, возведены к чистому истоку своему. Нужно усилием мысли привести их в соответствие с истиной вечной, справедливостью вселенской и святостью всемирной. Но грешники обрубили насаждения, а из познания, красоты и величия сотворили идолов бессчетных. Понемногу отдаляясь вовсе от истока своего, позволяя грубости и вещественности овладеть собой, превратили они мир единения в мир разделения, красоту Б‑жественную — в наслаждение минутное и страдания вечные, силу — в разбой, а возвышенное — в злой умысел.
И обратилось все творение в пустыню жалкую и дикую, от Отца своего небесного отдаленную, горем объятую, полную мерзости, отвращения и скверны. Однако доброе и прекрасное в мире жаждет Б‑жественного, ждет освобождения и искупления. «Рыдают нижние воды: “Хотим пребывать пред ликом Царя”» — и рыдают с ними величие и красота разума человеческого, и простирают руки, и молят об Избавителе…
И потому безмерно тяжело служение избранных, служение избавителей — тех, чье сердце горюет горем всего творения и чей взор объемлет мир в падении его и низости, тех, чьего слуха достигают стенания изгнанников, кто ощущает их томление и тоску, внемлет их молитвам об избавлении. И чем дальше, тем насущнее и важнее их служение, ибо не только само творение, не только двести восемьдесят восемь искр, разбиение сосудов и пленение Шхины нуждаются в исправлении, но и грех каждого поколения; ибо возведено к истоку и возвышено должно быть все, что унизили и осквернили сыны человеческие в слепоте и злобе сердца своего.
Владыка мира «думает о том, чтобы не был отторгнут от Него отверженный» (см.: Шмуэль II, 14:14) и предуготавливает каждому человеку‑избавителю встречу с тем, что родственно его душе, с тем, что ждет от него избавления. И потому живет каждый человек‑избавитель в своем собственном мире и видит лишь то, что ему одному следует видеть, и чувствует лишь то, что ему одному следует чувствовать. И каждый человек‑избавитель занимает свою собственную ступень. И если покусится на ступень другого человека — не преуспеет в деяниях своих. Но, если держится он ступени, ему одному предназначенной, — весь мир внешний, все «нечто», окружающее его, являет себя ему одному, и будто для него одного возникает заново, и спешит предстать перед ним в надежде на исправление…
«Искры повсюду: во всякой пище человеческой, и в одежде, и в жилище, и в заботах повседневных — и для возношения искр все это и дано, как говорил Бааль‑Шем‑Тов и повторяли ученики его. В этом тайна сказанного: “Во всех путях твоих познавай Его” (Мишлей, 3:6) — то есть соединяй и возноси искры души своей, искры Шхины, — и так таинство “вод женских” споспешествует высшему соитию» .
«Во всем, что вкушает человек, во всякой еде и во всяком питье, заключены искры, которые он должен вызволить. И воистину все вещи, которые служат человеку, — сокровенные сыновья его» .
«“Г‑сподь утверждает шаги человека, если путь его угоден Ему” (Теилим, 37:23) — то есть Сам Он “утверждает шаги человека”, ибо “угодно Ему” вести человека именно по этому пути. Человеку же “путь его угоден”, потому что следует он этим путем ради собственной надобности, однако воистину все пути — от Святого, благословен Он» .
«Всякий путь, которым следует человек, намеренно пролегает так, чтобы человек смог собрать родственные ему искры. А искры эти ожидают прихода праведника, чья душа от того же корня, дабы воссоединиться с ним (праведником) и вознестись к вершинам» .
«И сам путь желает, чтобы проходил по нему праведник и выбирал родственные ему искры, рассеянные в неживой природе, — то есть в земле» .
«“Лучше человеку не быть сотворенным, нежели быть сотворенным” — так зачем же он сотворен? Это подобно царю, который потерял драгоценный камень в безднах морских и послал за ним сыновей своих. А было у царя три сына. Подумал первый сын, что изгнал его отец от лица своего, и остался на чужбине. Второй же собирался вернуться к отцу, но так и не вернулся. И лишь третий поверил, что послан по делу великой важности, и стал искать драгоценный камень, и нашел, и возвратил отцу своему с великой радостью…
Есть люди, тонущие в суете мирской, как “в безднах морских”, — этим лучше бы не быть сотворенными. А есть и такие, что более всего желают вернуться к истоку — к Отцу своему, и всячески блюдут себя, дабы, не дай Б‑г, не преступить закон и сподобиться вернуться к Отцу своему, Которого оставили когда‑то. Но есть иные — те, кто в трудах великих ищет и находит драгоценный камень, и возносит святые искры в выси, и сочетает святые имена — и ради них сотворен мир» .
«Человек — это малый мир , и все миры и творения в нем заключаются, восходят и нисходят. И когда возвышается он и приникает к Творцу, благословен Он, возвышаются и они вместе с ним. И наоборот, как сказано: “Возносится ввысь дух сынов человеческих, а дух животных нисходит вниз, в землю”» (см.: Коелет, 3:21) .
«В каждом творении этого мира пребывает искра святости, излученная речением Святого, благословен Он, и оживляющая это творение. Таков вкус еды на устах, ведь когда человек ест, жизненная сила, облаченная в пищу — то есть искра святости, — проникает в него и объединяется с жизненной силой самого человека, и прибавляется в нем силы и жизненности. И если верит человек верой истинной и неослабной, что пища эта духовна, что в нее облачена Б‑жественность Святого, благословен Он; и если обращает он сердце свое и помыслы к сокровенному, приникая душою и мыслью к той жизненной силе, что возросла в нем благодаря искре святости, проникшей в него; если приникает он к Корню, излучающему жизненность, — то эту искру святости, поверженную и изгнанную от Творца благословенного, возносит он ввысь. И радуется Святой, благословен Он, радостью великой, ибо смысл человеческого служения в том и состоит, чтобы поверженные искры, падшие в клипот, приблизить к святости» .
«Как пчела обращает пищу на устах своих в мед, так и человек может вознести пищу к сиянию Шхины, обратить наслаждение телесное в наслаждение духовное. И способен человек настолько освятить себя, что вся пища его сделается сиянием Шхины, от которого вкушают ангелы в мире высшем»
.