Три голоса иудаизма. Недельная глава «Кдошим»
В главе 19 книги Ваикра, открывающей наш недельный раздел, этика Торы сформулирована с предельной ясностью. В главе идет речь о праведности, добре и о священном. Она содержит некоторые из величайших нравственных заповедей иудаизма: «Люби ближнего, как самого себя». А также: «Пусть переселенец, живущий среди вас, будет для вас как коренной житель. Люби его, как самого себя, ибо и вы были переселенцами в земле Египетской».
Но в то же время глава чрезвычайно странная. В ней также наличествует хаотично пестрый — как это выглядит — набор заповедей, многие из которых никак не связаны с этикой и довольно слабо — с понятием священного: «Животных разных видов не скрещивай, не засевай своего поля зерном разных сортов, не надевай одежду из смешанной — шерстяной и льняной — ткани» (Ваикра, 19:19). «Не ешьте с кровью. Не ворожите и не гадайте. Не остригайте [волосы вокруг] головы по краям. Не порти край своей бороды» (Ваикра, 19:26–28).
И так далее и тому подобное. Какое отношение все это имеет к праведности, добру и священному?
Чтобы постичь это, мы должны напрячь свой ум и осмыслить уникальный — ничего подобного мы нигде не встречаем — взгляд Торы на нравственность, общество и духовную жизнь.
На Западе было много попыток сформулировать систему нравственных принципов. Некоторые ставили во главу угла здравомыслие, другие — такие эмоции, как сочувствие и сопереживание. Для иных стержневым принципом было служение государству, для других — нравственный долг, для третьих — наибольшее счастье для наибольшего числа людей. Все это разновидности понимания нравственности как простой системы.
Иудаизм же уверяет, что нравственность устроена крайне сложно. Вести высоконравственную жизнь нелегко. Иногда узы долга или узы верности запутываются в противоречивый клубок. Порой рассудок советует нам одно, а эмоции — другое. А на основополагающем уровне иудаизм выявил три различных вида нравственного чувства, и каждому из них свойственен свой голос и свой лексикон.
Перечислим их: 1) этика царя, 2) этика священника, 3) в фундаментальном понимании этика пророка.
Ирмеяу и Йехезкель говорят об этих разных видах нравственного чувства так: «Чтоб закон [Тора] не пропал у священников, совет [эца] — у мудрецов [хахам], а слово [давар] — у пророков» (Ирмеяу, 18:18). «(Тщетно) станут испрашивать видения [хазон] у пророка, а учение [Торы] иссякнет у священника и совет [эца] у старейшин» (Йехезкель, 7:26).
Священники мыслят, исходя из Торы. Пророки обладают «словом» или «видением». У старейшин и мудрецов есть эца. Что все это означает?
В иудаизме цари и царские дворы ассоциируются с мудростью («хохма», «эца», а также их синонимы). Несколько книг Танаха, особенно Мишлей и Коэлет, представляют собой книги «мудрости», высшим образцом которой был царь Шломо. В иудаизме мудрость — форма знания, а книги мудрости ближе, чем остальные части Еврейской Библии, к литературе других древних культур Ближнего Востока и трудам эллинистических мудрецов. Они пронизаны практичностью и прагматизмом, опираются на жизненный опыт и наблюдения, полны рассудительности и осмотрительности. Это учебник спокойной, безопасной жизни, жизни без излишеств и крайностей, протекающей почти без драм и глубоких преобразований. В них звучит голос мудрости — лучшее качество царей.
У пророка голос совсем иной: страстный, красноречивый, он с пылом радикала критикует злоупотребления властью и хищническую погоню за наживой. Пророк говорит от имени народа: бедняков, угнетенных, оскорбленных. Пророк мыслит нравственную жизнь, исходя из взаимоотношений Б‑га с человечеством и взаимоотношений между людьми. Ключевые слова для пророка — «цедек» (справедливое распределение благ), «мишпат» (справедливый суд, карающий за преступления), «хесед» (любящая доброта) и «рахамим» (милосердие, сострадание). Пророк обладает эмоциональным интеллектом, даром сочувствия и сопереживания, сострадает мытарствам одиноких и угнетенных. В речах пророка никогда не говорится об отвлеченных понятиях. Пророк не мыслит универсалистскими категориями. Он откликается на то, что происходит здесь и сейчас, в конкретную эпоху и в конкретных местах. Священник слышит Б‑жье слово, адресованное всем временам и эпохам. Пророк слышит Б‑жье слово, адресованное его эпохе.
Своя, особая этика у священника и священства. Ключевые задачи священника — леавдил (распознавать, различать, отделять одно от другого) и леорот (давать людям указания о законе как обобщенные — в качестве учителя, так и по конкретным делам — в качестве судьи). Для священника ключевые слова — «кодеш» и «хол» (священный и мирской), «тамей» и «таор» (нечистый и чистый).
Важнейший фрагмент, в котором Тора говорит с нами голосом священника, — первая глава Берешит, повествование о сотворении. Здесь глагол «леавдил» (отделять) — тоже один из ключевых, он употреблен пять раз. Б‑г отделяет свет от тьмы, верхние воды от нижних, день от ночи. Есть еще два ключевых слова. Это «благословлять»: Б‑г благословляет животных, человечество и седьмой день. И «освящать» (кадеш): в конце сотворения вселенной Б‑г освящает шабат. В остальных фрагментах Торы глагол «леавдил» и корень «кадош» употребляются преимущественно в контексте священства; а именно священники благословляют людей.
Задача священника, как и задача Б‑га при сотворении мира, — создать из хаоса порядок. Священник устанавливает границы и во времени, и в пространстве. Существуют священные промежутки времени и священные места, причем каждый промежуток времени и каждое место обладают своей целостной сутью, занимают свое положение в великом плане бытия. Если же коэн протестует, то против размывания границ, которое весьма распространено в языческих религиях: между божествами и людьми, между жизнью и смертью, между полами и т. п. С точки зрения коэна, грех — это поступок, совершенный в неположенном месте, а карой за грех будет изгнание, выдворение с места, положенного тебе по праву. С точки зрения коэна, идеальное общество такое, где все элементы занимают свои положенные места, причем коэн особенно чутко относится к переселенцу — человеку, не имеющему своего места.
Итак, странный набор заповедей в «Кдошим» оказывается на поверку ничуть не странным. В кодексе священного любовь и справедливость рассматриваются как часть всеобъемлющей концепции упорядоченной вселенной, где у каждой вещи, человека и поступка свое положенное место, а угроза этому порядку возникает, если нарушена граница между разными видами животных, злаков, тканей; или если люди нарочно наносят себе порезы ; или если люди, чтобы поддержать в себе жизнь, употребляют кровь — символ смерти.
Нам, живущим на секулярном Западе, хорошо знаком голос мудрости. Он роднит книги Мишлей и Коэлет с трудами великих мудрецов, от Аристотеля до Марка Аврелия и Монтеня. Голос пророков и звучащая в нем «почти фанатичная любовь к справедливости», как выразился Эйнштейн, нам тоже знакомы. Но нам не слишком хорошо знакома священническая концепция нравственности. А она гласит: есть порядок в природе, который изучает наука, а есть нравственный порядок, призванный не допускать смешения того, что разделено, и охранять границы, так как они обеспечивают целостность мира, который Б‑г сотворил и семь раз объявил хорошим.
В иудаизме голос священника не оттеснен на задворки. Он играет центральную роль. Это голос первой главы Торы. Это голос, объявивший, что призвание евреев — быть «царством священников и святым народом». Он задает тон в книге Ваикра — центральной книге Торы. И хотя в агаде продолжает жить дух пророков, в алахе преобладает голос священника. И даже название «Тора» происходит из священнического лексикона, от глагола «леорот».
Возможно, одно из ключевых открытий современной эпохи — концепция экологии — поможет нам лучше усвоить священническое видение мира и его кодекс священного. В обоих случаях под этикой понимают не только мудрость, которая мила практичным людям, не только справедливость, которая мила пророкам, но и уважение к основополагающему устройству, сакральной онтологии бытия. Упорядоченная вселенная — это вселенная высоконравственная, мир, живущий в ладу с собой и своим Создателем.