Недельная глава «Насо». Благословение любви
Признаюсь, я испытываю приятный трепет всякий раз, когда читаю эти слова:
«Г‑сподь сказал Моше: “Передай Аарону и его сыновьям:
‘Благословляйте сынов Израиля так:
Да благословит тебя Г‑сподь и сохранит тебя!
Да озарит тебя Г‑сподь [сиянием] Своего лица и помилует тебя!
Да обратит к тебе Г‑сподь Свое лицо и даст тебе мир!’
Пусть они возложат Мое имя на сынов Израиля, и Я благословлю их”» (Бемидбар, 6:23–27).
Это одна из древнейших словесных формул благословения, используемых непрерывно на протяжении истории человечества. Каждый день мы читаем ее наизусть в начале утреннего богослужения. Некоторые произносят ее по вечерам, перед отходом ко сну. Мы используем ее для благословления своих детей вечером в пятницу. Она часто используется для благословления жениха и невесты на свадьбах. Неевреи тоже широко используют ее. Ее простота, ее кумулятивная структура: три слова, пять слов, семь слов, ее движение по восходящей: от защиты к милости, от милости к миру — все это делает ее миниатюрной драгоценностью среди молитв, блеск которой не померк за три с лишним тысячелетия с тех пор, когда она была сформулирована.
В прошлые годы я писал о смысле благословений. На сей раз я задаю три иных вопроса. Во‑первых, почему для них избраны священники? Почему не пророки, не цари, не мудрецы или не святые?
Во‑вторых, почему избрана уникальная форма биркат а‑мицва — благословения, совершаемого священниками над заповедью благословлять народ? Это благословение гласит: «освятивший нас святостью Аарона и повелевший благословлять народ Израиля с любовью» . Ни в одном другом благословении над какой‑либо другой заповедью не установлено, что его надлежит совершать с любовью.
В Талмуде есть спор о том, должен ли человек при выполнении заповедей иметь правильное намерение — кавану — или достаточно самого акта выполнения заповеди. Но намерение и мотив — разные вещи. Намерение всего лишь значит, что я выполняю заповедь, потому что это заповедь. Я действую осознанно, преднамеренно, обдуманно, подчиняясь Г‑сподней воле. Это не имеет ничего общего с такой эмоцией, как любовь. Почему именно эта заповедь и ни одна из других требует любви?
В‑третьих, зачем вообще поручать людям благословение народа? Г‑сподь — вот Кто благословляет человечество и Его народ, Израиль. Он не нуждается в людях‑посредниках. Именно это и сказано в нашем отрывке: «Пусть они возложат Мое имя на сынов Израиля, и Я благословлю их».
«Сефер а‑хинух» , отвечая на первый вопрос, просто замечает, что священники были священной группой в составе народа. Они совершали богослужения в Доме Б‑га. Они проводили всю свою жизнь в служении Б‑гу. Труд всей их жизни был священным. И их обитель — тоже. Они были хранителями святости. Следовательно, они были самыми очевидными кандидатами на совершение священного обряда, через который на народ нисходят Б‑жьи благословения.
Рабби Аарон Валкин в предисловии к своей «Маца Аарон» выдвинул более прозаичное объяснение. Священники не имели своей доли земли. Единственным источником их дохода были матанот кеуна, «дары священникам», — то, что по праву причиталось им в качестве приношений от всего народа. Следовательно, они были заинтересованы в благоденствии народа — ведь оно означало, что и они сами будут благоденствовать. Они благословляли народ от всего сердца, стремясь к благу для народа, так как это пошло бы во благо им самим.
Рабби Авраам Гафни предложил третье объяснение . Мы читаем, что при освящении Шатра Встречи «Аарон простер руки к народу, благословляя его» (Ваикра, 9:22). Раши говорит, что благословение, которое он дал народу в том случае, и впрямь было священническим благословением, установленным в нашей паршат. Однако Рамбан предполагает, что благословение, которое совершил Аарон, могло быть спонтанным поступком, и, поскольку Аарон проявил такую душевную щедрость, Б‑г вознаградил его, повелев, что в будущем именно его потомки будут благословлять Израиль.
А как же тогда понимать упоминание о любви в благословении? Есть два разных истолкования: согласно первому, это относится к священникам, согласно второму, это относится к Б‑гу.
При втором истолковании порядок слов в благословении меняется на противоположный, и его прочитывают не как «повелевший нам благословлять народ Израиля с любовью», а как «с любовью повелевший нам благословлять народ Израиля». То есть в благословении говорится о любви Б‑га, а не о любви священников. Поскольку Б‑г любит Свой народ, Он повелевает священникам благословлять его .
Первое истолкование, более правдоподобное в грамматическом отношении, гласит, что это священники обязаны ощущать любовь. На этом основано утверждение в «Зоаре»: «Священник, который не любит народ, или священник, которого не любит народ, не должен благословлять»
. Мы можем благословлять только то, что мы любим. Вспомните, как слепой и состарившийся Ицхак сказал Эсаву: «Приготовь мне яство, как я люблю. Принеси его мне, и я поем, чтобы я смог благословить тебя перед своей смертью» (Берешит, 27:4). Вне зависимости от того, с чем мы имеем дело — с любовью Ицхака к этой еде или с тем, как происходящее характеризует самого Эсава (а именно демонстрирует, что Эсав настолько дорожит отцом, что раздобыл его любимую еду), — Ицхаку требовалось присутствие любви для того, чтобы он смог благословить сына.
Но почему же именно в благословении над этой мицвой и ни в одном другом установлено, что его нужно совершать с любовью? Потому что во всех остальных случаях маасе мицва — акт, представляющий собой выполнение заповеди, — совершается кем‑то, кто действует сам. И только в случае священнических благословений священник — всего лишь махшир мицва: инструмент, посредством которого что‑то делается, а не тот, кто это делает. Тот, кто делает это, — Сам Б‑г: «Пусть они возложат Мое имя на сынов Израиля, и Я благословлю их». Коаним — всего лишь каналы, по которым поступают Б‑жьи благословения.
Это означает, что они должны быть бескорыстны, когда произносят благословения. Мы впускаем Б‑га в мир и внутрь себя лишь в той мере, в какой забываем о себе и сосредоточенно думаем о других . Это и есть любовь. Мы видим это в отрывке, где Яаков, влюбившись в Рахель, принимает условие Лавана — соглашается работать на него семь лет. Мы читаем: «Яаков работал [на него] за Рахель семь лет, но они показались ему считанными днями — так он любил ее» (Берешит, 29:20). Комментаторы задают очевидный вопрос: именно потому, что он любил ее так сильно, семь лет должны были показаться ему целым столетием. Ответ столь же очевиден: он думал о ней, а не о себе. В его любви не было ни толики себялюбия. Он сосредоточивался на присутствии Рахели, а не на своем нетерпеливом желании.
Впрочем, всему этому, возможно, существует альтернативное объяснение. Оно, как я разъяснил в выпуске «Covenant and Conversation», посвященном «Ахарей (мот)» — «Кдошим», связано с этикой характера.
Ключевой текст об этике святости — Ваикра, 19: «Будьте святы, ибо свят Я, Г‑сподь, ваш Б‑г!» Именно эта глава учит двум великим заповедям любви между людьми — любви к ближнему и любви к пришельцу. Этика святости, которой учат священники, — этика любви. Несомненно, на этом основано изречение Гилеля: «Учись у Аарона: цени мир и стремись к миру, люби людей и приближай их к Торе» .
Эта этика — элемент четкого представления о священнике, изложенного в Берешит, 1, где мир рассматривается как творение Б‑га, а человек — как образ и подобие Б‑жие. Собственно, наше существование и существование вселенной — результат Б‑жьей любви.
Благословляя народ, священники показывали ему, что такое любовь к ближнему. Вот определение Рамбама на предмет того, что значит «возлюбить ближнего, как самого себя»: «…пусть [каждый] отзывается о людях хорошо и заботится об их имуществе, как заботился бы о своем и как хотел бы уважения к себе» . Совершение благословения над народом указывало, что вы стремитесь к благу для народа, а стремиться к благу для народа — это и значит любить народ.
Следовательно, коаним подавали народу пример этим публичным проявлением любви — или того, что мы сегодня назвали бы заботой об «общем благе». Тем самым они поощряли существование общества, где каждый стремился к благоденствию всех — а такое общество благословенно, потому что узы, связывающие его членов, прочны и люди ставят интересы народа в целом выше своей личной выгоды. Такое общество благословлено Б‑гом, а эгоистичное общество не благословлено Им и не может быть Им благословлено. Ни одно эгоистичное общество не продержалось долго.
Отсюда следуют наши ответы на поставленные выше вопросы. Почему именно коаним? Потому что их этика делала упор на любви — любви к ближнему и к чужестранцу, — а прежде чем мы сможем благословлять, нам нужна любовь. В благословении над заповедью упомянута любовь, потому что благословения входят в мир именно через любовь. А зачем поручать акт благословения людям — почему Б‑г не совершает это Сам? Потому что коаним должны были стать образцом для подражания — показывать людям, как надо заботиться о благоденствии других. Полагаю, «Биркат коаним» содержит жизненно важную мысль, адресованную нам сегодня: общество, члены которого стремятся к благоденствию друг друга, священно и благословенно.
Вопросы (за шабатним столом)
1. В чем, по-вашему, сила древних слов этого священнического благословения?
2. Почему для того, чтобы давать священническое благословение именем Б-га, священники должны любить?
3. Можете ли вы увидеть в сегодняшнем обществе такую ценность, как забота о благоденствии других людей? Где вы ее видите?
Двар Тора. Насо: Эпоха горечи
Уроки Торы I. Насо
