Сейчас, когда мы приступаем к чтению пятой, завершающей книги Торы, мне хотелось бы поднять три вопроса.

Первый: чем объясняется композиция книги Дварим, где историческая хроника соседствует с законами, а воспоминания — с предвидением дальнейших событий?

Мудрецы Талмуда знали, что у Дварим четкая композиция. К другим частям Торы некоторые законоучители Талмуда применяли принцип «смихут а‑паршийот». Он гласит, что мы можем извлечь что‑то поучительное из того факта, что фрагмент Y следует сразу за фрагментом X. Но не все применяли этот принцип, поскольку существует правило «эйн мукдам умеухар ба‑Тора», означающее, что Тора не всегда следует строгой хронологии. Иначе говоря, мы не всегда можем приписывать какое‑то значение тому факту, что отрывки расположены именно в таком порядке. Однако все единодушно полагают, что в книге Дварим последовательность фрагментов и композиция совершенно четкие (Брахот, 21б). Но по каким принципам выстроена эта последовательность?

Перейдем ко второму вопросу. Книгу Дварим мудрецы Талмуда первоначально называли «Мишне Тора» («второй закон»). Вот почему на латыни она называется Deuteronomy («Второзаконие»). Но в каком смысле Дварим — это второй закон? Некоторые законы, изложенные Моше в этой книге, содержатся и в предыдущих частях Торы, а иные — нет. Что это, повторение законов, которые Моше получил на Синае и в Шатре Встречи? Или что‑то новое? Что, собственно, означают тут слова «Мишне Тора»?

Третий вопрос: почему эта книга помещена именно здесь? Это речи, которые в последний месяц своей жизни Моше обращал к поколению, которое перейдет Иордан и войдет в Землю обетованную. Тогда почему их вообще включили в Тору?

Если Тора — книга об истории, нам следовало бы перейти от конца книги Бемидбар, прибытия сынов Израиля на берега Иордана, прямо к книге Йеошуа, когда сыны Израиля переходят реку и приступают к завоеванию страны. Если же Тора — книга законов, то в Дварим должен быть только свод законов, без всех этих воспоминаний и пророчеств об исторических событиях.

Так что же собой представляет книга Дварим и в чем ее значение для Торы?

Новый свет на все эти вопросы пролили несколько сравнительно недавних археологических открытий. А именно высеченные в камне древние договоры между соседними державами. Я имею в виду надпись на Стеле коршунов, увековечивающей победу Эанатума, правителя Лагаша (Южная Месопотамия), над жителями Уммы, и договор Нарам‑Сина, царя Киша и Аккада, с правителем Элама. Оба памятника датируются III тысячелетием до н. э., то есть были созданы еще до эпохи Авраама.

Договоры подразделяются на два типа. Соглашения сторон, примерно равных по могуществу, называются «паритетными договорами». А договоры сильной стороны («сверхдержавы» в современном понимании) с более слабой называют «договорами о сюзеренитете», причем под «сюзереном» подразумевается держава, доминирующая в данном регионе.

Разумеется, договор также называют словом «брит» («завет», «союз»), и теперь мы понимаем значимость тех договоров для постижения иудаизма.

На Ближнем Востоке в древности завет был базовой моделью договоров, заключаемых между соседними державами. Например, Авраам заключает в Беэр‑Шеве брит с Авимелехом, царем Грара (Берешит, 21:27–32). Ицхак тоже заключает брит (Берешит, 26:28). И Яаков заключает брит с Лаваном (Берешит, 31:44–54).

Но вновь открытые договоры знакомят нас с композицией древних заветов. Они состояли из шести частей.

Вначале преамбула, в которой указывалось, кто первым предложил заключить завет, — имя человека или название державы. 2. Далее исторический пролог, где описывалась история отношений между двумя сторонами завета. 3. Далее условия завета, часто изложенные в двух формах: а) общие принципы, б) детальные условия. 4. Далее шло положение о хранении завета в священном месте и регулярном зачитывании его вслух. 5. Далее излагались меры, имеющие отношение к завету, а именно благословения, которые будут ниспосланы при соблюдении завета, и проклятия, которые обрушатся на стороны, если он будет нарушен. 6. Наконец, в завершение, заявление свидетелей соглашения — а свидетелями обычно выступали божества народов, участвующих в завете.

Собственно, вся книга Дварим строится как пространный завет, именно по этой модели. Вот как она устроена.

Иначе говоря, книга Дварим (за исключением песни Моше и благословения колен, которыми завершаются и книга, и жизнь Моше) представляет собой завет монументального масштаба.

Теперь нам по‑настоящему открывается необычайный характер этой книги. В ней взята древняя политическая модель документа, но использована в абсолютно новых целях.

Уникальность завета в иудаизме состоит, во‑первых, в том, что одна из сторон договора — Сам Б‑г. Соседям Израиля это показалось бы непонятным, да и сегодня выглядит необычайно. Идея, что Б‑г может связать Себя договором с людьми, соединив их судьбу со Своей, сделав их Своими посланниками, Своими «свидетелями» в мире, до сих пор выглядит радикальной и умопомрачительной.

Во‑вторых, другой стороной завета становится не царь или правитель соответствующей нации, как полагалось в Древнем мире, а народ в целом. Всякий из детей Израиля, как мы видели в Шмот, 19 и 24, а также во всей книге Дварим, является стороной завета и несет вместе со всем народом ответственность за его соблюдение.

Из этого вытекает принцип «коль Исраэль аревин зе лазе» («все евреи ответственны друг за друга»), а также гораздо более позднее понятие «мы, народ» в США. Это преобразование означало, что все евреи и еврейки были обязаны знать закон и обучать ему своих детей. Все евреи и еврейки были обязаны знать историю своего народа и рассказывать ее на Песах и при приношении первых плодов в Иерусалим.

Эта политика завета — уникальная форма политической структуры, основанная не на иерархии власти, а на общем чувстве своей истории и предназначения. Это политика нравственного воспитания, направленная на строительство справедливого и милосердного общества, где уважают достоинство всех людей, особенно угнетенных, бедных, обездоленных и маргиналов — вдовы, сироты и переселенца.

Теперь нам ясно, что представляет собой композиция книги. Она четко следует структуре древних договоров о сюзеренитете между сильным (в данном случае Б‑гом) и слабым (сынами Израиля). В сфере политики такие договоры были хорошо известны в Древнем мире, но в сфере религии он уникален. Ибо он означает, что Б‑г взял целый народ к Себе в «соработники в деле творения», показав всему человечеству, что значит построить общество, где уважают каждого человека, видя в нем образ Б‑га.

Теперь мы можем понять, что означают в этом контексте слова «Мишне Тора». Они означают, что эта книга — «экземпляр» завета между Б‑гом и народом, заключенного на Синае, возобновленного на берегу Иордана и возобновлявшегося вновь и вновь в переломные моменты еврейской истории. Этот письменный договор — документ о соглашении, точно так же, как и ктуба — письменный договор, где изложены обязательства, взятые на себя мужем перед женой.

Также нам теперь становится ясно, какое место Дварим занимает в Танахе. Это ось вращения всей еврейской истории. Если бы у поколения, вышедшего из Египта, достало веры и мужества вступить в Обетованную землю, поворотным моментом всей еврейской истории было бы откровение на Синае. Но в действительности эпизод с разведчиками обнажил тот факт, что этому поколению недоставало силы духа для вступления в страну. Поэтому критический момент наступил по мере взросления следующего поколения, когда Моше на закате своей жизни возобновил с ними завет, указав, что при этом условии они унаследуют Землю обетованную.

К этому моменту подводят четыре предшествующие книги Торы, а все остальные книги Танаха служат комментарием к нему — рассказывают, как с течением времени пророчество сбылось.

Дварим — это книга завета, ядро еврейской теологии. Начинание, сформулированное в этой книге, уникально. Поставлена смелая задача построить общество, которое исправит нравы своих граждан, будет вдохновлять других и станет примером для подражания, демонстрируя, чего удалось бы достичь, если бы все человечество поклонялось единому Б‑гу, который создал всех нас по Своему образу.