«Эту страну ты увидишь издали»: Хаим Вейцман в мае 1948 года
27 ноября исполняется 150 лет со дня рождения первого президента Израиля Хаима Вейцмана
Материал любезно предоставлен Jewish Review of Books
5 ияра 5708 года, в пятницу 14 мая 1948 года, в 16 часов по тель‑авивскому времени, то есть в 9 утра по нью‑йоркскому, Временный государственный совет собрался в Тель‑Авивском музее изобразительных искусств, чтобы объявить: независимое еврейское государство возникнет, после чего Совет преобразуется во Временное правительство Израиля. Семидесятичетырехлетний Хаим Вейцман, хронически больной, на пределе физических и психических сил, услышал эту новость в своем затемненном (он страдал светобоязнью) номере в отеле «Уолдорф‑Астория». Вейцман лежал пластом, отвернувшись к стене. Казалось, свалился, только что пробежав марафон. Вошла его жена Вера. «В Палестине провозгласили еврейское государство, — сказала она мужу. — Назвали “Израиль”. Я бы предпочла “Иудея”». Молчание. Вейцман обернулся к жене. Та стояла, заглядывая в его глаза, дожидаясь, пока он заговорит. Первое, что он сказал: «Позови Риву». Вошла на цыпочках Рива Зив, его нью‑йоркская секретарша.
Вейцман, по‑прежнему лежа пластом, продиктовал Риве письмо без единой заминки, без единой поправки, как если бы текст вызрел в его голове давным‑давно. То было лаконичное обращение к мужчинам и женщинам, которые в тот миг в Тель‑Авиве пересекали финишную черту долгой эстафеты еврейской истории и куда более короткого, но многотрудного состязания, выпавшего на долю сионизма. Вейцман напомнил о двух тысячах лет, проведенных еврейским народом в изгнании, похвалил будущее временное правительство и вызвался быть ему полезным. Главным образом он обращался к гражданам государства, которое родилось на следующий день, особенно к тем, кто жил в поселениях трудящихся . Кроме того, он выразил признательность Великобритании и британскому мандату за образ будущего на начальном этапе (подразумевая Декларацию Бальфура и свою роль в ее подготовке), а также поблагодарил ООН и страны, проголосовавшие за резолюцию о разделе Палестины. Но всего примечательнее были упования Вейцмана на создание либерально‑демократического государства, гармоничное сосуществование всех граждан новообразованной страны, евреев и арабов, на установление мира с соседями Израиля. Когда Вейцман диктовал Зив это послание, он еще не читал текста декларации, свежеобнародованной Бен‑Гурионом в Тель‑Авиве, но его настрой и то, что выражено в Декларации независимости Израиля, поразительно похожи.
Подробности событий разнеслись по телеграфным линиям и вскоре попали в прессу. В телеграмме, адресованной правительству и гражданам Израиля, Вейцман заявил: «Возрожденное израильское государство — это первые исторические бикурим [первые плоды] более чем восемнадцать столетий спустя». Посетители, букеты цветов, телефонные звонки, поздравительные телеграммы — просто лавина. А с лица Вейцмана не сходило непроницаемое выражение. По словам Веры, ее муж выглядел «изнеможденным». В Декларации независимости упоминалось и о Герцле, и о Первом сионистском конгрессе, и о Декларации Бальфура — но не о Вейцмане. Он огорчился, не обнаружив своего имени там, где оно, по его мнению, заслуживало упоминания. Несколько месяцев спустя, когда состоялось официальное подписание Декларации независимости, Вейцман и другие сетовали, что его не попросили добавить в список свое имя. Но в момент обнародования декларации Вейцману хотелось лишь одного — чтобы его роль в истории признали. А пока он принял очередную таблетку обезболивающего, попросил чаю и пожаловался жене на судьбу.
В ступоре болезни он совершенно потерял счет времени, пока в шесть вечера не пришла каблограмма от президента Трумэна. Послание Трумэна подействовало лучше всех лекарств. В нем сообщалось, что США признают де‑факто государство, только что возникшее в одной из частей Палестины. Вейцман пробудился от забытья и велел сообщить прессе краткое содержание письма, которое он отправил американскому президенту днем раньше, сделав упор на своих требованиях признать еврейское государство и отменить американское эмбарго, запрещавшее поставлять оружие на Ближний Восток. Вейцман вернулся в игру.
В субботу гостиничный служащий преподнес ему на серебряном блюде какой‑то конверт. Вера вскрыла конверт, достала из него телеграмму. Буквы латинские, но текст на иврите. Прочесть его Хаим не мог из‑за слабого зрения, но кое‑как различил подписи отправителей — людей видных, среди которых были его сотоварищи и соперники: Бен‑Гурион, Шпринцак, Каплан, Ремез, Шерток и Голда Мейерсон. Позвали Джозефа Коуэна , чтобы он прочел телеграмму. В ней говорилось: «Поздравляем вас с основанием Еврейского государства». Затем следовала фраза, которой Вейцман ждал с ненасытной жаждой: «Никто из тех, кто сегодня все еще с нами, не сделал для этого больше, чем вы. Ваша позиция и содействие на этом этапе борьбы воодушевляли всех нас». В заключение они написали: «С нетерпением ждем дня, когда нам выпадет честь видеть вас главой государства в мирное время. Да увидим мы, как вы приходите от силы в силу» . На лицо Вейцмана вмиг вернулся здоровый румянец.
Но праздновать Хаим и Вера не стали. Не спешили раскрывать двери перед посетителями. Вера тщательно фильтровала толпу в коридоре, допуская в гостиную их многокомнатного номера лишь немногих избранных, а в спальню Вейцмана — ни единого человека. На следующий день, 16 мая, в полдесятого вечера, от корреспондента Associated Press, позвонившего администратору отеля, поступила новость, что Вейцман избран президентом Временного государственного совета. Корреспондент попросил, чтобы доктор Вейцман сделал заявление. Вера велела ему перезвонить попозже, когда придет политический советник Вейцмана. Положила трубку, подошла к кровати Хаима, сказала: «Поздравляю». «С чем?» — спросил он. «Ты — первый президент Израиля», — ответила она.
Он перебрал в уме уже подмеченные, хоть и смутные предвестья того, что сотоварищи не обойдут его назначением. После телеграммы руководителей МАПАЙ и известия о своем избрании Вейцман настолько уверился, что его намереваются восстановить на естественном для него руководящем посту, что воспрял духом. В тот же вечер Вейцман впервые произнес название «Израиль». Ему не спалось. В полседьмого вечера они с Верой заказали шампанское и позвали Коуэна, Джозефа Линтона и Абу Эвена , а также сестру Веры Рахель с мужем Йосефом Блуменфельдом, оказавшихся тогда в Нью‑Йорке. Выпили за Государство Израиль и его первого президента.
Над отелем, где жил Вейцман, подняли флаг нового государства. В Вашингтоне и Нью‑Йорке все именовали Хаима «президентом Вейцманом». Никого не смущало, что пока неясно, в чем заключаются его должностные обязанности, что Вейцман еще не принес присягу. Washington Post даже пояснила, что в случае Израиля пост президента Временного государственного совета — эквивалент поста президента страны.
Телеграф «Уолдорф‑Астории» с самой пятницы был перегружен работой. Многие из тех, кто в разные годы трудился вместе с Вейцманом, присылали поздравления. Альберт Эйнштейн написал ему в своей уникальной манере, изливая обиду на их общих политических соперников в сионистском движении и проницательно анатомируя ситуацию:
«Я с превеликим удовлетворением прочел в газетах, что палестинское еврейство вознесло тебя на верхушку нового государства и этим шагом загладило хотя бы частично ту неблагодарность, которую оно проявило к тебе и твоим достижениям. Игра, которую против нас ведут англичане, — это жалкие потуги, а Америка, как мне кажется, занимает двойственную позицию. Я уверен, что наш народ одолеет этого последнего могучего демона и ты возрадуешься, создав счастливое израильское сообщество».
Президента Трумэна не слишком заботили детали и нюансы. Он и его администрация запамятовали, что признали новое государство лишь де‑факто и после этого шага необходимо официальное признание де‑юре. Они немедля пригласили г‑на избранного президента Вейцмана нанести официальный визит в Белый дом. Для евреев по всему миру и в Израиле, а также для многих неевреев Вейцман был олицетворением нового Государства Израиль.
В тот день в три часа пополудни супруги Вейцман вышли из «Уолдорф‑Астории» наружу. Вера взволнованно занесла в дневник: «Нас сопровождает, а точнее, едет впереди полицейский эскорт на мотоциклах, которые безбожно ревут наподобие сирены воздушной тревоги, и на всех перекрестках мы проезжаем на “красный”. Для нашей компании зарезервирован особый вагон с [особым салоном] для меня и Х[аима]». По прибытии в Вашингтон их приветствовал председатель Совета уполномоченных округа Колумбия, вручивший Вейцману ключи от города. Гости направились в Блэр‑Хауз, официальную резиденцию гостей американского президента. Хозяева со всей предупредительностью учли состояние здоровья Вейцмана. Не стали приглашать много людей на ужин, отменили запланированную речь Вейцмана на совместном заседании палат конгресса (по обычаю с такими речами выступали главы иностранных государств).
После двенадцатичасовой передышки на отдых и восстановление сил Вейцман принял трех высокопоставленных американских официальных лиц: Феликса Франкфуртера , Дэвида Найлса и Джейкоба Робинсона, чтобы те подготовили его к встрече с Трумэном. Все трое были евреи и поддерживали тесные связи с американским президентом.
Затем Вейцман и Трумэн впервые встретились публично. Вейцман подарил Трумэну свиток Торы в изящном чехле и поблагодарил его за поддержку. Два президента уединились для краткой беседы.
Временное правительство Израиля не дало Вейцману никаких инструкций, но он руководствовался своей недюжинной политической интуицией (а также, возможно, советами Франкфуртера, Найлса и Робинсона). Он попросил Трумэна отменить эмбарго на поставки оружия, поскольку новорожденная страна не могла закупить вооружения и боеприпасы, в которых отчаянно нуждалась, чтобы отразить вторжение арабских армий. Также он попросил принять верительные грамоты у представителя временного правительства в Вашингтоне и предоставить правительству заем в размере 100 млн долларов на оборону страны и финансирование ее восстановления после войны.
Президент Трумэн пообещал благосклонно рассмотреть все три просьбы. Сказал, что с предоставлением займа не будет проблем, ведь евреи всегда погашают свои долги. На последующей пресс‑конференции Вейцман дал на эту реплику меткий ответ, постаравшись не превращать его в колкость. «Евреи всегда погашают свои долги, — сказал он, — но, насколько мне известно, они никому ничем не обязаны и никогда не были обязаны».
Хаим Вейцман — он лично и его страна, которую он представлял, — впервые вошли в Белый дом с парадного входа, с соблюдением всех норм дипломатического протокола.
Оригинальная публикация: You May View the Land from a Distance: Chaim Weizmann, May 1948