Датой легализации идиша в Израиле можно назвать 1951 год. Именно тогда в Еврейском университете в Иерусалиме была открыта кафедра идиша, которую на протяжении почти двадцати лет возглавлял известный литературовед, писатель и журналист Дов Садан. О его жизни, работе и творчестве мы поговорили с профессором Йехиэлем Шейнтухом, исследователем еврейской литературы на идише, автором нескольких научных монографий и более чем сотни научных статей.

Профессор Шейнтух родился в 1941 году в Буэнос‑Айресе (Аргентина), в 1960 году репатриировался в Израиль и поступил в Иерусалимский университет, в котором с 1970 года стал преподавать.

В 2002 году профессор Шейнтух основал The Dov Sadan Publishing Project — исследовательский и издательский центр при Иерусалимском университете, который специализируется на исследовании еврейской литературы на идише и публикациях научной литературы по этой теме.

Мы предлагаем вниманию читателей первую часть интервью с Йехиэлем Шейнтухом, в следующих выпусках «Лехаима» беседа с ним будет продолжена.

ВИКТОРИЯ АЛЕКСЕЕВА → Где и когда родился Дов Садан?

ЙЕХИЭЛЬ ШЕЙНТУХ ← При рождении его звали Дов Шток, родился он в 1902 году в местечке Броды (ныне Украина, Львовская область). В 1925 году он прибыл в Эрец‑Исраэль, но в том же году уже уехал в Германию в качестве посланца, шалиаха от Эрец‑Исраэль.

ВА → Значит, Дов Садан — галицийский еврей. Вам знакома какая‑нибудь отличительная черта галицианеров?

ЙШ ← Да. Говорят, они по‑другому пишут букву «пей» (פ): вместо того чтобы начать писать ее снизу и вправо, а потом закручивать внутрь, они пишут ее в обратном направлении, то есть начинают писать от центра влево, как бы раскручивая. Если ты обращаешься к галицианеру с упреком: «Как же так? Букву “пей” следует начинать писать снизу, а не от центра», он отвечает: «Зачем же мне вкручиваться во что‑то, если я могу выкрутиться?»

ВА → В 1951 году в Иерусалимском университете открыли кафедру идиша и Дов Садан стал главой этой кафедры. Известно, что попытка открыть кафедру в 1927 году оказалась неудачной и вызвала массовые протесты внутри университета. Как происходило открытие при Дове Садане?

ЙШ ← Действительно, в 1927‑м люди протестовали против открытия кафедры. Противники идиша развесили плакаты с надписями: «Кафедра жаргона — это крест на еврейском Храме» и «Кафедра жаргона разрушает Еврейский университет» Название университета на иврите — «а‑университа а‑иврит». — Здесь и далее примеч. В. Алексеевой. .

В 1951 году, в день, когда открывали кафедру, люди пошли на рынок «Махане Йеуда» скупать яйца и гнилые фрукты, чтобы быть готовыми выступить против того, кто стоит во главе этой кафедры. Открытие началось в назначенное время в здании «Терра Санта» в центре Иерусалима. Дов Садан был хорошо известен в Израиле как журналист и писатель на иврите. И когда «вооруженные» слушатели пришли на открытие и увидели, кто именно стоит за кафедрой, они не посмели поднять на него руку. Открытие прошло спокойно.

ВА → Это то, что рассказывал сам Дов Садан?

ЙШ ← Да, это он рассказывал.

ВА → Знаете ли вы что‑нибудь о том, как Дов Садан готовился к этой важной должности — не только преподавателя литературы на идише, но и главы кафедры?

ЙШ ← В то время все книги на идише находились в библиотеке кампуса Университета на горе Скопус (Гар а‑цофим). Сам Гар а‑цофим был окружен арабскими поселениями, и только небольшое количество еврейских солдат охраняли это место, сменяя друг друга каждую неделю. Национальная библиотека в кампусе Гиват‑Рам тогда еще не была построена. Дов Садан попросил господина Дистенфельда, заведовавшего в то время библиотекой, передать ему через солдат с горы Скопус около четырехсот книг на идише. По словам Садана, он подготовился к должности главы кафедры идиша, прочитав все эти четыреста книг.

ВА → Расскажите о том, как вы познакомились с Довом Саданом.

ЙШ ← Сначала я познакомился с голосом Дова Садана. Это было еще в Буэнос‑Айресе, когда в возрасте 18 лет я учился на преподавателя в еврейской школе. Один из наших учителей поставил нам кассету с записью доклада на иврите, который читал Садан. По его глубокому басу я представил, что он эдакий аморейский царь Ог. В действительности оказалось, что он ростом метр пятьдесят, но, правда, с очень низким басом. Это было мое заочное с ним знакомство.

ВА → А как состоялось личное знакомство?

ЙШ ← Лично я познакомился с ним, когда был студентом Еврейского университета. Я изучал тогда философию и социологию, а Дов Садан был преподавателем литературы на идише. Однако в те времена каждый студент Иерусалимского университета обязан был брать, вне зависимости от своей специальности, один или два курса по иудаике (Jewish Studies или מעדי יהדות). Я взял курс у Садана по еврейской литературе на идише в Польше между двумя мировыми войнами. Вместе со мной на курсе его лекции слушал писатель Амос Оз. Когда курс закончился, Дов Садан сказал мне: «Уже два года, как я читаю курс для сотен студентов, и в конце года я должен каждого из них экзаменовать. Таким образом, у меня есть 700 экзаменационных работ, а времени для чтения и выставления оценок нет. Я прошу тебя стать моим ассистентом, внимательно изучить все работы и выставить оценки. Возьми с собой друга, с которым ты вместе учился у меня на курсе и который хорошо знает идиш, и через несколько дней приходите ко мне домой с большими сумками».

Я попросил своего друга Йехду Гиршфельда, чей отец был знаменитым учителем идиша в Аргентине, и мы пошли с двумя огромными сумками к Дову Садану, который жил в районе Бейт а‑Керем на улице Бялик, а вернулись от него с 350 работами на каждого. Через пару недель мы закончили проверять работы, выставили оценки и передали всё Садану. Прошла еще неделя, затем другая, а он молчит. Тогда я звоню ему сам и спрашиваю: «Разве я не проделал добросовестную и надежную работу?», на что Садан отвечает: «Знаешь, там был йеменский студент, которому ты поставил 5, я же ему поставил 6. Он, конечно, заслуживает 5, но с такой оценкой он не проходит порог экзамена». Затем он добавляет: «В классе было несколько студентов, которые заслуживали получить 10, и ты им поставил таки 10».

Если бы я знал, что один из этих студентов был Амос Оз, я бы поставил ему 9.

ВА → Каким преподавателем был Дов Садан? Как он читал свои лекции?

ЙШ ← Для нас, его студентов, он был бьющим знаниями фонтаном, и мы с жадностью глотали каждое его слово. Его занятия были скорее похожи на беседу, чем на формальную лекцию. Он начинал урок с заявленной темы, затем, спустя десять минут, начинал ассоциативно переходить к другим темам, вдавался в детали биографий различных писателей, и к концу лекции снова возвращался к изначальной теме. Его лекции были по‑настоящему глубоким введением ко всей еврейской культуре, и мы, его студенты, получали огромное удовольствие от них. Благодаря Садану и его неформальной методике обучения мы узнали очень много. Если бы мы тогда имели возможность записывать его лекции на какой‑нибудь аудионоситель, то сейчас мы владели бы настоящей сокровищницей знаний об идише и его культуре.

Но это еще не всё. Дов Садан был современным Аристотелем. Мы, студенты, получали знаний ничуть не меньше, чем на лекции, провожая его пешком из университета до его дома в Бейт а‑Керем. Как известно, Аристотель прогуливался со своими учениками, читая на ходу свои лекции. Так и Садан не переставал говорить ни на минуту, рассказывая и анализируя еврейскую культуру, как настоящий перипатетик. Из Садана буквально бил фонтан идей и мыслей, он просто не мог молчать. Даже в неформальной беседе между студентами он вставал во главе разговора.

ВА → Вы никогда не спрашивали себя, откуда истоки этой непрекращающейся речи Дова Садана?

ЙШ ← Конечно, спрашивал и даже, как мне кажется, смог найти ответ. По моему мнению, Дов Садан находился в непрекращающемся диалоге с еврейской культурой и еврейским обществом. Он выходил из‑за своего письменного стола, чтобы прийти в университет и прочесть лекцию, а потом возвращался обратно прямиком к своему столу. Рассказывают, каждый день на рабочем столе Садана с левой стороны лежала стопка книг, и, когда в течение дня он прочитывал все эти книги, они перемещались на другую сторону стола. И так каждый день. Он буквально глотал книгу за книгой, оставляя карандашом на полях заметки к каждому слову и выражению, которое встречал на идише, пытаясь проанализировать, откуда то или иное слово и выражение пришло.

ВА → Можете привести одно из его толкований?

ЙШ ← Например, на идише есть выражение «Noakh mit zibn grayzn», то есть «Ноах с семью ошибками». Так говорят об очень безграмотном человеке, который умудряется в слове из двух букв сделать семь ошибок. Никто не знает, откуда это выражение пришло, и уж тем более почему именно в слове «Ноах» и почему именно семь.

Садан дал следующее объяснение: выражение «Noakh mit zibn grayzn» происходит от первоначального выражения «Noakh mit zibn krayzn», то есть «Ноах с семью кружками». Как мы знаем, буквы «гимел» и «куф» («г» и «к») в идише могут заменять друг друга, как, например, в слове «решетка» — «grate» или «krate». Вероятно, это произошло и в данном случае. Что касается этого выражения, «Noakh mit zibn krayzn», то оно, в свою очередь, происходит из учебной графической системы, по которой в хедере учили детей писать на иврите, а именно соединять кружочки так, чтобы получались буквы Так как я никогда не училась в хедере, я прошу профессора Шейнтуха объяснить мне эту систему. Он берет бумагу и карандаш, ставит ровно семь точек и просит, чтобы я их соединила. В итоге у меня получается слово «Ноах». Для читателей мы демонстрируем это графическое объяснение. — В. А. . Чтобы написать имя Ноах необходимо как раз семь кружков Стоит отметить, что это не единственное и не первое объяснение данного выражения. Игнац Бернштейн (1836–1909), известный фольклорист и собиратель еврейских пословиц, в своей книге «Yudische Sprichworter und Redensatren» (Warschau, 1908) дает следующее объяснение этому выражению: «Это не такая уж легкая вещь — написать имя Ноах (נח) с семью ошибками, однако “ам о‑орец” (то есть простонародье) могли написать его следующим образом: כעאיון».
Здесь имеется в виду, что неграмотные евреи пишут «Ноах» не по правилам грамматики иврита, а фонетически и даже путая буквы «нун» и «каф‑софит».
Я также встречала объяснение, что נח могли записать как נאוייעך. — В. А. .

ВА → Дов Садан, Хони Шмерук и Шмуэль Версес относятся к первому поколению идишистов в Израиле. Как вы можете определить это поколение?

ЙШ ← Я думаю, их главной особенностью было то, что все они, и конкретно Садан, всегда определяли и рассматривали себя в более широком контексте своего времени. Однажды мы столкнулись с Саданом на парковке Национальной библиотеки в Иерусалиме, и он внезапно мне говорит: «Будущие исследователи и преподаватели, которые будут читать лекции в университете об идише и о литературе на идише, будут хуже нас, и учить студентов так, как учим их сегодня мы, уже никто не будет».

ВА → Что он имел в виду?

ЙШ ← Мне кажется, он хотел сказать, что они — Садан, Шмерук и все их поколение, репатриировавшееся в Израиль из Восточной Европы — имели явное преимущество перед последующими репатриантами. В первую очередь, они были глубоко погружены в европейскую культуру: хорошо владели польским, русским, украинским и другими языками. Но при этом также близко знали и всю еврейскую культуру, еврейские тексты и источники, как никто из современных исследователей. Следующее поколение уже не имело ни такого образования, ни такого бэкграунда.

Я понимаю его слова так: интеграция европейской и еврейской культуры привела к такому подъему исследований именно в их поколении, которое, к сожалению, не могло уже произойти позже.

ВА → На протяжении короткого времени Дов Садан был также депутатом кнессета от партии МАПАЙ. Что вы можете рассказать об этой странице его жизни?

ЙШ ← Он точно не был политиком. Он был, как говорят на идише, «гайстменч» — человеком, для которого важна в первую очередь духовная и интеллектуальная жизнь. Он решил стать депутатом кнессета и войти в израильский парламент после Шестидневной войны 1967 года. Вне всякого сомнения, он был очень критично настроен по отношению ко всему, что происходит в Израиле, и к тому, в каком направлении развивается страна. Однако заседал он там действительно короткое время. Он понял, что парламент — не для него, и вышел оттуда, не объясняя, почему.

ВА → Было ли что‑то, что его особенно оттолкнуло в парламенте?

ЙШ ← Это случилось в самый первый его день. Когда он вошел в кнессет, ему устроили экскурсию по зданию и познакомили с людьми. Во время экскурсии он увидел человека, с которым не был знаком. Он спросил своего сопровождающего, кто это, и сопровождающий ответил: «Это человек от Шимона Переса». Они идут дальше, Садан снова видит незнакомого человека и спрашивает: «А кто этот мужчина?», и ему отвечают: «А этот от министра иностранных дел». Они проходят дальше, и Дов Садан спрашивает в третий раз о неизвестном ему человеке и получает ответ: «Этот от другого министра». Садан почувствовал себя неудобно: его сопровождающий каждый раз отвечал не кто есть тот или иной человек, а от кого он. Он резко выразил свое замешательство: «Разве в кнессете нет ни одного человека, который был бы самостоятельным, сам по себе?» Садан искал в парламенте такого человека, чья партия отражала бы его собственные интересы, однако не нашел.

ВА → Дом Садана, вероятно, был своеобразным центром притяжения для множества интересных людей. Бывали ли вы у него в гостях?

ЙШ ← У Садана действительно собирались писатели, ученые, люди искусства и науки. На протяжении долгих лет каждый шабат к нему приходило множество гостей. Я приходил, к сожалению, нечасто — был занят работой и исследованиями. Однажды он пригласил к себе в гости всех своих студентов из университета. В том году мы изучали на его курсе творчество Шмуэля‑Йосефа Агнона, Дов Садан пригласил заодно и его тоже. Все мы, его студенты, сидели в салоне, а Садан с Агноном вышли на балкон. Они разговаривали, и, так как балкон находился недалеко от нас, мы всё могли слышать. И как‑то, между другими темами, они вдруг заговорили о гильгуле — переселении душ. И Садан, и Агнон сказали друг другу, что каждый из них знает, чьим «гильгулем» является. Я думаю, цель их разговора была определить, насколько дух может быть вечным и продолжать жить в людях разного времени. Их вера в переселение душ и убежденность, что каждый человек — это перевоплощение или продолжение другого человека, была своеобразным связующим звеном между Агноном и Саданом. Это еще одно подтверждение моих слов о том, что главной особенностью Садана было его осознание принадлежности к чему‑то большему, не только к «здесь и сейчас».