Материал любезно предоставлен Tablet
Американский поэт и литературный критик Адам Кирш продолжает читать по листу Талмуда в день — и делится размышлениями о прочитанном.
«Сказал рабби Эльазар бен Азарья: “Хоть я и как семидесятилетний, но не удостоился обосновать, что об исходе из Египта следует рассказывать даже ночью, пока Бен‑Зома не истолковал сказанное…”» Даже если вы никогда не открывали Талмуд, все равно есть шанс, что вы узнаете этот пассаж из Мишны, который каждый год читают на седере, поскольку он входит в Пасхальную агаду. Я читал его всю свою жизнь, но, лишь прочитав нынешний даф йоми, впервые задумался над странностью формулировки. Эльазар не говорит, что ему семьдесят лет, — только что он как семидесятилетний. Почему?
Объяснение можно найти в Брахот, 28а, в увлекательном рассказе, который позволяет взглянуть на таннаев, мудрецов Мишны, в действии. Как всегда, рассказ начинается с алахического вопроса: обязательна или необязательна вечерняя молитва аравит? Мнения мудрецов разделились: один корифей постхрамового иудаизма раббан Гамлиэль (еще одно имя, знакомое по Пасхальной агаде) считал, что читать аравит обязательно, а другой — рабби Йеошуа — что по желанию. Подобные расхождения в Талмуде — обычное дело, и вся изобретательность Гемары посвящена тому, чтобы примирить противоположные точки зрения или решить, какой должна следовать алаха. Однако в нашем случае Талмуд продолжает подробно рассказывать об этом споре и о том, как он стал эпизодом в борьбе за власть между двумя мудрецами. Ученик спросил сначала рабби Йеошуа про молитву аравит, и тот сказал ему, что она необязательна; тогда он пошел к раббану Гамлиэлю, задал ему тот же вопрос и получил противоположный ответ. «Но рабби Йеошуа сказал мне, что она необязательна!» — возразил ученик, и Гамлиэль посоветовал ему поднять этот вопрос на собрании мудрецов в доме учения. (Примечательно, что мудрецы здесь именуются «щитоносцами», — еще один пример превращения военного этоса в этос ученых.)
Когда ученик поднял этот вопрос на собрании, раббан Гамлиэль, глава мудрецов, или наси, вынес свое решение: аравит обязателен. Затем он спросил, есть ли другие мнения, и рабби Йеошуа, желая сохранить консенсус и подчиняясь авторитету своего учителя, сказал, что нет. На это Гамлиэль враждебно и высокомерно уличил Йеошуа в непоследовательности, а затем и унизил его, заставив Йеошуа стоять на протяжении всего заседания.
Такое бесцеремонное обращение с одним из мудрецов вызывало возмущение остальных. «До каких пор раббан Гамлиэль будет унижать рабби Йеошуа?» — вопрошали присутствующие, упоминая предыдущие случаи такого рода. «Идем и свергнем раббана Гамлиэля!» Эта идея представляется слишком радикальной, идущей вразрез с обычным поведением мудрецов, и хотя обращение Гамлиэля с Йеошуа было, безусловно, отвратительным, читатель все же задается вопросом, не имеет ли бунт против Гамлиэля иных причин — политических, а не только личных.
Как бы то ни было, Гамлиэль был низложен, и теперь следовало назначить нового главу академии, что, очевидно, представляло политическую проблему. Йеошуа, по общему мнению мудрецов, не мог занять место Гамлиэля, поскольку был участником инцидента, приведшего к низложению последнего. Если бы Йеошуа получил выгоду от этой ссоры, можно было бы подумать, что он специально спровоцировал ее, руководствуясь своими личными амбициями. Следовало назначить кого‑то еще, и мудрецы установили критерии, которым должен был соответствовать будущий лидер: мудрость, богатство и знатное происхождение.
Мудрость, безусловно, естественное требование, если речь идет об ученых. Но почему, недоумевает читатель, мудрец должен быть богат и происходить из знатного рода? Не потому, подчеркивает Гемара, что мудрецы придавали значение таким мирским ценностям. А потому, что глава академии в эпохи первых поколений после разрушения Храма был в какой‑то мере еще и чиновником, посредником между еврейским народом и римской властью. Титул наси, князя, указывает на то, что значение этой должности выходило за чисто академические рамки. А чтобы эффективно вести переговоры с кесарем, объясняет Талмуд, наси должен быть богат.
А что с высоким происхождением? Здесь тоже, надо полагать, сыграла роль политика. Наси должен пользоваться уважением, а уважением пользуются потомки священнических семей. Но у Талмуда есть и другое, неожиданное объяснение — метафизическое. Что, если раббан Гамлиэль, обиженный утратой поста, призовет гнев Б‑жий на голову своего преемника? Тогда этому человеку понадобятся «заслуги отцов», чтобы защитить его и отвратить Б‑жий гнев. Поэтому мудрецы отвергли рабби Акиву, возможного претендента на эту должность: его предки были прозелитами и их заслуги не записывались в Б‑жественной книге жизни и не могли ему помочь.
Наконец мудрецы выбрали кандидата, который отвечал всем трем требованиям: Эльазар бен Азарья был мудр, богат и являлся потомком библейского Эзры в десятом поколении. Но Эльазар сам не был уверен, следует ли ему занимать это место, поскольку ему было — и тут мы возвращаемся к нашему агадическому вопросу — всего 18 лет.
И тогда Б‑г послал ему знак. В тот день «произошло с ним чудо, и появилось у него в бороде восемнадцать рядов седых волос». И теперь, оставаясь по‑прежнему подростком, он был «как семидесятилетний» — по внешнему виду, по мудрости и авторитету. Поэтому, отмечает Гемара, Эльазар выразился таким необычным образом.
Различия между Эльазаром и Гамлиэлем были личными, а также, кажется, институциональными и идеологическими. Гамлиэль был надменен и бесцеремонен с Йеошуа, безапелляционно высказался о молитве аравит — и так же неприязненно он выступал по другим поводам, например по поводу допуска учеников в дом учения. «Любой ученик, который внутри не такой, как снаружи, не войдет в дом учения», — постановил он. Иными словами, Гамлиэль самолично решал, достоин ли человек — нравственно и духовно — изучать Тору. Как только Эльазар оказался у власти, убрали сторожа у входа в дом учения — теперь путь был открыт для всех, и ряды ученых значительно пополнились. Согласно одному мнению, пришлось добавить 700 скамей, чтобы разместить всех новичков. Даже Гамлиэль задумался, не был ли он слишком разборчив: «Может, не дай Б‑г, отклонил я Тору от Израиля?»
Портрет Гамлиэля получает дополнительный оттенок, когда мы читаем о его попытке примириться с рабби Йеошуа. Отрезвленный своим низложением, Гамлиэль отправился домой к Йеошуа, чтобы попросить прощения. Подойдя, он увидел, что стены дома его черны, и сказал Йеошуа: «По стенам дома твоего видно, что ты угольщик». Эта ремарка, очевидно, прозвучала высокомерно, и Йеошуа ответил едко: «Горе поколению, которым ты руководишь, ибо не знаешь ты о страданиях мудрецов, чем они живут и чем кормятся».
Несомненно, рассказчик всей этой истории критически настроен к Гамлиэлю. Он непреклонный, заносчивый, высокомерный, он гордится своей интеллектуальной мощью и социальным статусом и любит наказывать своих врагов. Вероятно, все мудрецы академии его не любили, раз уж решились на такой чрезвычайный шаг, как низложение. Но как только он присмирел и попросил прощения у Йеошуа, академия решила вернуть его обратно, а рабби Эльазара передвинула на второе место. Очевидно, раббан Гамлиэль обладал необходимыми качествами для наси — мудростью, богатством и знатностью, и они перевешивали любые возражения, которые могли возникнуть по поводу его кандидатуры.
В процессе чтения Талмуда и особенно в процессе написания этих колонок я заметил, что мне особенно интересны эпизоды, подобные этому: дискуссии и легенды, которые отражают мировоззрение мудрецов и их личные качества. Поскольку я стремлюсь понять ход мысли мудрецов, подобные возможности заглянуть в их духовный и нравственный мир бесценны для меня. Но в то же время я понимаю, что мое увлечение теми пассажами, которые относятся к агаде, заставляет меня игнорировать алаху, строго юридические дискуссии, ради которых, собственно, Талмуд и был составлен. Это неизбежно — ведь моя собственная жизнь не подчинена раввинистическому праву. В Брахот, к примеру, подробно обсуждается, когда именно нужно читать молитвы, в каких случаях их можно прерывать или сокращать и что делать, если допустил ошибку во время молитвы. Поскольку сам я не молюсь регулярно, все это для меня не так важно, как для того, кто молится трижды в день. И все же я надеюсь, читая дальше, составить более полное представление об изумительно сложно устроенном правовом мышлении талмудических мудрецов. 
Оригинал публикации: TALMUDIC REBBE-LLION. By Adam Kirsch