Часть I, Часть II, Часть III, Часть IV, Часть V, Часть VI

Сосредоточенность на молитве и установление единообразия

Включенные раббанитами в повседневный ритуал фрагменты из Талмуда были важны с точки зрения учения, но совершенно не способствовали молитвенному вдохновению. Средневековые раввины были в этом верными последователями мудрецов Талмуда, считая синагогу и образовательным, и молитвенным учреждением. В народе, по‑видимому, разделяли это мнение. Повторяя в этом, как и во многом другом, распространенные фольклорные мотивы, средневековый автор, пересказавший в Средние века Иосифа Флавия на иврите, говорил: «Тот, кто молится, говорит с Б‑гом, а с тем, кто изучает Тору, говорит Б‑г». Саадья, следуя за «Иосиппоном» или за каким‑либо более поздним источником, выразил это в одной из прекраснейших молитв о милости: «Обрати сердце мое к посланию Твоему и советам Твоим», то есть к изучению Торы.

В то же время гаоны и другие правоведы понимали, что законы молитвы отличаются от большинства иных регулирующих ритуал законов. Главное в молитве — понимание молящимся смысла текста. Древние и средневековые мудрецы без устали повторяли, насколько важны кавана (намерение) и полное погружение молящегося в содержание молитвы. Саадья в своем философском сочинении писал о недостатке сосредоточенности как о причине, по которой молитвенный ритуал теряет смысл. Ссылаясь на псалом (78:35–37), а не на талмудических мудрецов, Саадья писал: он не боится, что множеством сознательных граждан овладеет чувство вины за то, что они недостаточно сосредоточенно произносят те или иные молитвы. Древние и средневековые мудрецы (например, рабби Хананель), безапелляционно заявляли: «Исполнение заповедей не зависит от намерения [молящегося]». Никто, однако, не отрицал, что еврей должен с безраздельным вниманием относиться к молитве: «Главная наша цель в молитве, — писали мудрецы, — стремление души к Б‑гу и подчинение Ему». Такой сдержанный знаток закона, как Маймонид, становился весьма красноречивым, когда касался этой темы: «Каков он — надлежащий настрой? Очистить сердце от всех мыслей и считать себя стоящим перед Шхиной». Все мудрецы сходились во мнении: если один из членов общины читает амиду про себя, он не должен прерываться, чтобы вместе со всей общиной отвечать хазану, произносящему кдушу. Он не должен и молчать, пока другие повторяют; ему следует не отвлекаться и полностью погрузиться в содержание собственной молитвы.

Чтобы помочь молящимся сосредоточиться, гаоны и их последователи ввели быстро распространившийся обычай совершать поклоны и даже простираться ниц перед Г‑сподом во время определенных молитв, а также молиться вслух. Исключение составила произносимая про себя амида. Превосходя в рвении самого рабби Акиву, который даже дома молился с жаром и стремительно передвигался при этом из угла в угол, средневековые евреи молились шумно, порой забывая о приличиях. И в Талмуде, и в средневековом праве чтение «Шма» вслух было специально оговорено. Интересно, что и Амрам, и Саадья настаивали: принято произносить эту молитву сидя, в отличие от амиды, которую, по всеобщему мнению, нужно было читать стоя. В респонсе, составленном в ответ на вопрос из христианской страны, Маймонид не рекомендовал придерживаться местного обычая, согласно которому чтец произносит амиду вслух дважды, причем первый раз ее читают, чтобы помочь несведущим членам общины. Повторение, по его мнению, могло привести лишь к раздражению общины и недолжному поведению ее членов, а также к «поношению имени Всевышнего» среди неевреев.

Введение излишнего единообразия могло помешать молящемуся глубоко погрузиться в себя. Даже самые ревностные сторонники общинного контроля помнили древнее предупреждение рабби Шимона: «Когда ты молишься, пусть молитва твоя не будет застывшей». Они также не забывали и важный спор между рабаном Гамлиэлем, рабби Йеошуа, рабби Акивой и рабби Элиэзером, когда последний — архиконсервативный хранитель укоренившихся традиций — вообще выступал против чтения предписанных молитв. Среди более поздних мудрецов бытовало мнение, что молящийся «должен всякий день добавлять нечто новое» к молитве. И тогда, и позже евреи без колебаний могли произносить столько частных молитв о милости (тахануним), сколько хотели, особенно после окончания утренней aмиды. Ранний гомилет замечал, что из поколения в поколение «Израиль всякий час читает новое стихотворение, подобно тому, как источник всякий час извергает свежие воды». В конце X века испанский поэт и странник Йосеф Ибн‑Абитур писал:

Каждый день обновляю благословенье
На деянье Б‑жие и творенье,
Ибо каждый день обновляет Он
Сотворенье в чертоге, что Им сотворен Перевод Х.‑Б. Корзаковой.
.

Многие личные молитвы в конце концов перекочевали в общинное богослужение. Краткую молитву «Элоай нецор» («Б‑г мой, убереги язык мой от злословия»), которую сочинил Мар бар Равина в V веке, вскоре стали читать все в конце молитвы, произносимой про себя. Горячо обсуждаемая молитва «Алейну лешабеах» («Наш долг — восславить Владыку всего сущего»), в которой превознесение единого Б‑га Израиля сочетается с тяжелыми оскорблениями в адрес не верующих в Него народов, по‑видимому, была составлена Равом из литургических фрагментов разных эпох. Часть из них уже тогда относилась к незапамятной древности, средневековые раввины, например Эльазар Рокеах из Вормса, приписывали их Йеошуа Бин‑Нуну. Молитву среди прочих читали перед тем, как трубить в рог в день новолетия. В средневековой Европе главы еврейских общин (начиная с Эльазара из Вормса) постановили произносить ее в конце любого богослужения и придерживались этого обычая вопреки нападкам юдофобов, участившихся с XIV века.

Рационалисты, несомненно, от всего сердца презирали некоторые новые молитвы, призывавшие к вмешательству небесных посредников, будь то пророки или ангелы. Им, конечно, было глубоко чуждо почитание еврейских вели Вели — в арабской мифологии духи умерших, которые помогали людям в обмен на жертвоприношения. , которое в подражание распространенному арабскому обычаю быстро распространялось в народе. Мы, однако, не располагаем сведениями о запретах чтения молитв, подобных той, что произносили паломники на предполагаемой могиле пророка Шмуэля: «Пусть моя душа и души рабов твоих, которые верят в пророчество твое и приходят пасть ниц на твою могилу, найдут милость в глазах твоих. Моли, прошу, Г‑спода, великого и внушающего благоговение Б‑га твоего, об остатке [еврейского народа]». Вера в то, что ангельские воинства на небесах восхваляют Г‑спода вместе с человеком, была слишком глубока, и даже самые целеустремленные рационалисты не могли ее искоренить. Некоторые из них, например Натронай Гаон, иногда боролись с этой верой. Гаон узнал, что некоторые излишне ревностные прихожане держатся за кисти цицит во время чтения «Шма». Он объявил, что поступающие так делают это исключительно напоказ. В то же время ни Натронай, ни кто‑либо из его последователей никогда не посягали на связь, которая якобы возникает между молящимся и его сверхъестественными заступниками.

Считалось, что молитвы людей тоже влияют на деяния и удел небесных воинств. Древнюю молитву, которую произносил рабби Сафра в конце утреннего богослужения, часто повторяли впоследствии набожные люди: «Да будет воля Твоя, Г‑сподь Б‑г наш, чтобы воцарился мир между сонмом наверху и сонмом внизу, и между учениками, изучающими Твою Тору, учат ли они ее ради нее самой или по другим причинам. Что до тех, кто изучает ее по другим причинам, то пусть будет воля Твоя, чтобы они учили ее ради нее самой». Правда, многие раввины, в их числе некоторые мистики, подчеркивали превосходство молитв Израиля над молитвами небесных воинств. Автор «Гейхалот» («[Книги] Небесных чертогов») ”«Гейхалот» Небесных чертогов», ивр.) — корпус еврейской мистической литературы.
“], классического древнего памятника мистической литературы, писал от имени рабби Ишмаэля:

Когда ангелы служения желают петь хвалы Верховному Сущему, они сначала собираются у трона славы, подобного горам огня и холмам пламени. Пресвятой, да будет Он благословен, говорит им: «Молчите предо Мной, ангелы и [небесные] создания, всякий обод [офан] Офан (ивр.) — обод, колесо, также словом «офаним» обозначается в мистической литературе один из ангельских чинов (см. Йехезкель, 1).
и серафим, созданные Мною, потому что сначала Я буду слушать гимны и хвалы сына Моего Израиля. Ибо написано: “При всеобщем ликовании утренних звезд [Иов, 38:7]”, то есть Израиля, — “и радостных кликах всех сынов Б‑жьих [там же]”, то есть сонма ангелов».

Талмудический мудрец утверждал, что ангелы поют только по ночам, оставляя день молитвам благочестивых евреев на земле. В средневековом мидраше, где эта теория опровергается, было написано все‑таки, что ангелы хранят молчание по ночам, а евреи могут предаваться молитве в любое время.

Тем не менее крепло убеждение, что в молитвах евреи должны больше внимания уделять небесному сонму. Особенно это видно в кдуше, которая в формулировке Саадьи еще лишь намекала на диалог с потусторонним миром, а теперь начиналась со слов: «Мы воспоем святость Твою [в мире]… подобно святым серафимам [в небесных сферах]». Более того, Амрам указывает, что хазан, повторяя aмиду, начинал произносить кдушу со слов о сонмах на небесах, которые вместе с собраниями на земле составляют мистический «венец» Г‑сподень. Саадья не видел никакого вреда в том, чтобы после амиды каждый молящийся отступал на три шага назад, «подобно тому, как рабы отступают, покидая царские палаты», а затем молча кланялся налево и направо «из почтения к ангелам, после отданного долга Г‑споду, как сказано: “И все воинство небесное стояло при Нем, справа и слева от Него” (Млахим, 1, 22:19)». Другой гаон, Ханох, приводил рекомендацию амораев: люди, желающие стать мудрыми, должны обращаться в молитвах на юг, а желающие стать богатыми — на север, и связывал это с расположением предметов в древнем Храме. Семисвечник, символ мудрости, был расположен в южной части святилища, а хлебы предложения, символизирующие благосостояние, находились в северной его части.

Незначительные уступки такого рода, однако, не удовлетворяли тягу к сверхъестественному, круг адептов тайной традиции расширялся, и эта тенденция отражается в литературе «Гейхалот» и «Меркавы» ”«Меркава» колесница», ивр.) — одно из основополагающих понятий еврейской мистической литературы; упоминается в «Йехезкель», 16:31: видение Б‑жественной колесницы‑престола, в которую запряжены четыре крылатых существа, у каждого из них по четыре крыла и четыре лица.
“]. Мы увидим, что суфизм и другие арабские мистические течения сильно влияли на еврейское меньшинство. Так называемые восходящие на колесницу, которые часто молились, зажав голову между коленями, и принимали другие позы экстатического самозабвения, особое внимание уделяли кдуше, причем они явно приложили руку к составлению входящих в эту молитву восхвалений мистического «венца». По сообщению одного из представителей этого течения, всякий раз, когда Б‑г слышит, как Израиль читает трисагион («трисвятую песнь», где трижды повторяется слово «свят»), Он принимает обличие Яакова и провидит скорое избавление еврейского народа. Широкие народные массы перенимали многие литургические нововведения, исходившие из мистических кругов. Иногда гаоны, склоняясь перед волей народа, добровольно утверждали нововведения; в других случаях их узаконивали лишь после тяжелой борьбы. Например, гаоны Суры осуждали и называли глупым обычаем (Натронай) чтение молитвы «Коль нидрей» («Все обеты»), где отражен магический страх перед случайно нарушенными обетами. Прошло немало времени, прежде чем гаоны Пумбедиты уступили желанию людей. Вскоре Саадья принял обычай Пумбедиты (правда, в его молитвеннике нет никаких упоминаний об этом). Йеменское еврейство заимствовало этот обычай со ссылкой на авторитет Саадьи и продолжало читать молитву, невзирая на молчаливое неприятие Маймонида. Не зафиксировано споров между гаонами по поводу церемонии капарот Капарот — совершаемый перед Судным днем обряд искупления, в котором грехи человека символически переходят на курицу или петуха.
накануне Судного дня. Этот обряд, впервые упомянутый в IX веке, выводит на поверхность еврейской жизни воспоминания о символической подмене грешника жертвенным животным. Гаонам приходилось терпеть обряд, который некоторые особенно ревностные и благочестивые люди исполняли также накануне дня новолетия (иногда богачи забивали оленя, овцу или ягнят и раздавали мясо беднякам), хотя даже Адрет Шломо бен Авраам Адрет (1235–1310) — выдающийся комментатор Талмуда и алахист; жил в Барселоне.
и Каро Йосеф бен Эфраим Каро (1488–1575) — выдающийся алахист, автор кодекса «Шульхан арух» («Накрытый стол»), основного руководства по извлечению практической алахи. в первом издании своего Кодекса продолжали осуждать капарот. Очевидно, с волей народа было не совладать.

Еврейская литургия подвергалась сильному «анимистическому и демоническому» влиянию, однако ее природа оставалась преимущественно и неизменно рациональной. В то же время шло стихийное наступление на нее народных обычаев, которое не давало забыть о разнообразии молитвенных форм. Принятие или отторжение фольклорных элементов у различных групп еврейского народа создавало еще одно непреодолимое препятствие на пути к полной унификации.