Павел и иудаизм
Целью этого эссе не является вынесение однозначного вердикта апостолу Павлу как нормальному или ненормальному иудею первого столетия новой эры. Павел, вне всякого сомнения, был «ненормальным» — однако в этом он был отнюдь не одинок. Благодаря прорывам современной науки и другим причинам, которых я коснусь ниже, место Павла относительно древнеиудейской веры и практики оценивается все более и более неоднозначно. Я лишь затрону несколько существенных вопросов в современном изучении древнего иудаизма и раннего христианства и их взаимоотношений.
Эти вопросы интересуют меня прежде всего в контексте попыток выработать здравую методологию для плодотворного использования аутентичных посланий Павла как материала для исследования древнего иудаизма, прежде всего диаспорального. Идея обратиться к Павлу как к источнику для изучения древнееврейской диаспоры появилась у меня после того, как я попытался продемонстрировать, что контекстом для поздних трудов важнейшего автора периода Второго храма Иосифа Флавия является литература еврейского рассеяния. В то время как большинство ученых продолжают относиться к «Иудейским древностям», «Против Апиона» и «Жизни» Иосифа Флавия как к литературе палестинского иудаизма, я показал, что они являются литературой диаспорального иудаизма, предварительно подробно проанализировав практически весь этот корпус и описав его характерные черты.
Что касается Павла, то никто не спорит с тем, что он — еврей из диаспоры, однако из‑за его веры в Христа и, на первый взгляд, полемической позиции по отношению к иудаизму подавляющее большинство исследователей не склонны использовать его труды в качестве источников для изучения иудейской мысли и практики в I веке н. э. Мне кажется, что здесь, как и в случае с Флавием, нежелание рассматривать сочинения Павла как материал для изучения диаспорального иудаизма во многом связано с многолетними укоренившимися традициями чтения этого автора. Однако прежде чем мы сможем приблизиться к ответу на вопрос о нормальности или ненормальности Павла в контексте древнего иудаизма, неплохо было бы определить, каковы были нормы того самого иудаизма. Но тут выясняется, что чем дальше продвигается научное исследование еврейской истории, культуры и религии в период Второго храма, тем менее становится понятно, что можно считать нормой и можно ли считать нормой что‑либо вообще.
Я начну с предыстории. В отличие от Иисуса из Назарета Шауль Таршишский, или апостол Павел, до недавнего времени никак не вписывался в современный ему иудаизм. На мой взгляд, его туда просто не хотели вписывать. То, что в глазах всех повсеместно Павел числился христианином, покончившим с прежней жизнью в иудаизме, радовало и христианских ученых, и еврейских, ибо ни первые, ни вторые не хотели, чтобы Павел был «нормальным» иудеем. Христиане считали, что Павел разорвал партикуляристские культовые и этнические путы иудаизма, принеся во все концы земли весть о свободе и любви в сыне Божьем. Иудеи смотрели на Павла с недоумением и даже непониманием, дескать, откуда у нормального еврея могли возникнуть такие безумные идеи? Не иначе как этот странный тип не только правонарушитель, но вдобавок еще и провокатор и предатель.
Новая ситуация
Начиная с середины XX века ситуация постепенно изменилась, причем радикально. Причин у этих изменений множество, среди наиболее важных стоит отметить Холокост и основание Государства Израиль. Параллельно с этими знаковыми событиями и независимо от них накoпилась обширнейшая научная база данных для более углубленного анализа древнего иудаизма и раннего христианства. В исследование античного иудаизма были интегрированы апокалиптическая литература, разнообразные произведения иудеев диаспоры, героические эпосы о деяниях иудейских праотцов в Египте и еврейская драматургия на библейские сюжеты. Всплыли мистические и магические тексты, пещеры Иудейской пустыни открыли свои закрома, накопились многочисленные иудейские надписи и папирусы, ученые опубликовали критические издания древних текстов. Были обнаружены иудейские некрополи с языческими изваяниями и виршами, а также синагоги, стены и полы которых были украшены фресками на библейские сюжеты и образами из греческой мифологии. Постепенно открылся новый мир, о котором ученые предшествующих поколений ничего не знали и вряд ли могли даже догадываться.
Начиная с 50‑х годов XX века стало понятно, что в иудаизме на рубеже эпох не было ни ортодоксии, ни мейнстрима и что картина гегемонии мудрецов‑раввинов, живо нарисованная в более поздней раввинистической литературе, никак не отражает ситуацию в период до разрушения Второго храма в 70 году I века н. э. Раввинистический иудаизм зародился и сформировался в рамках реакции на разрушение Храма и на интеллектуально‑духовные течения, такие, например, как апокалиптика, традиция иудейского политического радикализма или прозелитизм, бытовавшие в период до 70 года.
Ненормальные в древнем иудаизме
За последние несколько десятилетий стало ясно, что все сложнее и сложнее становится решить, что было нормальным или ненормальным в иудаизме периода Второго храма. За это время были опубликованы и переведены на все основные языки двухтысячелетние рукописи из Кумрана, авторы которых на иврите писали о том, что лишь они являются истинным Израилем, а все остальные евреи — сыны тьмы, идущие в ад. Кумраниты верили, что их Учитель праведности был послан Б‑гом, открывшим ему глубинный смысл всех пророчеств, и что они будут спасены верой в своего Наставника. По мнению некоторых ученых, он написал одно из этих произведений, в котором утверждал, что возносился на небеса и был там за главного. Они верили, что всеми людьми правят либо ангел света, либо ангел тьмы (считая, что по чертам лица человека можно распознать, под каким ангелом он ходит), ожидали прихода мессий и других волшебных фигур и грядущего эсхатона, в котором выживут лишь они, дабы наследовать вечные Б‑жественные обетования и чудесные неземные блаженства. Они были уверены, что все пророки древнего Израиля предвещали только лишь события, происходившие внутри их секты. Они жили по календарю, отличавшемуся от того, которому следовало большинство евреев, и не признавали Иерусалимский храм, считая его жрецов ритуально нечистыми преступниками. Они называли себя «людьми нового завета» и жили в соответствии с алахой, основанной на своей идиосинкразической интерпретации Торы.
Но не только предводитель кумранской секты возносился на небо: многие другие персонажи древнего иудаизма бывали там и, возвращаясь на землю, подробно рассказывали о своих приключениях в заморских странах и небесных чертогах. Так, «драматург» Иезекииль писал, что Моисей усаживался на небесный престол, получал от Б‑га скипетр и диадему и с неба управлял вселенной и всеми живущими в ней. Филон Александрийский рассказывал о том, что иудейский законодатель, верховный жрец, пророк и царь Моисей еще до смерти слился с Б‑жеством под волшебный ритм космического оркестра небесных сил (Житие Моисея. II. 288 и далее), и даже рациональный Флавий Иосиф писал, что Законодатель лишь написал о себе, что умер, но на самом деле исчез в облаке (Иудейские древности, 4:326–327).
В 1‑й, 2‑й и 3‑й Книгах Еноха рассказывается о вознесении на небо, прославлении и обожествлении этого допотопного патриарха, а в 3‑й Книге Еноха (гл. 12), сохранившейся на иврите, он даже именуется «малым Яхве», после небесной коронации. Выясняется, что здесь нет ничего крамольного, поскольку уже за несколько веков до авторов 3‑й книги Еноха Филон Александрийский титуловал предвечного Логоса как «Б‑жьего сына» и «второго Б‑га». Он также утверждал, что Исаак, например, родился от союза Предвечного с Саррой, которой он — в качестве бонуса — вернул девственность после того, как нанес ей свой метафизический визит (например, «О херувимах, о пламенном мече и о первой твари, родившейся от человека, Каине», «О смешении языков», «О потомках надменного Каина и о его изгнании»). Некоторые из праотцов и других героев еврейской истории вообще были не людьми, а изначально небожителями, как, например, праотец Иаков, который в одном произведении выступает как первородный архангел и главный Б‑жий сын, спустившийся с небес и живший среди людей. Там же сообщается, что Авраам и Исаак были сотворены прежде всякого дела («Молитва Иосифа»). В других произведениях рассказывается о сношениях ангелов с женщинами (1 Енох, Книга Юбилеев) и о чудесных зачатиях от Б‑жьего слова и последующих вознесениях на седьмое небо (2 Енох).
Некоторые еврейские книги периода Второго храма, как 2‑я и 4‑я Маккавейские, воспевают еврейских мучеников, жертвенная кровь которых спасла еврейский народ, очистила Землю Израиля, обратила врагов в бегство, умилостивила Б‑га и искупила грехи народа. Другие евреи той эпохи активно ищут новых приверженцев иудаизма из среды язычников, пихая им иудаизм всяких сортов и мастей самыми изощренными методами — начиная с насильственной иудаизации завоеванных территорий (как Хасмонеи) и заканчивая проповедью Десяти заповедей и еврейской эсхатологии из уст псевдоязыческих пророчиц и мудрых греческих старцев (как Книги Сивилл и Сентенции Псевдо‑Фокилида).
На основе анализа собранной за последние 150 лет древнееврейской литературы и археологических свидетельств встал вопрос, можно ли вообще говорить об одном иудаизме в период Второго храма? Различные литературные, эпиграфические и археологические свидетельства указывают на расхождения как в теории, так и в практике иудаизма — зачастую в одном и том же регионе. Что было ненормальным для иудаизма того периода?
Может быть, принятие чужих богов? Так ведь и здесь мы располагаем надписями, посвященными языческим божествам и оставленными людьми, которые позаботились сообщить, что они иудеи . У нас также есть фрагменты произведения иудейского автора Артапана, где он сообщает, что Моисей основал египетские языческие культы и даже был обожествлен египетскими жрецами (и был не против). Мы располагаем древнееврейскими произведениями, авторы которых выдают себя за языческих мудрецов и пророков и проповедуют иудейские идеи (Псевдо‑Фокилид, Сивиллы), а также такими, чьи авторы заявляют, будто иудейский Б‑г и Зевс — одно лицо (Послание Псевдо‑Аристея). Более того, некоторые современные ученые (например, Эрвин Гуденаф) не без оснований пытались интерпретировать большую часть литературы еврейской диаспоры как свидетельство того, что немалая часть иудеев греко‑римского мира практиковала не что иное, как иудео‑эллинистическую мистерию.
Павел
В контексте приведенного краткого обзора различных античных еврейских традиций многие из идей Павла уже не выглядят из ряда вон выходящими. Вне всякого сомнения, некоторые из них весьма странны, но на фоне Артапана, кумранских свитков или Филона они не сильно выделяются своей идиосинкразией. Далее я попытаюсь вкратце обсудить Павла на фоне современного ему иудаизма и выяснить, в чем он был нормален, а в чем нет.
То, что Павел неоднократно слышал божественные голоса, видел небесные видения и свято верил, что если кто‑то с небес повелевает, то необходимо немедленно выполнять, — это совершенно нормально, иудейская литература начиная с пророков Амоса и Осии и с книги Бытия полна описаний таких вещей. То, что Павел верил в то, что Иисус из Назарета явился ему как воскресший из мертвых сын Божий и небесный Господь — это, конечно, ненормальная идея, но, во‑первых, он не был единственным евреем, придерживавшимся ее, а во‑вторых, мы знаем, что в те времена было много разных «мессий» и «господ» и многие жители Иудеи, Галилеи и даже диаспоры неслись за ними толпами, веря, что имеют дело с «великими мужами Б‑жьими». Евреи подняли целых три восстания из‑за мессианских идей.
То, что Павел осыпает Иисуса такими разнообразными титулами, как «Спаситель», «Премудрость Божия», «Мессия», «Господь» и т. д., тоже не является чем‑то из ряда вон выходящим: все эти титулы широко представлены в арсенале иудейской мифологии на рубеже эр. Единственное существенное различие между Павлом и другими иудейскими авторами состоит в том, что для первого Иисус был объектом поклонения, а свидетельств того, что авторы Книг Еноха или кумраниты совершали литургические действия по отношению к Мельхиседеку, Еноху или Учителю праведности, у нас нет. Подобные молитвы или хвалебные гимны могли просто не сохраниться, и тем не менее это различие между Павлом и другими известными нам нехристианскими еврейскими авторами I века н. э. очень важно подчеркнуть.
Что касается образования Павла, то здесь ситуация весьма любопытна. Павел очень неплохо владел греческим, вероятно, этот язык был знаком ему с детства, хотя сам он заявляет, что он «еврей от евреев», тем самым намекая, что его родным языком был иврит (Фил., 3:5). Павел был исключительно хорошо знаком с Еврейской Библией — в основном в виде Септуагинты, но нет сомнения, что он знал и оригинальный текст на иврите. Некоторые серьезные ученые даже полагают, что он знал Священное Писание наизусть. Павел, как и другие современные ему евреи, без лишних церемоний выдумывал иудео‑греческие неологизмы, жонглировал семантикой и создавал новую виртуальную реальность для своих последователей в культе Христа из числа новообращенных язычников.
Павел был знаком с некоторыми иудейскими произведениями — он, по всей вероятности, читал Премудрость Соломонову, заимствуя оттуда нормальное для евреев того периода гомофобное, по сути, восприятие языческого мира. Возможно, он также был знаком с некоей формой Завещаний двенадцати Патриархов, происхождение которых, впрочем, является спорным вопросом в настоящее время. В отличие от других иудейских авторов того периода, таких как Филон и Флавий, с точки зрения своего образования Павел выглядит очень консервативным иудеем. Ранее ученые пытались искать корни религии Павла в эллинистическом мире культов‑мистерий в родном городе Павла Тарсе. Сейчас ясно, что если Павел был хорошо знаком с мыслью, литературой и религией греко‑римского мира, то он это исключительно хорошо скрывал. Единственной неоспоримой цитатой из греко‑римских авторов во всем корпусе Павла является короткий афоризм из Менандра в 1‑м Послании к Коринфянам (15:33): «Дурное общество развращает добрые нравы». Данная цитата никак не доказывает, что Павел непременно читал Менандра — подобную «мудрость» он вполне мог услышать вечером у костра или в общественном туалете. Павел, несомненно, был знаком с различными идеями, проповедуемыми уличными «философами». Но для этого ему вовсе не нужно было учиться в гимнасии — уровень этой уличной «мудрости» позволяет представить, что он вполне мог услышать ее от других евреев, повстречавшихся ему во время его многочисленных путешествий по Средиземноморью.
При этом близость экзегетического подхода Павла к более поздней раввинистической экзегезе и к кумранским произведениям заставляет многих ученых полагать, что даже если он не учился у ног раббана Гамлиэля, как заявляет автор Деяний Апостолов, то нет никакого сомнения, что он все‑таки получил немалую долю своего образования в Иудее. Также мало у кого из ученых возникают сомнения в том, что Павел некогда был фарисеем. Его воззрения сильно изменились вследствие полученного им небесного откровения, но в свете того немногого, что мы знаем о фарисеях в I веке н. э., Павел знал о них не понаслышке. Это выражается во многих аспектах его мировоззрения, например, как недавно обратили внимание историки, в его взглядах на антропологию, языческие культы или номинальный подход к Закону. Некоторые даже пытались доказать, что вся религиозная система Павла является неким зеркальным отображением ключевой системной парадигмы именно палестинского иудаизма.
Что касается эсхатологии Павла, то он оказывается намного ближе к авторам апокалипсов, чем, скажем, к таким интеллектуалам, как Филон или Флавий. Центральная идея, которой был одержим Павел — воскресение из мертвых, была бы для Филона анафемой, да и Флавий изо всех сил старался офилософствовать иудейские представления о загробной жизни. В то время как подавляющая часть иудео‑греческих авторов диаспоры пытались так или иначе вести диалог с языческим миром на его территории и с помощью его культурных кодов, Павел производит впечатление еврея, совершенно не интересовавшегося языческой культурой. Он был абсолютно непримирим к каким‑либо проявлениям многобожия, и это выражается прежде всего в том, насколько вся его мысль была сфокусирована на Еврейской Библии. Достаточно представить себе на миг, что почти все его послания, полные рассуждений, подразумевающих глубокое знание Танаха со стороны читателей, были адресованы вчерашним язычникам. Затем можно сравнить это с миссионерскими трактатами Филона, «Иудейскими древностями» или «Против Апиона» Флавия, чтобы оценить разницу. Ученые, попытавшиеся сравнить Павла с другими иудео‑греческими авторами в категориях культурного антагонизма, аккультурации и ассимиляции, пришли к весьма интересным заключениям. Павел — в отличие от подавляющего большинства диаспоральных авторов — занимал совершенно непримиримую позицию по отношению к языческому миру и, таким образом, являлся редким представителем радикального культурного антагонизма и крайне низкой аккультурации. При этом, парадоксальным образом, он также занимал нехарактерную для подавляющего большинства евреев позицию крайней ассимиляции. И здесь мы подходим к одному из ключевых моментов.
Павел стремился стереть границы между евреями и неевреями в своих общинах. То, что он занимался миссионерской деятельностью, на мой взгляд, как раз не являлось странным; я принадлежу к исследователям, полагающим, что иудаизм периода Второго храма в значительной мере был агрессивным миссионерским культом. Мы не располагаем свидетельствами того, что Павел был принципиально против соблюдения Торы иудео‑христианами, но при этом понятно, что он уже не приписывал Торе кардинальной важности. Он также был категорически против соблюдения ритуальных и национальных аспектов Торы неевреями, при этом параллельно объявляя их частью народа Божьего, потомством Авраама через Сарру, детьми небесного Иерусалима и наследниками обетований. Он также писал им, что они сменили Израиль по плоти — он же порабощенный нижний Иерусалим, он же дети Агари и гора Синай в Аравии. Именно эта позиция Павла, вытекающая из его интерпретации Мессии, помещает его за пределы норм, известных нам из других источников современного ему иудаизма.
И тем не менее все не так однозначно. Павел рассказывает о себе, что он пять раз получал от иудеев по 39 ударов палками. Это была серьезная дисциплинарная мера для правонарушителей‑евреев, которая налагалась и приводилась в исполнение в рамках еврейской общины. Я процитирую Эда Сандерса: «2 Кор., 11:24 показывает, что Павел продолжал быть преданным иудаизму. Он продолжал посещать синагогу <…> и, очевидно, сам согласился получить 39 ударов. Вне сомнения, он был убежден, что те, кто считал его достойным наказания, были неправы. Однако если бы он хотел, то мог бы оставить иудейское общество и, таким образом, избежать наказания. Главное, что проистекает из 2 Кор., 11:24, — это то, что и Павел, и евреи, наказывавшие его, считали, что христианское движение находится внутри границ иудаизма» .
Другими словами, Павел и его вчерашние язычники, которым он рассказывал о небесном Иерусалиме, скорее всего, ломали шаблоны большинству «нормальных» евреев I века н. э. Павел мог быть «ненормальным» евреем в глазах многих других евреев — и таких, кто не принимал Христа, и тех, кто верил в него. Однако они рассматривали его в рамках иудаизма. Ненормальным он, бесспорно, был, но при этом подчинялся дисциплинарным нормам иудаизма.
В последнее время все чаще слышны голоса ученых, считающих, что, несмотря на свою идиосинкразию, Павел никогда не выходил за рамки иудаизма, даже в вопросе о статусе новообращенных из язычников в христианских общинах. На данном этапе сложно судить, насколько эти попытки смогут убедить остальных ученых в том, что Павел всегда оставался «нормальным» иудеем, однако необходимо отметить, что в настоящий момент таких попыток становится все больше и больше.
В заключение, возможно, стоит задаться вопросом о последствиях иудейской «ненормальности» Павла для хода мировой истории. Как мы увидели выше на нескольких примерах, Павел был вполне консервативным, образованным иудеем, не интересовавшимся языческой мыслью. Он считал, что все язычники гомосексуальны и морально дефективны. Он не был готов ни к каким компромиссам с языческими культами. Он неоднократно добровольно подчинялся тяжелым дисциплинарным мерам, которые присуждались ему еврейскими общинами. При этом он презрел нормы современного ему еврейского общества, сказав, что нет ни иудея, ни эллина, а все дети Авраама по вере в еврейского Мессию — и поднял один из наиболее успешных стартапов в истории человечества. 
