Сто лет назад из‑за войны и прочих катаклизмов значительная часть интеллигенции, в том числе еврейской, оказалась за границей. В эмигрантской среде шли дискуссии о будущем России, и голос остававшихся в Советской России также бывал различим.
У нас есть возможность сравнить мнения, высказанные с различных позиций, по воспроизведенной ниже полемической публикации «Рассвета».
Участники полемики — люди весьма известные в еврейском мире. Историк Иосиф Бикерман, антисионист и антиидишист, пропагандист приобщения евреев к европейской культуре на русском языке, противник советской власти, предсказывал неизбежный всплеск антисемитизма. Журналист и общественный деятель Григорий Ландау, о котором Ф. Степун сказал: «Он был чужаком решительно во всех лагерях». Вениамин Мандель — юрист, председатель комитета Общества помощи русским гражданам в Берлине. Все трое в вопросе «советская власть и евреи» решительно высказывались за полное размежевание и активное противодействие, «выгнать общими силами разбойника из нашего дома». Между тем их оппонент, наблюдавший ситуацию из Петрограда, Б. Хецрони резонно возражал, что евреи никак не могут принять сторону главных противников большевиков — монархистов и белогвардейцев, которые выступили покровителями погромщиков.
К полемике сторон мы добавим то, что нам известно о дальнейшей судьбе ее участников.
Мандель умер в Германии еще до прихода Гитлера. Бикерман продолжал активно публиковаться, из Германии эмигрировал во Францию и умер в 1942 году в оккупированном Париже. Ландау с 1933 года жил в Латвии, писал статьи о политике, философии, литературе. В 1940 году, с приходом советской власти в Прибалтику, оказался в ГУЛАГе. «Чужак во всех лагерях» погиб в 1941 году в Усольлаге под Соликамском.
Полемизировавший с ними петроградец Б. Хецрони писал, что «если царские погромы — физические и духовные — революционизировали нашу молодежь, то белые погромы ее “большевизируют”». Он отметился и резкими выпадами против евсекций, и грустной констатацией: «Все ниспровергнуто в прах: еврейские общины, еврейская общественность, благотворительность, школа, культурные учреждения». Высказывал он и наивную, а может, мудрую надежду: «Еврей по натуре неисправимый оптимист. Ведь избавились же его предки когда‑то от ига египетского». О его судьбе ничего не известно.
Второй представленный материал — выдержки из книги В. Маргулиса «Огненные годы» с отстраненным, безэмоциональным перечислением на тему: «За что расстреливали евреев в Одессе». Речь идет об Одессе 1918–1919 годов, еще до занятия города Добровольческой армией. Бесстрастная статистика не оставляет сомнений в том, что, хотя поначалу чекисты пытались соблюсти видимость законности, в итоге все свелось к террору с надуманными обвинениями. «Классово чуждых» перестали даже обвинять в «контрреволюционной деятельности» или в «спекуляции», просто писали: «коммерсант», а то и вовсе ничего о роде занятий во все новых расстрельных списках, переполненных еврейскими фамилиями.
И при этом, в обстановке всеобщей безысходности, мы обнаруживаем вдруг, что живо еврейское искусство. В Париже проходит выставка Мане Каца — художника, в картинах которого на еврейские темы наиболее ярко раскрылся его талант. Как пишет критик, «не только художник‑еврей, но еврейский художник»: в его образах зритель открывал не только культурные тонкости еврейской жизни, но и что‑то сокровенное о себе самом.