Для забывших язык Моисея

К III веку до новой эры древнееврейский язык хотя и сохранил статус священного и литературного, начал активно вытесняться из обихода сначала общеупотребительным арамейским, а затем и греческим. С годами уровень знания языка Торы понизился настолько, что первосвященникам и другим иерархам Синедриона, скрепя сердце, пришлось согласиться на создание письменных переводов текстов Священного Писания. Это было нужно для того, чтобы большинство населения Земли обетованной не утратили духовную связь с истоками веры.

Следует сказать, что такое решение принималось крайне неохотно, так как религиозные авторитеты Иерусалима прекрасно понимали, что создают прецедент превратного толкования Библии и поощряют распространение невежественных взглядов в народе. Нечего и говорить о том, сколь ожесточенные споры разгорелись вокруг этой скользкой темы и какие кипели страсти. Однако время шло, и возникновение многочисленных еврейских колоний в разных странах, а также широкая эллинизация Палестины постепенно вынудили духовных лидеров отнестись к вопросу о переводах библейских текстов как к исторической неизбежности.

Надо заметить, что далеко не все покорно согласились с подобной позицией. Долгое время существовали взгляды, согласно которым день первого перевода священных книг являлся днем скорби и приравнивался к святотатственной акции по сооружению золотого тельца.

Древнейшим и наиболее известным переводом Библии на греческий язык является так называемая Септуагинта, или перевод 70 толковников. Официальным объяснением появления этого грандиозного труда провозглашалось желание познакомить со священными книгами Израиля язычников, в первую очередь просвещенных и влиятельных особ царского дома Птолемеев, властвовавших в египетской Александрии, где к тому времени находилась самая значительная иудейская диаспора. 

Будет правильнее сказать, что в тот период был осуществлен перевод не Библии в целом, а только Пятикнижия (Торы). Что касается остальных книг Священного Писания, их перевели несколько позднее.

Появление Септуагинты оказало огромное влияние на духовную жизнь многочисленных грекоязычных еврейских общин Палестины, Сирии, Месопотамии, Малой Азии и Северной Африки, где знание подлинного языка Торы Моисея к тому времени уже являлось уделом избранных. Историкам едва ли бы удалось понять и представить себе все обстоятельства, связанные с греческим переводом святыни еврейского народа, если бы не удивительное повествование, дошедшее до нас из глубины веков.

Новая власть — новые идеи

После кровавого раздела огромной, но крайне неустойчивой, «лоскутной» империи Александра Македонского между его ближайшими сподвижниками (диадохами) управление Египтом досталось Птолемею Лагу, ставшему основателем новой династии, которая правила в древней стране фараонов в течение почти трех столетий. За два года до своей кончины, в 285 году до новой эры, египетский властитель назначил наследником и соправителем своего сына, получившего тронное имя Птолемей II Филадельф, что означало «любящий сестру». Данное прозвище как нельзя лучше подходило новому монарху, который был женат на своей сестре Арсиное. Впрочем, подобные кровосмесительные альянсы были характерны почти для всех представителей этой династии.

Наиболее привилегированное положение в раннем птолемеевском Египте занимали военачальники наемных отрядов, сановники и жрецы, однако наряду с представителями высших сословий все большее значение приобретали торговцы, судовладельцы, богатые откупщики, среди которых было немало евреев. В силу этого представляется совершенно естественным, что богатая, влиятельная и многочисленная иудейская колония Александрии, используя свои широкие связи при дворе, выступила с инициативой осуществить перевод текстов Священного Писания на язык правящей верхушки. Этой акцией, с одной стороны, снимался ореол мрачной таинственности, окружавшей религиозную жизнь евреев, разоблачались бесчисленные кривотолки и враждебные инсинуации, а с другой — иудейская община как бы встраивалась в духовную культуру египетского государства.

Как в действительности происходило решение данной грандиозной задачи, выяснить трудно. Тем не менее возможный ответ на этот вопрос дает псевдоэпиграф под условным названием «Послание Аристея», который подробно описывает всю историю процесса. Данный документ на протяжении многих веков не вызывал никаких сомнений в своей основательности, поскольку был подкреплен непререкаемым авторитетом Иосифа Флавия, и лишь в XVI веке у исследователей стали возникать первые робкие сомнения в его абсолютной достоверности.

В настоящее время критический анализ этого древнего повествования как бы разделяет текст на историческую и псевдоисторическую составляющие, каждая из которых удивительным образом дополняет другую. Высокая тщательность подготовки «Послания…», умелая расстановка акцентов, литературный стиль не оставляют сомнений в том, что его автором являлся еврей из Александрии, чья работа оказалась очень важным источником для понимания состояния еврейско-египетской культуры в птолемеевскую эпоху.

Царская милость

В начале III века до новой эры палестинские евреи, не имея собственной государственности, периодически находились в политической зависимости либо от Сирии, либо от Египта, пока наконец на довольно длительное время не перешли под патронаж Птолемеев.

До наступления эры правления Маккавеев главенствующее положение среди иудеев, группировавшихся вокруг Иерусалима, занимали первосвященники Храма, совмещавшие светские и духовные властные функции. Именно таким, почти независимым, обладавшим большим авторитетом правителем своего народа являлся первосвященник Элеазар, сумевший добиться освобождения многих соплеменников, находившихся в рабстве в стране фараонов еще с персидских времен.

Иосиф Флавий восторженно цитирует весьма любезное письмо Птолемея II, адресованное князю и первоиерарху Иерусалима: «Царь Птолемей посылает первосвященнику Элеазару привет свой. Когда я вступил на престол, я отнесся гуманно, особенно к твоим согражданам <…> приняв сильных и молодых юношей в число своих воинов, доверив <…> охрану собственного дворца <…> Желая сделать приятное всем иудеям, я решил приступить к переводу вашего Закона…»

Как повествует интересующее нас «Послание…», решающую роль в проявлении Птолемеем неслыханной державной милости сыграл некий грек Аристей, являвшийся близким советником царя. Судя по информации Иосифа Флавия, именно Аристей проделал огромную работу по подготовке списков иудеев, подлежавших освобождению от рабства и возвращению домой, а также принял деятельное участие в поиске и тщательном отборе опытных переводчиков, знатоков Священного Писания.

В ответном послании первосвященника Элеазара царю Птолемею выражения глубокой признательности искусно сочетаются со словами, преисполненными достоинства и величия. Поблагодарив царя за освобождение людей и за ценные дары Иерусалимскому Храму, Элеазар пишет: «…Я уже выбрал по шести престарелых мужей из каждого колена и отправил их к тебе с Законом… Ты озаботишься, конечно, и об охране лиц, получивших это поручение…»

Прибывшие в Александрию старцы — 72 толковника — были тепло и радушно приняты царем, а затем стараниями Аристея размещены в удобном уединенном доме на морском берегу острова Фарос, вполне подходящем для осуществления их благородной миссии. Несмотря на келейность в организации и проведении данной акции, молва о работе 72 переводчиков передавалась из уст в уста и вызвала широкий, главным образом негативный резонанс не только в Иудее, но, что удивительно, и в диаспоре, где многие высказали категорическое нежелание знакомить иноверцев с еврейским вероучением. Разумеется, это не были массовые протесты в нашем современном представлении, равно как трудно себе представить, к примеру, пикетирование здания, где день за днем усердно корпели над своим гигантским трудом седобородые иудейские мудрецы.

По прошествии, заметьте, 72 (по числу толковников) дней, эта кропотливая работа была успешно завершена и получила высокую оценку экспертной комиссии иерусалимского Синедриона, постановившей, что выполненный перевод является каноническим и в дальнейшем не может подлежать каким-либо изменениям и уточнениям. Не поскупился на похвалы и царь Птолемей. Он наградил всех переводчиков ценными подарками и пригласил запросто навещать его во дворце, когда только им будет угодно.

Истина лежит посередине

Если Иосиф Флавий описывал процесс создания знаменитой Септуагинты во многом под влиянием «Послания…» Аристея, то непосредственно текст данного документа можно обнаружить у Филона Александрийского, а также у известных христианских авторов Иустина мученика, Иринея Лионского и блаженного Августина.

Само «Послание…», выдержанное для наибольшего правдоподобия в эпистолярном жанре, адресовано брату автора, некоему «любознательному» Филократу — человеку, судя по всему, достаточно образованному, чтобы разобраться во всем сложном многообразии затронутых в письме тем.

Современная историческая наука рассматривает «Послание…» как умелую фальсификацию, ставя, таким образом, под сомнение весь процесс создания Септуагинты. При этом основной огонь критики направлен против действительно имеющихся в тексте анахронизмов и других исторических неточностей.

Как в самом «Послании…» Аристея, так и в книге шедшего в фарватере его сочинения Иосифа Флавия отмечена главенствующая роль, которую сыграл в организации работы 72 толковников некто Деметрий Фалерский, заведовавший царскими книгохранилищами. Этот замечательный человек, являвшийся одним из образованнейших людей своего времени, автором множества философских трудов, некогда возглавлял афинское правительство, а на склоне лет стал первым хранителем знаменитой Александрийской библиотеки.

Критики «Послания…» Аристея справедливо указывают на то, что сей ученый муж умер до начала работы переводчиков Священного Писания и автор не мог этого не знать. Полностью соглашаясь с данным фактом, все-таки надо заметить, что сие обстоятельство следует рассматривать не как исторический анахронизм, а как естественное желание самого Аристея облагородить и как бы освятить весь процесс подвижнической деятельности толковников именем столь замечательной личности как Деметрий Фалерский.

Кроме того, в тексте «Послания…» Аристей дважды говорит о текущих событиях как о давно минувшем времени, но даже в этом случае едва ли можно усмотреть серьезную фальсификацию. Разумеется, при всем желании защитить доброе имя бытописателя подобных великих событий в истории еврейского народа нельзя не согласиться с апокрифичностью ряда описаний «Послания…», в особенности трогательного до слез глубокого расположения царя Птолемея к евреям. Порой кажется, что еще немного, и этот образованный и властолюбивый монарх в порыве душевного волнения сам будет готов принять иудаизм…

На это хочется сказать следующее. В средние века одной из самых известных достопримечательностей, украшавших алтарь Кельнского собора, являлась изумительная по красоте камея, выполненная по случаю свадьбы Птолемея и Арсиной. На ней царь изображен в искусно выточенном, богато украшенном шлеме, словно подчеркивающем извечную тягу этого эллинизированного правителя ко всему прекрасному и величественному. Можно сколь угодно долго иронизировать по поводу его трепетного отношения к переводу Библии на греческий язык, однако не следует забывать, что именно ему принадлежит главная заслуга в создании основных фондов величайшей в мире библиотеки и блестящая идея возведения одного из семи чудес света — знаменитого Александрийского маяка.

И если помнить, что такой грандиозный религиозный и литературный памятник еврейской культуры как Библия является средоточием духовного опыта всего человечества, открывающего народам осмысленный путь к осуществлению Б-жьего промысла, то многое из того, что вызывает отторжение в многострадальном «Послании…» Аристея как в явном анахронизме будет восприниматься совсем по-иному, ибо хорошо известно, что истина лежит посередине.

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 688)