Смех сквозь слезы

Три раввина в одной лодке

Анна Мисюк 8 января 2020
Поделиться

Вы помните, что означало быть советским евреем? Ну так я вам напоминаю: шеститомник Шолом-Алейхема в книжном шкафу, и если вы без чинов и званий, то потрепанный и в первом ряду, а если вы особа приближенная к официозу, то новенький и у стеночки, а еще умение рассказывать, слушать и понимать еврейские анекдоты…

ИллюстрациЯ Вальдемара КРЮГЕРА

Ах, еврейский анекдот, ты вывел из гетто и черты оседлости на авансцену европейской цивилизации и неисчерпаемый тысячелетний опыт объяснять невыносимую жизнь так, чтоб можно было ее продолжать, и неподдельное, всегда наивное изумление перед этой самой невыносимостью.

У тебя за спиной, еврейский анекдот, стояли улыбчивые мудрецы хасидских рассказов и один из самых старых языков Европы — идиш. А разве это не анекдот, что тысячелетний язык, маме-лошн пары-тройки миллионов вполне разговорчивых людей, носил негордое имя жаргона почти всю эту тысячу лет? Твоими детьми, анекдот, стали еврейский театр и литература, журналистика и поэзия, а сестрица твоя еврейская песня, а братец танец! Но говорить об анекдоте всухую — это все равно, что всухую о чае (водке, кофе, кефире, апельсиновом соке, ненужное зачеркнуть)… Нужны примеры и для первого из них я открываю  крохотную книжечку, миниатюрное издание избранных страниц зубоскального одесского журнала «Крокодил» за 1911–1912 год:

 

«Маленькая ошибка

К одному еврею подходит его товарищ:

— Фишелевич, вы слИха-ли ЭТОГО новость?

— Что такое?

— Абрамович выиграл двести тысяч!

— Пхэ! Я как будто что-то слИхал, но вИ сделали УВ этом три ошибки. Во-первых, не Абрамович, а Хаимович; во-вторых, не 200.000, а 1.200; и УВ-третьих, не выиграл, а проиграл.

 

«На свадьбе 

На диване в свадебном зале в уютном уголке сидят три подруги. Каждая интересуется узнать, что подарила другая новобрачным.

— Хана, что ты подарила? 

— Я подарила чайный сАрвиз на 12 пАрсон!

— А тИ что подарила?

— Я? Я подарила фражовый сервиз для обеда на 24 пАрсоны!

— А тИ, Блюма, что подарила?

— О, я подарила чайного ситОчка на 48 пАрсоны!

 

Каждый, пока читал, мог про себя прикинуть, сколько раз слышал он эти благородно поседевшие, но не истлевшие шутки, а к тому же учтите, что если они опубликованы в 1911 г., то до этого должны были бы быть известны в устной традиции как минимум двум поколениям. Да им сто двадцать благословенных лет, этим неувядаемым ханам и хаимовичам. К тому же мы слышим в этих текстах давно ушедший с лица земли акцент. Ваши предки стеснялись его? С ужасом следили, не «поет» ли, не картавит ли, не смягчает ли «по-местечковому» в подражание бабушке или дедушке городское дитя. Ну что ж, часто можно услышать армянский или грузинский благородные акценты, мы прекрасно знаем, как звучит русский язык в устах эстонца, немца, американца, мы даже узнаем в русской речи острый привкус иврита, но помилуйте, когда вы в последний раз слышали, как говорит по-русски человек, для которого родной язык —идиш? Сохраненный старыми анекдотами акцент сейчас даже некому опознать, мы не можем судить, например, изображен этот акцент в «Крокодиле» любовно-юмористично или безжалостно-насмешливо.

Однако сделаем еще один вывод: сто лет назад ситуация была почти как сегодня, когда каждое издание, под каким бы грифом оно ни издавалось, имеет рубрику «Евреи шутят», а сборники «Еврейские анекдоты» неуклонно выходят из печати ежеквартально как минимум.

Еврейский юмор и не заметил вроде бы ограничений в печати в советские времена — это ему было нипочем. Они, шутки и анекдоты, — это часть устной традиции, ну так и передавались от одного рассказчика другому, из дома в дом.

Персонажи старого еврейского анекдота не все остались в Европе, в России, в Советском Союзе, многие отправились за океан и стали переводить свой идиш на английский… Нам уж не оценить английскую транскрипцию еврейских анекдотов рубежа веков, их «бруклинский» акцент, но мы знаем, что юмор черты оседлости и местечка, переселившись в мегаполисы Нового света на макушку современной цивилизации, с легкостью освоил и эту сценическую площадку. Передо мной книжка, названием которой я озаглавила эти заметки. Автор книжки, а вернее, ее собиратель и составитель, Стенли А. Крамер, включил в нее тексты, которые сам и определил как юмор евреев крупнейших городов США. Цитаты ли это из Агады или народные поговорки, пришедшие из европейских гетто, шутки штетла-местечка или анекдоты одесских, варшавских, берлинских кафе — сейчас они готовы описать американскую жизнь, хихикнуть над ней, помочь ее понять: и правда, что в ней такого особенного, в этой суперцивилизации, ну, авто под ногами путаются, ну, раввины-реформисты, которые Субботу от понедельника через раз отличают, а дальше все то же: дети, любовь, богатство, нищета, жадность, щедрость, нахальство, трусость, пардон, осторожность. Но, чтобы не всухую, послушайте:

 

«Миссис Фляйшман что только ни советовала своему сыну Гершелю перед его отправкой во Вьетнам:

— Отдыхай как следует. Не ешь в армии свинины и другой пищи, от которой полнеют. Старайся спать после обеда. Пойдешь стрелять в комми, допоздна не задерживайся…

— Мама, — прервал ее сын, — а тебе случайно не приходила в голову мысль, что комми могут попытаться и убить меня?

Миссис Фляйшман только усмехнулась:

— Что за глупости ты говоришь? Ну что коммунисты против тебя имеют?»

 

Редкой темой еврейского анекдота является дуэль, но вот что рассказывают в Америке о евреях Парижа:

 

«Двое из них крупно повздорили, ссора закончилась вызовом на дуэль. Утром следующего дня один ждет другого с готовыми пистолетами. Проходит полчаса, час, полтора, а второго дуэлянта все нет. Наконец, появляется посыльный с запиской:

— Слушай, Мойше! Если я вдруг опоздаю, не жди меня, начинай стрелять…»

Рассказывайте и творите еврейский юмор, пока вы его понимаете.

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 29)

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

The New York Times: Поддаются ли переводу анекдоты?

Это вечный вопрос: что именно мы читаем, читая перевод? Все мы выросли на переводах — это факт. Все мы читали Чехова, Гоголя, Достоевского и других титанов; их произведения оказали на нас такое влияние, потому что мы читали их в переводе, который был нам понятен. Что же это за магия превращения? Что остается неизменным в переводном произведении? Не только сюжет, что‑то еще, но я даже не могу объяснить, что именно.