В юности я думал, что антисемитизм это как Черная смерть: что‑то трагическое и кошмарное из прошлого. Он когда‑то уничтожил миллионы людей. И теоретически это вещь очень опасная. Но сейчас остались лишь какие‑то его отголоски в самых бедных и далеких от цивилизации странах. Антисемитизм разрушил жизнь моей бабушки, но для меня он уже не представляет угрозы.

Теперь же я понимаю, что антисемитизм на самом деле подобен гриппу: неприятно, больно, иногда даже смертельно, а главное — он никуда не девается. Каждые несколько десятилетий вирус мутирует и происходит эпидемия. Все остальное время наблюдается вялое течение болезни с головной болью, слабостью, головокружением. Она нас не убивает, но изнуряет.

Как британский еврей, имеющий второе гражданство — французское — и семью в Париже, я ощущаю эти симптомы уже некоторое время. Я пытаюсь припомнить, когда я впервые их ощутил. Было ли это в тот момент, когда выходец из лейбористской партии Джордж Галлоуэй был избран в парламент от одного из восточных округов Лондона на волне антисемитской кампании 2005 года? Или когда Илан Халими был похищен и убит антисемитами в Париже в 2006‑м?

Не помню, когда это случилось. Но помню, что убеждал себя: это пройдет. Это неприятно, как зуд, но это не заставит меня бежать, как бежала моя бабушка в 1933 году из гитлеровской Германии. Это даже не лишит меня той или иной работы — как лишились ее родственники моей бабушки, жившие в Германской империи — в Гамбурге и Берлине. Она рассказывала о них, правда очень редко.

Я продолжал думать, что антисемитизм не такая уж большая проблема, если только я не решу переехать в Каир или Тегеран. Я продолжал так думать даже после того, как в 2015 году сторонники Галлоуэя, прижав к стенке, душили меня и били по голове с криками: «Убирайся, проклятый еврей!»

Я совершил ошибку. Только на этой неделе восемь парламентариев‑лейбористов вышли из своей партии и стали независимыми депутатами. Во многом это объясняется затянувшимся мучительным антисемитским кризисом, поразившим лейбористскую партию под руководством Джереми Корбина. Страх придавил меня, когда я смотрел, как глубоко беременная Люсиана Бергер покидает лейбористскую партию, называя ее «антисемитской на уровне руководства».

Но дело не в лейбористской партии.

Меня прошиб холодный пот, когда я увидел видео того, как «желтые жилеты» напали на еврейского интеллектуала Алена Финкелькраута. Они кричали: «Палестина!», «Франция принадлежит нам», «грязный сионист», «народ накажет тебя».

Снова события, никак не связанные с евреями: будь то раскол парламентской фракции или протестное движение, спровоцированное ценами на бензин, — теперь закручиваются именно вокруг евреев. Но не оскорбления как таковые беспокоили меня. Беспокоило меня то, как эти оскорбления меняют жизнь еврея в Европе. Теперь уже нельзя игнорировать этот грипп — он захватил нас.

История с Бергер в Англии и с Финкелькраутом во Франции про одно и то же — про то, что закончилось то время, когда европейские евреи могли заниматься общественной деятельностью, не задумываясь об антисемитизме. Мы отброшены назад — если не к эпохе Гитлера, то к эпохе Бенджамина Дизраэли и Пьера Мендес‑Франса, когда быть евреем и общественным деятелем означало непрерывную борьбу. Не смертельную, не безнадежную, но изнуряющую. Бесконечную борьбу с обвиняющей тебя теорией заговора, которая к тому же постоянно меняет свои очертания.

И это касается не только леваков, но и правых, и центристов. Посмотрите на Джона Лэнсмана, еврея, основателя и председателя прокорбинского движения «Момент». Он постоянно защищает своего кумира, обличая при этом самых фанатичных его сподвижников. И это другой пример человека, чья политическая деятельность определяется антисемитизмом.

В Твиттере бесчисленное множество английских евреев — от разъяренных колумнистов, поносящих левых, до комика и режиссера Дэвида Шнейдера, левака и сторонника Корбина, — без устали пытаются провести границу между антисемитизмом и антисионизмом. Фейсбук наводнен бдительными анти‑антисемитами, одержимо обличающими каждое антисемитское заявление лейбористов. Всё это жизни, украденные антисемитизмом.

Я ненавижу это. Мне больно видеть жизни, отнятые антисемитизмом. Мне больно видеть, как люди лишаются душевного равновесия из‑за этого, видеть психологический урон, который антисемитизм наносит евреям всех мастей.

Мне больно видеть, как эта ситуация сообщает людям такое безжалостно дурное настроение, тревожность, агрессивность. Мне больно видеть, как самые спокойные и счастливые люди превращаются в яростных воинов Твиттера, защитников одной идеи. Я ненавижу уродство и несчастье, которые антисемитизм привносит в еврейскую жизнь. Я ненавижу паранойю и то, как она вынуждает евреев набрасываться на других евреев.

Мне больно видеть, как эта паранойя заслоняет все остальное в жизни. Как еврейская жизнь, еврейская мысль сейчас определяется другими. Я не хочу так жить.

У меня ушло много времени на осознание этого, но теперь я понимаю: живя с этим гриппом, ни в коем случае нельзя позволять, чтобы антисемитизм определял вашу еврейскую идентичность. Еврейская жизнь, определяемая только лишь антисемитизмом — пусть даже праведной борьбой с антисемитизмом — это проклятье.

Евреи, борющиеся с этой болезнью, должны, прежде всего, не забывать о красоте иудаизма — и не давать забывать другим. Запостите в соцсети рецепт, напишите о книге, о романе — но не только лишь изливайте свое негодование! Сходите на субботний ужин, устройте такой у себя дома, зажгите субботние свечи. Нельзя просто сидеть и кипеть. Читайте утренние молитвы — хотя бы просто для того, чтобы медитировать. Произносите благословение на стакан воды — считайте это такой ментальной практикой. Или делайте что‑нибудь другое — то, что для вас воплощает еврейскую культуру и традицию. Будь то песня, анекдот, бейгл. Все это имеет целебную силу.

Не позволяйте тем, кто вас ненавидит, определять вашу еврейскую идентичность. Наоборот, превратите ее в источник сил, в то, до чего ненавистникам не дотянуться, что они смогут испортить. Наши предки именно такой видели еврейскую жизнь. В собраниях, в субботних песнях, в обрядах — в еврейском образе жизни — они видели не клетку, а дворец, защищающий от внешних невзгод, дарующий евреям покой.

И уверенность. Ведь прогуливаясь по Британскому музею в Лондоне или Метрополитену в Нью‑Йорке и разглядывая римские, египетские, ассирийские древности, еврей думает: я там был. Мы — вечный народ. А не только народ, который пытался истребить Гитлер.

Я боюсь, многие евреи забывают об этом. Слишком многие. Жить при антисемитизме можно только при одном условии: не следовать его правилам, не плясать под его дудку. «Эц Хаим» это ведь не только название синагоги в Питтсбурге, где в прошлом октябре преступник открыл стрельбу по прихожанам. Это также один из самых красивых образов в нашей утренней молитве, символизирующий жизненную силу иудаизма. Эц хаим и ле‑махазиким ба — «древо жизни — для держащихся за него». 

Оригинальная публикация: Europe’s Ubiquitous Anti‑Semitism