Янку Цукерману 95 лет, и он ведет на румынском радио программу, посвященную классической музыке. А в 1941 году его гнали по улицам Ясс — самого антисемитского города Румынии. Призраки все еще здесь.

Я думал, что я последний Цукерман мужского пола в нашей семье. Цукерман — довольно распространенная еврейская фамилия (ее носят, например, персонаж Филипа Рота или мой хирург‑ортопед), но в моей собственной семье в последние несколько поколений рождалось много дочерей, чьи дети унаследовали фамилии от своих отцов.

Единственными оставшимися Цукерманами, которых я знал, были я сам, моя сестра и две моих дочери. «Цукерман» означает «сахарный человек», так что мы потомки какого‑то торговца сахарной свеклой — сами понимаете, не Виндзоры, не Рокфеллеры и не Кардашьяны. Но все‑таки…

И вдруг мой двоюродный брат Моти, живущий в Израиле (его фамилия Клингер), рассказал мне, что у нас есть родственник по имени Янку Цукерман. Ему 95 лет, он живет в Бухаресте, он уцелел в «поезде смерти» во время Холокоста и сейчас жив и здоров и даже довольно известен в Румынии. Моти вызвался быть переводчиком на тот случай, если я захочу навестить Янку.

Встречай нас, Румыния!

Найти Янку оказалось несложно. Когда я приехал в отель, усталый и сонный после перелета, он ждал меня в холле. Это был человек небольшого роста, совершенно лысый, если не считать седого ершика спереди. Моти сказал мне, что Янку находится в прекрасной форме, но насколько прекрасно можно себя чувствовать в 95 лет? Рядом с ним сидела привлекательная женщина намного моложе его (оказалось, что ее зовут Мария и ей 45 лет). Это его сиделка? Янку нуждается в помощи? Я тихо спросил Моти, который ждал меня вместе с ними. Нет‑нет, ответил он, это его подруга. «Я нравлюсь ей как личность», — сказал мне позднее Янку. С ним точно все в порядке.

За обедом в ресторане отеля Янку был очень разговорчив и рад нас видеть. Он пригласил меня попробовать поданные ему блюда (куриный бульон был великолепен, тефтели из говяжьих мозгов, слава Б‑гу, безвкусные) и стал рассказывать о своей жизни. В годы долгого правления коммунистов в Румынии он работал в министерстве сельского хозяйства. Но его страстью была музыка. Сегодня он подыскивает исполнителей для приятеля‑филантропа, который предоставляет гранты талантливым молодым музыкантам и ведет еженедельную музыкальную программу на румынском радио «Шалом». Когда‑то он играл на скрипке в оркестре министерства сельского хозяйства.

Нашу беседу прервал приход моих дочерей, к нашему удивлению, сообщивших, что они скрываются от бухарестской полиции. Они ехали в отель на автобусе и очень старались купить правильные билеты. Но кондуктор утверждал, что они заплатили недостаточно. Он остановил автобус, высадил их на тротуар и заявил, что сейчас приедет полиция и разберется с ними. Молодая румынка вполголоса посоветовала им из окна автобуса: «Убейгате!». Они не убежали. Они ушли. Погони за собой они не заметили.

В Румынии существует проблема с коррупцией разного масштаба, от обирания туристов до злоупотребления служебным положением на самом высоком уровне, и Бухарест, главный город страны, выглядит несколько заброшенным. Коммунистический диктатор Николае Чаушеску, свергнутый и казненный в 1989 году, снес изрядную часть исторического центра. Чаушеску мечтал о масштабном социалистическом мегаполисе, в центре которого должен был находиться Дворец парламента с его 1100 кабинетами — крупнейшее административное здание в мире после Пентагона.

Территория, которая избежала бульдозеров Чаушеску, застроена изящными домами конца XIX — начала ХХ века во французском стиле. Многие из них выглядят грязными и обшарпанными. Даже памятник убитым во время демонстраций, предшествовавших свержению Чаушеску, на площади Революции, нуждается в ремонте. Постамент под ним крошится.

Янку и Мария живут в многоквартирном доме, построенном при коммунистах и находящемся в западной части города. В квартире три небольших комнаты: спальня, кухня и гостиная, большую часть которой занимает обеденный стол, на который, когда мы приходим к ним в гости, Мария ставит закуски и шампанское. Пока моя старшая дочь играет с маленькой собачкой, Янку показывает мне фотографию своей покойной жены Клариссы, которая умерла в 2010 году. Вот фотография, где они с Марией стоят рядом с израильским послом на приеме в посольстве. Он получил две медали и грамоты от двух президентов Румынии, где он назван кавалером двух государственных орденов «за высокие моральные и профессиональные стандарты», а также за «вклад в сохранение памяти о Холокосте». Потом Янку рассказал нам о событиях, развернувшихся в Яссах в июне 1941 года. Он уже много раз рассказывал о них румынским газетам и телевидению.

Янку, как и мой дед, вырос в Яссах, на северо‑востоке Румынии. Дядя Янку Юлиус эмигрировал в Соединенные Штаты незадолго до Первой мировой войны. Семейная история гласит, что Юлиус уехал из Румынии, чтобы избежать призыва в румынскую армию, но вскоре после прибытия в США его призвали в американскую армию и отправили обратно в Европу. К счастью, служба у него была не самая рискованная — он был портным.

Две сестры Юлиуса эмигрировали вместе с ним, а брат Юлиуса Шмуэль, отец Янку, остался в Яссах, где проживало многочисленное еврейское население. Этот город многие десятилетия был важным центром еврейской культуры.

Яссы были одновременно и центром румынского антисемитизма. Здесь появилась Железная гвардия — предшественница румынского фашистского правительства, которое заключило союз с нацистской Германией в годы Второй мировой войны. В июне 1941 года Румыния вместе с Германией вторглась в Советский Союз. Когда советские самолеты бомбили Яссы, румынские власти обвинили ясских евреев в том, что они сочувствуют коммунистам и посылают сигналы, чтобы обозначить советским летчикам цели. Начался большой погром, запланированный и поддержанный румынским правительством. За день до его начала еврейских мужчин отправили копать широкие окопы на еврейском кладбище, а христианским семьям порекомендовали нарисовать на своих домах кресты.

28 июня солдаты, жандармы и их добровольные штатские помощники стали выгонять евреев из домов. Они плевали в них, избивали и убивали их огнестрельным оружием, железными прутьями и огромными кувалдами. Уцелевших, и среди них и Янку, прогнали по улицам мимо тел убитых к центральному полицейскому участку. Семьдесят семь лет спустя, сидя в своей маленькой квартирке, Янку показал нам, как он шел в тот день. Твердо стоя на ногах между диваном и столом, уставленным угощениями, он поднял руки над головой и вспомнил, как румынский офицер ударил его и отобрал у него часы со словами: «Вонючий жид, тебе больше часы не понадобятся».

Сотни евреев были убиты на улицах, еще сотни — во дворе полицейского участка. Из полиции Янку погнали на вокзал, где тысячи евреев, многие из которых чуть дышали, а другие уже были мертвы, набили в грузовые вагоны, пустившиеся в долгий путь в никуда. Один из поездов, где находилось 2500 человек (в накладной обозначенных как «жиды»), шел шесть дней, перемещаясь от одного городка в окрестностях Ясс к другому и периодически останавливаясь для выгрузки трупов. Воды узникам не давали; тех, кто выбирался из поезда, чтобы найти воду, расстреливали. Оставшиеся в живых задыхались в вагонах, мучаясь от жажды. Они пили мочу друг друга и срывали с себя одежду. Некоторые лишились рассудка. Некоторые покончили с собой. Подавляющее большинство умерло.

Янку «повезло». Его поезд шел всего восемь часов, но и это было достаточно жутко. Один из выживших рассказывал, что чтобы не упасть и не задохнуться, он сделал скамью из мертвых тел и сел на них. Вместе с Янку в вагоне находилось сто тридцать семь человек. «Главное, — рассказывает Янку, — было не перенапрячься. Многие выбивались из сил, крича, изрыгая проклятья и требуя воды. Когда в живых осталось всего 25 человек, я понял, что скоро придет мой черед, но я не боялся. Я сказал себе — я должен выбраться из этого вагона, я должен выбраться. Ему и еще семерым это удалось.

После поезда Янку попал в местный концлагерь и провел там всю войну, занимаясь рабским трудом. (Хотя румынские солдаты убили десятки тысяч евреев на оккупированных территориях, сами румынские евреи избежали массовых депортаций в лагеря смерти.) Когда война кончилась, Янку пошел учиться на агронома.

В один из дней Янку повел нас в хороший ресторан на берегу озера в бухарестском парке Херестрау. По его словам, несколько раз в год он приходит в школы, чтобы рассказывать о Холокосте. Однажды ученик спросил его: «А где же был Б‑г?». Янку ответил: «Б‑г был на каникулах».

Янку заказал бутылку превосходного румынского красного вина, и мы подняли бокалы — четверо Цукерманов, Моти и Мария. Парк был восхитительный. По озеру плыл прогулочный теплоходик. Янку сделал еще глоток, Мария сидела рядом с ним. «Здесь лучше, — заметил он, — чем в общей могиле в Яссах».

На следующее утро мы улетели в Яссы. Это большой культурный центр с симфоническим оркестром, национальным театром и университетским кварталом. Здесь множество парков и кафе. Но мы приехали под свежим впечатлением от рассказа Янку, и когда выяснилось, что таксист понятия не имеет, где в Яссах находится Большая синагога, легче не стало. Недавно отреставрированная элегантная синагога окружена зеленью (это место называется площадью Румынско‑израильской дружбы), и ее прекрасно видно с главного городского перекрестка. Но водитель утверждал, что никогда не слышал о ней. Мы уверены, что не хотим отправиться в церковь, спросил он. «Бисерика?» «Нет, — сказал Моти. — Синагога, эвреи Biserică (рум.) — церковь;
evrei (рум.) — евреи. ». «Бисерика?» — вновь спросил водитель.

Мы все равно нашли синагогу и небольшой еврейский общинный центр рядом с ней. Когда‑то в Яссах жило 35 000 евреев. Теперь их осталось 300. Женщина, которая руководит центром, знает Янку и его историю, и она проводила нас к тому месту, где когда‑то Янку жил со своей семьей. Этого дома уже нет, на его месте стоит современная гостиница. Наша провожатая оставила нас, и мы вчетвером (мои дочери, Моти и я) пошли по тому же пути, по которому летним днем 1941 года шел через враждебную толпу Янку с поднятыми руками.

Мы прошли по улице Куза Водэ, мимо монастыря Голиа, населенного православными монахами в черных рясах, мимо множества магазинов. Оглядываясь по сторонам, я пытался представить себе, что мог видеть Янку в тот день. Скорее всего, не тату‑салон, и не толстый манекен в коричневых бриджах, и не женщину с короткими волосами, выкрашенными в ярко‑голубой цвет. Пожалуй, он видел дворника с метлой, которые ходили здесь и в сороковые годы ХХ века, если не в сороковые годы XVII века. Мимо нас продребезжал старый трамвай, я посмотрел на вагоновожатого, а тот ответил мне недружелюбным взглядом, и я вспомнил рассказ о погроме: «Трамвайный кондуктор Константин ломом убил семью Сегаль (отца, мать и двоих детей), которые случайно шли мимо него по улице».

Мы прошли мимо Филармонии, повернули на улицу Василе Александри и дошли до двора бывшего полицейского участка, куда согнали евреев Ясс и где многих из них забили до смерти. Сейчас здесь стройка; часть нового здания займет музей Холокоста.

Оттуда мы пошли, следуя маршруту Янку, к вокзалу, где тысячи евреев набились в поезда смерти. Вокзал был украшен огромным плакатом с рекламой местного кинофестиваля. На здании вокзала висит небольшая мемориальная доска: «2713 евреев погибли в толпе в товарных вагонах, были зарезаны и замучены». Внутри пассажиры ждали поездов в Тимишоару, Васлуй и Унгены.

Последней нашей остановкой стало старое еврейское кладбище Ясс, расположенное на вершине холма на окраине города. У кладбищенских ворот нас встретила свора собак, которые яростно лаяли и рвались к нам через железный забор. Мы вошли в ворота чуть подальше и первое, что мы увидели, были ряды одинаковых надгробных камней на могилах еврейских солдат, павших за Румынию во время Первой мировой войны. Рядом с ними мы нашли могилу Шмуэля‑Йосефа Цукермана, отца Янку, моего двоюродного деда. Янку рассказал нам, что его отец был уважаемым человеком, и его могилу видно издалека. Так оно и было.

Наконец, мы нашли общие могилы, которых Янку удалось избежать. Их было четыре — 4,5 метра в ширину, 27 м в длину, гладкий бетон, украшенный только голубыми шестиконечными звездами. Они были огромные. Пока мы стояли там, собаки нашли нас и набросились с лаем. Моти подобрал большую ветку и замахал на них. Собаки убежали.

Выйдя оттуда, мы увидели находящееся по соседству православное кладбище — аккуратное и действующее. Под нами лежали Яссы. Приехала женщина на такси. Она вышла и стала через забор кормить собак. 

Оригинальная публикация: ‘God Was on Vacation’: A Visit With a Long-Lost Cousin in Romania Is a Holocaust Lesson