Из‑за футбольного чемпионата IV Московский еврейский кинофестиваль прошел в мае вместо июня. Традиционные фестивальные площадки («Октябрь», ЦДК, ГУМ, Еврейский музей) дополнились новыми — «Звездой» и летним кинотеатром музея «Гараж», внушительный список членов жюри возглавил известный продюсер Александр Роднянский. Но наградами МЕКФ публика и раньше не интересовалась — идут сюда в основном просто смотреть кино.

В этом году обратила на себя внимание именно крепкая программа смотра. Организаторы не побоялись экспериментальных форм, впервые сделав попытку выстроить внутреннюю логику программы, установить преемственность между нынешним и предшествующими фестивалями, обратиться к разным сегментам публики, от ЛГБТ до любителей тату.

Честь открыть программу выпала британо‑американской судебной драме «Отрицание» с Рэйчел Вайс, Томом Уилкинсоном и Эндрю Скоттом. В 1990‑х исследовательница Катастрофы из Америки Дебора Е. Липштадт — это реальный персонаж — вынуждена была отбиваться в английском суде от обвинений в клевете со стороны скандального отрицателя Холокоста Дэвида Ирвинга. Обстоятельное повествование завершается торжеством Фемиды, попутно инструктируя зрителя по основным моментам истории.

МЕКФ показал и главный прошлогодний израильский хит — абсурдистскую трагикомедию Самуэля Маоза «Фокстрот», успев перехватить ее между ММКФ и началом российского проката. Фильм получил несколько призов в Венеции (см. интервью с Самуэлем Маозом) и вызвал раздражение министра культуры Израиля. То и другое, впрочем, говорит в пользу кино. Тема всепроникающего влияния войны на жизнь страны не нова для израильского экрана, но здесь поражают визуальное совершенство и максимальная смысловая нагруженность всех элементов картины — от движения камеры до деталей интерьера. Сюжет фильма тоже известен — родители получают ложную похоронку на сына. Но сюжет в «Фокстроте» не главное. Израильское кино уходит наконец от чистой повествовательности, ставя во главу угла визуальный и эмоциональный зрительский опыт. Поразивший всех танец солдата с автоматом кажется анимацией, компьютерной графикой, спецэффектом, но не реальностью военных будней, которая корежит сознание. Маоз цитирует здесь сразу две знаковые антивоенные картины — «Вальс с Баширом» Ари Фольмана, где анимационный солдат кружил в одиноком вальсе со своим оружием, и «Бофор» Джозефа Седара, где впервые возникает диссонирующий образ танца с автоматом. Живой партнер заменялся смертоносным орудием, формы мирного досуга сочетались с военной рутиной.

Джозеф Седар, между тем, оказался представлен на МЕКФ сложносочиненной бюрократической драмой «Норман», из жизни международных еврейских организаций. Ричард Гир здесь солирует в роли шолом‑алейхемовского «человека воздуха» в век высоких технологий.

Помимо фильма Маоза в программе МЕКФ оказалась еще одна лента, посвященная переживанию чувства утраты, — израильско‑немецкий «Кондитер». С «Фокстротом» его роднят не только сюжет, выстроенный вокруг потери близкого человека, и актриса Сара Адлер, но и процесс приготовления еды как важный элемент ритуала прощания.

Две полнометражные и несколько короткометражных картин фестиваля обратились к внутренним противоречиям еврейского религиозного мира. Резонансное «Неповиновение» Себастьяна Лелио и 19‑минутное «Лето» Перл Глюк затрагивают провокационную тему лесбийской любви в условиях строгой ортодоксальной общины. В балансирующем на грани игрового и документального «Менаше» Джошуа З. Вайнштейна Менаше Ластиг разыгрывает перед камерой собственную семейную драму. После смерти жены община вынуждает Менаше вступить в новый брак, если он хочет и дальше жить вместе с любимым сыном. За этот нестандартный ход можно простить фильму ряд откровенно слабых моментов.

Сложное сочетание художественного вымысла и реальности актуально и для «Невидимых» Клауса Рефле. Видеоинтервью с четырьмя евреями, прятавшимися всю войну в Берлине, деликатно соединено с игровыми фрагментами — визуализацией их рассказов. Идеальный кастинг, внимание к логике переходов от игрового к документальному выделяют «Невидимых» среди многих картин, обращенных к теме Катастрофы.

Разговор об исторической памяти и коллективной вине, начатый на МЕКФ год назад картиной Марчина Вроны «Демон» на польском материале, продолжили венгры. Черно‑белый «1945» Ференца Тёрёка снят по мотивам рассказа Габора Т. Санто «Возвращение домой». (см. «1945»: Венгрия, постхолокостная драма). Война только закончилась, венгерский городок под присмотром советских солдат готовится к пышной свадьбе. На поезде неожиданно прибывают два странных еврея с черными ящиками, которые они с величайшей осторожностью тащат на подводе через весь город. Процессия пробуждает не только интерес, но и неспокойную совесть местных жителей. Сильный и стильный нуар сразу с двумя ящиками Пандоры.

«Молодой Карл Маркс» Рауля Пека пытается вернуть идеологу мировой революции человеческий облик, предъявить земного Маркса из плоти и крови. Он занимается любовью с женой, предается неумеренным возлияниям с другом Фридрихом, из последних сил пытается прокормить семью. Делает все то, о чем не рассказывали в советской школе. Несмотря на изобилие цитат из сочинений героя, глубина и выстраданность его идей ускользают от создателей картины. Что тут поделаешь, Карл?..

В этом году у МЕКФ очень приличная подборка документальных лент. Например, мощный, по‑своему интимный «Бобби Джин» о танцовщице «Бат‑Шевы». Независимая, неистовая, отдающая себя без остатка танцу, Бобби Джин живет без защитных барьеров от эмоциональных потрясений. А в них нет недостатка — уход от наставника и бывшего любовника великого Нахарина (см.: Охад Нахарин: Гуру, который создал гага); отказ нового возлюбленного, тоже танцовщика «Бат‑Шевы», последовать за Бобби; попытка в 30 лет начать все с нуля в родной Америке, откуда уехала много лет назад. Свои переживания Бобби переплавляет в танец — дерзкий, бескомпромиссный, на пределе физических, и не только, возможностей. Провести c ней полтора часа экранного времени дорогого стоит, это надо смотреть.

Большинство документальных картин сосредоточено на Израиле. Осмысление пространства, неотъемлемыми частями которого давно стали стены, границы, запреты («Мухи», «Стена», «Бейтар Иерусалим. Навечно чист» и др.). Причудливые пейзажи окрестностей Мертвого моря в «Саляриуме» сменяются душераздирающими кадрами карстовых воронок. Мертвое море, в котором нет жизни, страдает от пресных вод, размывающих почву вокруг него. Бывшие курорты все чаще напоминают зону военных действий. Природа мстит человеку за безжалостное отношение к ней.

«Холокост. Загрузка» — фильм, смонтированный из роликов с Youtube, загруженных израильскими школьниками, их родителями и учителями во время или по итогам поездок в Польшу. Детей возят по лагерям смерти и местам памяти, устраивая почти театрализованные экскурсии. Эффект от этого разнится — от истерик до полного безразличия. Фильм ставит вопросы об уместности и этичности некоторых манипуляционных практик, граничащих с превращением посещения концлагеря в своеобразный аттракцион.

Нашлось в программе МЕКФ и место для радикальных экспериментов. «Исчезнувшие» Джилада Барама и Адама Каплана — фильм с почти нулевой визуальностью. Черный экран с титрами, дублирующими закадровый текст. Этих скупых средств оказывается достаточно, чтобы создать сложный образ разрушительного влияния цензуры не только на конкретных авторов, но и на общество в целом.

Единственный формат, с которым МЕКФ пока не начал полноценно работать, — ретроспективы. Такие попытки были на первых фестивалях, но сейчас все ограничилось отдельными показами — «Папы» Владимира Машкова, «Натана Мудрого» с живым аккомпанементом, поэтической документальной ленты Рут Беккерман «В сторону Иерусалима» (1990), которую режиссер приехала представлять лично. Конечно, здесь надо иметь в виду и московскую публику, жаждущую в первую очередь новинок. Но будем надеяться, что усилия организаторов МЕКФ по воспитанию своего зрителя принесут плоды, и скоро этот формат займет в программе достойное место.