Глава израильского правительства объявил миру, что Израиль остается островком спокойствия и благополучия в окружающем его море сумятицы и кровопролития. Я бы говорила, скорее, о крепости посреди огненного кольца: жар все же доходит сквозь толстые стены, охраняемые одной из самых эффективных и хорошо вооруженных армий мира, но показное спокойствие и поддержание состояния благополучия нации считаются гражданским долгом, а потому израильтянин внешне спокоен.

Чрезмерность этого спокойствия выдает внутреннее напряжение. Внешний мир становится все менее привлекательным и постепенно перестает вызывать интерес. Зато внутреннее состояние обитателей страны становится все ближе к раздраженному. До точки кипения еще далеко, но все давно известные противоречия, на которые израильтяне научились не обращать внимания, вдруг приобрели параметры трагической неразрешимости. Скорее всего, это свидетельствует о том, что прежние стойкие убеждения подверглись коррозии и держатся только на нежелании их терять или менять, что, впрочем, одно и то же.

Допустим, например, что некий израильтянин всю жизнь считает, что необходимо и возможно разрешить израильско‑палестинский конфликт дипломатическим путем. Но что толку в этом напускном, зато политически корректном пацифизме, если каждому не совсем тупоголовому пацифисту уже ясно: разговаривать‑то не с кем. Те, с кем нас полмира уговаривает помириться, вовсе этого замирения не хотят. Хотят они уничтожить Израиль, захватить его материальные достижения, присвоить себе его технологическую мощь, после чего истребить или изгнать отсюда всех евреев, не готовых превратиться в мусульман. Говорят они все это неустанно, ежедневно, ежечасно, во все­услышание, с любой трибуны, будь то ООН, международные комиссии, журналистские интервью, документальные фильмы или официальные опросы. Говорят, не скрывая, что для достижения цели, с их точки зрения, хороши любые способы: террор, дипломатическое и любое иное вранье, подкупы, интриги, засылка агентов влияния в международные организации и т. п. и т. д. Всему цивилизованному миру уже давно стало понятно, что «бедные палестинцы» вовсе не так бедны, как казалось, и к тому же ужасающе некорректны политически. Но западный цивилизованный мир старается простить им их варварскую позицию за самое ее варварство. Разве можно порицать тех, кто еще не достиг высшей ступени человеческой цивилизации? Пусть сначала достигнут ее, а пока…

Это «пока» длится уже не одно десятилетие. Но что же должен делать, говорить и думать израильтянин, веривший в возможность цивилизовать нецивилизуемое, когда оказалось, что такой возможности нет; более того, ее никогда и не существовало. Почему? А потому, что тот же палестинец, как и большинство остальных мусульман, тоже принадлежит к цивилизации, только иной. А его цивилизация разрешает и подкуп, и обман, и террор, и стрельбу по младенцам ради идеологической цели. Впрочем, приведу несколько цитат из статьи С. Хантингтона, директора Института стратегических исследований при Гарвардском университете «The Clash of Civilizations?» («Столкновение цивилизаций?»), опубликованной еще в 1993 году и тут же ставшей одной из наиболее цитируемых в политологии.

«Цивилизации, — пишет Хантингтон, — несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, религии. Люди разных цивилизаций по‑разному смотрят на отношения между Б‑гом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерар­хии. Эти различия <…> более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. <…> В исламской, конфуцианской, японской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства. Усилия Запада, направленные на пропаганду этих идей, зачастую вызывают враждебную реакцию против “империализма прав человека” и способствуют укреплению исконных ценностей собственной культуры».

Сегодня многие откровения Хантингтона выглядят заметками на полях уже свершившихся событий, тогда как в момент публикации весь либеральный цвет западной цивилизации пытался эти положения не просто оспорить, а признать абсолютно беспочвенными и безрассудными. Между тем Хантингтон уже двадцать с лишним лет тому назад написал следующее: «…попытки Запада распространить свои ценности — демократию и либерализм — как общечеловеческие, сохранить военное превосходство и утвердить свои экономические интересы наталкиваются на сопротивление других цивилизаций. Правительствам и политическим группировкам все реже удается мобилизовать население и сформировать коалиции на базе идеологий, и они все чаще пытаются добиться поддержки, апеллируя к общности религии и цивилизации». В той же статье он предупредил мир еще и о том, что «бархатный занавес» культуры сменил «железный занавес» идеологии в качестве главной демаркационной линии в Европе. Предупредил и о том, что «мир, где происходит столк­новение цивилизаций, — это неизбежно мир с двойной моралью: одна используется по отношению к “братским странам”, а другая — по отношению ко всем остальным». В этом случае под «братскими странами» имеются в виду страны с общей цивилизационной основой.

Слова Хантингтона шли к недоверчивому израильскому либерал‑пацифисту долгих двадцать лет и наконец дошли. Что же он, этот либерал‑пацифист, должен думать, делать и, главное, говорить? Думать можно, разу­меется, что угодно, но признаваться в этом занятии не всегда полезно. А «что делать?» и «что говорить?» в этом случае разделились. Израильские либералы всё еще пытаются говорить на политически корректном языке, но голосуют они уже раз за разом за правое правительство, идеологически не готовое подставлять под удары вторую щеку. После последних выборов в леволиберальном стане даже можно было услыхать старинный афоризм: «Придется менять народ». Для Израиля это вовсе не шутка. Менять народ тут уже пытались. Левые идеалисты делали ставку на российско‑народнический образ сознательного крестьянина, правые — на образ полного решимости спартанца, но и те и другие мечтали о новом израильтянине, который заменит собой галутного еврея.

Не получилось. Евреи, пусть даже рожденные в Израиле, народ практичный, к тому же генетически привыкший не говорить вслух того, что сильные мира сего не хотят слышать, но поступать при этом так, как велят еврейские книги и древние авторитеты. Посему они выступают, конечно же, за мир во всем мире и за вселенскую любовь к обделенному человечеству, но голосуют при этом за правые партии и, если обвиняют правых политиков в излишней воинственности, тут же дополняют требование смягчить реакцию на палестинские провокации требованием ужесточить эту реакцию и проявить большую решительность в борьбе с террористами. Такое шатание между желанием показаться либералом и остаться в живых на фоне оголтелого терроризма могло бы выглядеть смешным, когда бы не было столь трагичным.

Этим сумятица в сердцах, возникающая на фоне сжимающегося огненного кольца, не ограничивается. Допустим, что перед нами урожденный израильтянин, которого еще в детском саду научили любить, как родную маму, не только мир во всем мире и каждого «обездоленного араба», но еще и Соединенные Штаты. Любить и их президента, считать его непогрешимым авторитетом, а американскую политическую мысль принимать за эталон правильности мышления. И вдруг до этого либерального и политически корректного израильтянина доходит суровая правда жизни. Оказывается, что именно его кумиры затеяли весь нынешний кровавый исламско‑фундаменталистский карнавал на Ближнем Востоке. Ведь сама Хилари Клинтон, нынешний претендент на роль хозяйки Белого дома и Госсекретарь США в предыдущую каденцию президентства Барака Обамы, признаётся в своей книге «Hard choices» («Сложный выбор»), что была одним из инициаторов программы, согласно которой США должны любыми способами (подчеркиваю — любыми!) содействовать падению секулярных арабских режимов и установлению на их месте исламских режимов средней тяжести, которые смогут удержать исламский мир в относительном равновесии, заполняя собой властный вакуум.

Не знаю уж, какие силы в американской разведке могли посчитать «Братьев‑мусульман», «Хамас» и Иран режимами средней исламистской тяжести, но выходит, что и в Египте, и в Алжире, не говоря уж о Ливии, Ираке, Сирии и далее везде, исламисты‑фундаменталисты являются в той или иной степени ставленниками США. Ходят разговоры о том, что даже «Исламское государство», известное под кратким названием [footnote text=’Деятельность этой террористической группировки на территории РФ запрещена.’]ИГ[/footnote], начинало свой путь как умеренное исламистское образование, то ли созданное, то ли поддержанное в свое время Соединенными Штатами. По поводу этих головорезов ничего конкретного и документированного сказать не могу, а насчет «Братьев‑мусульман», «Хамас» и даже иранских людо­едов‑аятолл есть документированные свидетельства их поддержки Белым домом в тот или иной исторический и политический период. Но остановимся на настоящем времени и на прожектах Обамы‑Клинтон. Тут уж нет сомнения в том, что Белый дом решил поменять местами друзей и врагов в нашем регионе, заменив секулярные режимы, пусть даже не слишком демократичные, еще менее демократичными фундаменталистскими режимами.

Надо полагать, что гегемоном на «новом Ближнем Востоке» им представлялся Египет «Братьев‑мусульман». Но организаторы этого нового, политически исламизированного Ближнего Востока, просчитались. Процесс пошел вкривь и вкось. «Братья‑мусульмане» стали наводить свои беспощадные порядки в Египте, стране, слишком долго практиковавшей секулярные свободы, и их остановили. Теперь гегемоном становится Иран, исламизированный настолько, что лишь безумец, совершенно не понимающий сути религиозного фундаментализма, может посчитать его умеренным политическим режимом. А в Сирии между тем секулярный режим Асада когтями цепляется за власть, поскольку падение алавитов (алавизм — смесь шиитского ислама, гностического христианства и древних местных верований) означает их массовую гибель. Асада поддерживает шиитский Иран, подтверждая тем самым постулат Хантингтона о том, что «братские народы» будут поддерживать друг друга, порой вопреки политической выгоде. Впрочем, выгода все же есть. Успешная поддержка Асада, предназначенного США и их союзниками к жертвоприношению в пользу «нового Ближнего Востока», как его фантазирует и описывает г‑жа Клинтон, действительно ставит Иран в позу местного гегемона, при этом независимого от США. В этой связи у Асада возникает еще один помощник — президент России Путин, которому выгодно померяться политическими силами с западной цивилизацией, объявившей ему бойкот.

И вот: гражданин маленького Израиля, государства, которое настолько зависит от поддержки США, что может в какой‑то мере считаться их дополнительным штатом, вдруг с ужасом обнаруживает, что его кумир, всесильный президент США, во‑первых, сравнительно бессилен перед представителями цивилизаций, играющих не по его правилам, а во‑вторых, готов предать своих приверженцев, помощников, соратников, назовите это как хотите, только потому, что либеральный катехизис ему это предписывает. Но в условиях столкновения цивилизаций этот катехизис уже не обеспечивает себе победу, что подтверждается массовым вторжением ислама в страны либеральных ценностей, притом что ислам и его посланцы эти ценности — культурные и идео­логические — не признают. Он, этот гражданин, с ужасом заглядывает в телевизионные окна западных государств, видит то, что видит, ужасается и не знает, кому верить, что думать, что делать и что говорить. В таком положении находится не только он, но и все прочие приверженцы этой самой либеральной технологической западной цивилизации, которая либо очнется, отбросит свои либеральные фантазии и начнет саму себя защищать, либо сдастся на милость победителей с блаженной улыбкой и тихим «миру — мир» на устах.

P. S. Кстати сказать, примерно 60% населения Израиля составляют «мизрахиим», евреи — выходцы из арабских стран. Они не принадлежат ни к западной, ни к иудео‑христианской цивилизации. К арабам их тоже относить нельзя, там они в лучшем случае «зимми», чужие, инородцы, не имеющие гражданских прав. Надо сказать, что большая часть «мизрахиим» отнюдь не являются приверженцами либерального европеизма. Они с ним даже пытаются бороться. Так что и в этом плане жар огненного кольца опаляет. Пока секулярная цивилизованность берет верх, Израиль остается тем, чем был, — форпостом западной цивилизации на Ближнем Востоке. Но, как заметил еще Хантингтон, десекуляризация мира стала одним из доминирующих социальных явлений конца XX века. Ощущается она и в Израиле. На фоне ослабления притягательности секулярного кода этот «реванш Б‑га» стал очень заметен. К чему это может привести в нынешнем стремительно меняющемся мире, предсказать трудно. Ясно одно: если Запад не встанет на защиту своих позиций, того мира, в котором мы привыкли жить, не станет.