В марте в Минске состоялось открытие выставки «Лагерь смерти Тростенец. История и память», приуроченной к 25‑летию установления дипломатических отношений между Беларусью и Германией. Организована выставка Международным образовательным центром в Дортмунде и минским Международным образовательным центром имени Йоханнеса Рау при участии фонда «Памятник убитым евреям Европы».

Передвижная двуязычная экспозиция «Лагерь смерти Тростенец. История и память» рассказывает о самом крупном лагере смерти на территории бывшего СССР. По количеству жертв Тростенец занимал шестое место после таких нацистских лагерей смерти, как Аушвиц, Майданек и Треблинка, Собибор и Белжец. На выставке представлены около двух десятков стендов‑планшетов с документами, письмами и фотографиями из семейных архивов, газетными статями об истории Тростенца. Познакомиться с выставкой можно было до 16 апреля в зале Государственного музея истории Великой Отечественной войны (однако в дальнейшем организаторы планируют ее показ в других городах Беларуси).

Сведения о Тростенце во многом основаны на отчетах созданной в СССР специальной комиссии по расследованию нацистских преступлений, члены которой прибыли в лагерь смерти 14 июля 1944 года.

Тростенец был построен нацистами в окрестностях оккупированного Минска весной 1942 года. Его инфраструктура включала лагерь под селом Малый Тростенец, расстрельный полигон в урочище Благовщина и места захоронения в урочище Шашковка, оборудованном крематорием. По официальным данным, за два года на полигонах Тростенца было уничтожено около 206 тыс. человек.

В 2015 году на месте лагеря был открыт мемориальный комплекс памяти жертв. В этом году должен появиться памятник «Дорога смерти» — в лесу, в урочище Благовщина, где в основном и происходили убийства евреев. На его возведение Международный образовательный центр в Дортмунде (IBB Dortmund) собрал 400 тыс. евро пожертвований, а Министерство иностранных дел Германии и Народный союз Германии по уходу за военными захоронениями добавили к этой сумме еще 600 тыс. евро.

Вечером 12 марта в одном из залов конференц‑центра IBB к аудитории обратились живые свидетели нацистских преступлений — дети Минского гетто: Владимир Трахтенберг, Майя Левина‑Крапина, Фрида Рейзман. В последнее время они часто выступают перед белорусской и немецкой молодежью. «Мы стараемся рассказать им не только то, что судьбой выпало нам пережить, — говорит Владимир Трахтенберг, — но и объяснить, что наша цивилизация не застрахована от очередного Холокоста. Да, это страшная правда, но она должна стать школой для наших детей».

ВЛАДИМИР ТРАХТЕНБЕРГ (Р. 1938, МОГИЛЕВ) → Мы жили на улице с символичным названием Хлебная. На ней располагался хлебозавод, и прямо по ней проходила граница гетто. Некоторое время в гетто было спокойно, но уже в августе произошел первый погром. Тем не менее мы с мамой начали как‑то приспосабливаться к существованию в гетто. Помню, мама говорила, что дети гетто напоминали ей маленьких старичков: знали, что следует делать, чтобы сохранить себе жизнь. Первый большой погром случился 7 ноября. Мы пережили его лишь потому, что спрятались в подвале нашего дома, в котором кроме нас ютилось еще человек двадцать пять. Из‑за тесноты меня с мамой затолкали в самый конец подвала — это спасло нам жизнь. Когда полицаи и немцы обнаружили вход в нашу «малину», они бросили туда гранату. Грохнуло так, что в ушах заложило. Мама прижала меня к себе. Когда немцы ушли, мы перелезли с ней через трупы и выбрались наверх. Я не знаю, как выжил тогда, как выжил потом. Мы ели очистки, воровали еду друг у друга. Видели, как мертвые «спали» на снегу… И все это время над нами стоял запах свежеиспеченного хлеба: его пекли для немцев.

МАЙЯ ЛЕВИНА‑КРАПИНА (Р. 1935, МИНСК) → Я родилась в большой еврейской семье, которая вся погибла в Минском гетто. Пятьдесят два человека. В гетто было больше ста тысяч человек, а территория маленькая — километр на километр. Все взрослые работали, но когда мама увидела, как убивают детей — ударом об асфальт или об угол дома, перестала ходить на работу. Ни на шаг не отходила от нас. Мы жили в самом центре гетто на улице Сухой. Сухая была дорогой смерти, по ней вели на расстрел. А в 1942 году, когда уже провели газ, по ней пустили вагонетки. Людей сбрасывали в ямы, после засыпали землей и хлоркой. Маму повесили на Юбилейной площади. Трупы на площади висели три дня. А потом всех отвезли в Тростенец. Я спаслась благодаря брату, которому во время последнего погрома удалось вывести из гетто группу детей, попавшую затем в партизанский отряд имени Кутузова. Из партизанского отряда меня, как и многих других детей, переправили в деревню, в дом простой белорусской женщины, заменившей мне мать. До 1944 года, до самого освобождения Минска, я жила у нее, а потом был детский дом, в котором я пробыла до 1953 года.

ФРИДА РЕЙЗМАН (Р. 1935, МИНСК) → Нас в семье было трое детей. Войну мы встретили в Белостоке, отца послали туда работать. В Минск шли пешком две недели. Когда пришли, в городе уже были немцы. Сразу же переселились в гетто. Отец ушел в Сопротивление, стал подпольщиком. На первом заседании подпольного комитета ему была поручено руководство группой по выводу людей из гетто и доставка оружия. Жили мы на Республиканской. В одно прекрасное утро к нам явилось гестапо. Это было зимой 1942 года. Отец в тот момент как раз выносил оружие из дома. Мама успела крикнуть: «Дети, никого не выдавать!» Когда часовой повернулся ко мне спиной, я выскочила во двор, побежала в туалет. Сколько там простояла, не помню, потеряла сознание. Очнулась на бывшей кукольной фабрике. После случившегося отец ушел в партизаны. И первый отряд под Минском был организован с участием отца, который стал секретарем партийной организации отряда. Я оставалась в гетто до последнего погрома. Меня и еще человек десять евреев вывез крестьянин из деревни Вызляны. Он никому не сказал своего имени. Сам же вскоре погиб. В гетто не было ни дня, ни ночи. То, что я видела, не должен видеть ребенок.

Эти трагические рассказы дополнил прибывший на церемонию из Великобритании 92‑летний Курт Маркс, чья судьба также оказалась связанной с Тростенцом.

КУРТ МАРКС (Р. 1925, КЕЛЬН) → Я происхожу из ассимилированной еврейской семьи. Отец работал агентом в фирме по пошиву мужской одежды. Мама мечтала быть дизайнером. (У ее фирмы был Дом моды в Кельне с филиалом в Париже.) В 1931 году я пошел в школу, но после прихода Гитлера к власти еврейские дети должны были покинуть обычные учебные заведения. В Кельне, на наше счастье, была большая еврейская школа «Явне». В сентябре 1938‑го у меня была бар мицва, а через два месяца случилась Хрустальная ночь. После Хрустальной ночи директор школы «Явне» Эрих Клибанский решил эвакуировать всех учеников в Англию. Ему удалось вывезти 130 человек. Я уехал первым транспортом. Родители оставались в Кельне до 1942 года. Сначала жили в своей квартире, потом их переселили в бараки. Последнее письмо, которое до меня дошло, было отправлено через Красный Крест 16 или 20 июля 1942 года. Оно шло из Германии в Швейцарию, из Швейцарии в Англию, время в пути — месяца два. Родители сообщали, что уезжают, и поздравляли меня с наступающим днем рождения. Больше писем от них не приходило. Сегодня мы все знаем почему. Тогда не знали. Только в 1982 году вышла книга Дитера Корбаха, из которой я узнал, что единственный транспорт с евреями из Кельна был этапирован в лагерь Тростенец. Прошло восемьдесят лет, прежде чем я смог прочитать кадиш на месте гибели родителей.

Утро второго дня открытия выставки началось с посещения бывшего еврейского кладбища. А затем все отправились в Историческую мастерскую, расположенную в одном из уцелевших после войны домов Минска неподалеку от еврейского кладбища.

Проекту «Историческая мастерская» 14 лет, за эти годы несколько раз хотели снести здание, в котором располагается мастерская, но благодаря вмешательству влиятельных немецких друзей и активных минских коллег его удалось отстоять.

Важной задачей Исторической мастерской является сбор материалов и публикация биографий свидетелей военного времени. За время работы Мастерской вышло около 60 книг, в том числе сборники материалов международных конференций, которые Мастерская проводила на своей базе. Многие из этих конференций были посвящены темам, которые до сих пор являются табу с точки зрения официальной истории Беларуси. Среди поднимаемых исследователями тем — коллаборация, женщины и дети на войне.

В Исторической мастерской также был создан электронный архив свидетелей военного времени.

«С появлением электронного архива работа в Мастерской значительно интенсифицировалась и профессионализировалась. Мы привлекаем свидетелей Катастрофы и их потомков. Собираем фотографии и документы», — замечает историк Алексей Браточкин.

После нескольких докладов выступил президент Народного союза Германии по уходу за военными захоронениями Вольфганг Шнайдерхан: «Меня глубоко взволновали слова свидетелей войны, что их внуков больше не интересует произошедшее в Тростенце. Это говорит о том, какая важная задача стоит сегодня перед нами: мы не имеем права ждать, пока уйдут те, кому есть что нам сказать».

Гости покинули Историческую мастерскую и отправились к мемориальному комплексу «Тростенец», где представители немецкой общественности возложили цветы к скульптурной композиции «Врата памяти».

«Мы собрались здесь, чтобы отдать дань памяти жертвам Тростенца и извлечь уроки из этой трагедии для нынешнего и будущих поколений», — заявил г‑н Шнайдерхан.

Далее группа направилась в урочище Благовщина, к месту массовых расстрелов.

В сосновом бору, выросшем на месте захоронений, многие деревья сегодня оклеены именными списками погибших и фотографиями.

Весной 1942 года, когда в урочище Благовщина начались массовые расстрелы, немцы устроили на территории бывшего колхоза им. Карла Маркса в Малом Тростенце рабочий лагерь, являвшийся частью механизма массовых убийств: здесь принудительные рабочие чистили автомашины‑«душегубки» и сортировали имущество убитых. В лагере находилось в разное время от 200 до 900 заключенных, в большинстве своем евреев. Произвол и наказания вплоть до убийства являлись частью повседневной жизни.

У камня в Благовщине всем раздали текст молитвы «Эль мале рахамим» («Владыка, исполненный милосердия») на иврите, немецком и русском, и все вместе — каждый на своем языке — прочитали ее вслух.

Далее гости побывали в храме Всех Святых, посетили крипту и помолились у праха и пепла жертв лагеря смерти. Молитва проходила при участии архиепископа Тадеуша Кондрусевича, Митрополита Минского и Заславского, Патриаршего Экзарха всея Беларуси Павла, протоиерея Федора Повного, пастора Евангелической церкви Германии профессора Манфреда Цабеля.

И уже в конце дня состоялось само открытие выставки «Лагерь смерти Тростенец. История и память», на котором выступили директор Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны Дмитрий Шляхтин и ряд официальных лиц, представлявших Республику Беларусь, с одной стороны, и Германию — с другой.

Церемония завершилась тем, что организаторы попросили свидетелей трагических событий встать лицом к залу. В ответ поднялся весь зал, аплодируя тем, кому удалось выжить несмотря ни на что.