Темная доктрина

Одним из самых известных и одновременно самых темных и загадочных положений иудаизма является вера в тхият а‑метим — воскресение мертвых. У одних эта вера вызывает сомнение, других с самых разных точек зрения озадачивает.

Прежде всего — зачем? Зачем возвращаться в «темницу»? Для чего душе, которая вроде бы уже полноценно наслаждается сиянием Б‑жественного присутствия, снова покрываться «скорлупой», снова облачаться в «змеиную кожу» (так плоть именуется в книге «Зоар»)? Разве не правы те религии, которые ищут вечного развоплощения, видя конечную цель в бестелесном и безмятежном существовании души?

А техническая сторона? Ведь даже если признать, что воскресение должно происходить в комплексе с какими‑то иными природными трансформациями, его совсем не просто себе вообразить. Да и где разместить такую уйму народа? Откуда под солнцем найдется столько места? А коль скоро новые тела вроде бы должны быть «вечны», то как это совместить с научными прогнозами о разогревании солнца до несовместимых с жизнью температур? (Ученые предполагают, что через 4 млрд лет мировой океан полностью выкипит, а через 7,5 млрд Земля и вовсе упадет на Солнце.) Неудивительно, что серьезно отнесшийся к перспективе воскресения Циолковский стал изобретать летательные аппараты, призванные развозить воскресших по Вселенной.

По‑видимому, прежде, чем разбираться во всех этих трудностях, следует просто вдуматься, о чем по существу может идти речь, когда говорится о тхият а‑метим.

Загадка жизни

Если взглянуть на жизнь и смерть рационально, то можно заметить, что возрождение живых существ, в сущности, является не большим чудом, чем их возникновение. Современная наука полностью исключает возможность самозарождения жизни. Британский ученый Фред Хойл показал, что вероятность возникновения одного среднего фермента путем беспорядочного перебора аминокислот составляет менее 10 в степени 40 000. А ведь в самом примитивном микроорганизме таких молекул сотни, причем для каждой из них имеется своя цепь из нуклеиновых кислот, каким‑то образом «догадавшихся» послужить кодом к этим аминокислотам! Причем все это хозяйство обязательно должно еще быть окружено полупроницаемой липидно‑белковой мембраной, которая также сама по себе в мировом океане не заводится.

Спрашивается: уж коль скоро это чудо возникло, как оно может быть уничтожено? Если какая‑то сила произвела эту немыслимую сборку, то почему не навсегда? Во всяком случае, восстановление некогда живших существ не видится нам чем‑то более невероятным и менее объяснимым, чем их первичное возникновение.

Византийский философ XI века Иоанн Итал следующим образом обосновывал возможность воскресения плоти: «Человек именуется человеком не по своей материи, ибо не она отличает его от быка или от коня, а по своей форме: “живое существо, разумное, смертное”, и это есть благодаря чему он человек. Потому материя именуется у старых философов не‑сущее. Но то, что есть не‑сущее, — как может оно быть человеком, или конем, или другим существом того же рода? Нет, коль скоро было показано, что материя — это не‑сущее, а форма — сущее, то человек на самом деле есть форма, и форма есть то, что пребывает в нас с самого зарождения и до полного распада неизменным и устойчивым, в то время как материя в нас не остается прежней, например ногти или волосы. Но, расставшись с прежней материей, мы остаемся теми же; материя все время распадается, но мы не подвергаемся распаду, пока пребывает форма… Во льва, в пса или в любое другое животное переходит не наша форма, а, без сомнения, наша материя, которую размышление представило как не‑сущее. Но коль скоро форма пребывает такой же самой и пребудет и тогда, а к тому же окажется и какая‑нибудь материя, готовая воспринять эту форму, очевидно, что форма не станет другой из‑за смены материи… Итак, наши тела воскреснут, и нет никакой помехи этому, коль скоро налична не замкнутая в их пределах материя».

Рассуждения эти достаточно убедительны, но поскольку они распространены на все живое, а не только на человека, то, по‑видимому, все же не имеют никакого отношения к обсуждаемой здесь идее тхият а‑метим.

Великий каббалист Аризаль утверждает, что некоей трансформации в момент воскресения подвергнется весь мир. Согласно его учению, в конце времен животные поднимутся на духовный уровень человека, растения — на уровень животных, а минералы — на уровень растений. Но это опять‑таки говорит о том, что под тхият а‑метим подразумевается не фантастическая биохимия, а вовлечение всего мироздания в возглавляемый человеком духовный процесс.

По‑видимому, чтобы лучше понять, что подразумевается под верой в тхият а‑метим», следует вернуться к базисным сомнениям, к вопросу «зачем?». Итак, зачем возвращаться обратно «в темницу»?

Человеческая дихотомия

В мидраше «Танхума» рассказывается, что, в соответствии с первоначальным Б‑жественным замыслом, душа Давида не должна была появиться на свет и что Давида ожидала участь выкидыша. Между тем Адам, которому было открыто, сколь высока была эта душа, умолил Всевышнего, чтобы Тот дал ей земную жизнь за счет сокращения его собственной. Так вместо отпущенной ему тысячи Адам прожил 930, а Давид, соответственно, — 70 лет.

Итак, согласно первоначальному плану, воплотившись в тело эмбриона, душа Давида через месяц‑другой должна была быть снова отозвана в мир иной. Но для чего ей вообще тогда понадобилось воплощаться в физическом теле? Зачем чистую, прекрасную душу Давида нужно было заключать в «змеиную кожу» на столь краткий срок? Почему она не могла просто остаться на небесах?

В иудаизме присутствует идея предсуществования души. Однако при этом традиция различает между душами, уже испытавшими телесное воплощение, и душами, никогда не знавшими жизни на земле. Невоплощенные души и души, некогда побывавшие в телах, обитают в разных хранилищах, причем первые являются неоформленными потенциями, вторые же — реализовавшимися проектами. Таким образом, именно вхождение души в тело инициирует ее, и потому для полноценного человеческого бытия необходимо и достаточно быть зачатым.

Человек дихотомичен по определению, он не только тело и не только душа — он реализуется в их союзе, свободно творя свою уникальную судьбу. Причем эта творчески сформированная судьба и представляет собой основное содержание бытия.

Рабби Хаим из Воложина в книге «Нефеш а‑хаим» (1:11) приводит слова Талмуда: «У всего Израиля имеется удел Мира грядущего (хелек ле‑олам а‑ба)» — и поясняет это изречение следующим образом: «Не сказано “в Грядущем мире” — бе‑олам а‑ба, что значило бы, что Грядущий мир существует с момента творения сам по себе, и если человек удостоится, то получит в нем место, но истина состоит в том, что Грядущий мир — это дело рук самого человека, который творит свою участь своими делами».

Именно человек, именно его поступки ткут наличное духовное бытие. Душа человека, творившего добро, формирует Грядущий мир, душа человека лживого не имеет в нем части, но душа ничего не совершившего младенца беспрепятственно входит в бытие Грядущего мира, присоединяется к нему.

Возможно, никто на земле не совершил так много, как царь Давид: он создал царство Израиля, прошел через множество испытаний и при этом сумел, как никто на земле, воспеть Творца. Все это — благодаря своей дихотомичной природе. И, как учит нас мидраш «Танхума», сама эта природа настолько важна, что Давиду хватило бы только одного ее наличия, чтобы унаследовать вечность!

В известной пасхальной песне «Даейну» говорится о том, что каждого этапа избавления из египетского рабства евреям было бы достаточно. Приблизительно такой же подход уместен и в индивидуальной жизни. На всех ее этапах человек призван благословлять Г‑спода. Замечательно прийти в этот мир и выполнить в нем свое предназначение. Но если кому‑то довелось в этом мире присутствовать лишь мимолетно и ничего в нем не совершить, то для жизни в Грядущем мире ему будет достаточно и этого.

Суверенное существо

Но почему? Что такого достигается в этом соединении? Чем отмечено сосуществование души и тела сравнительно с их обособленным бытием? По‑видимому, тем самым главным фактором, который и позволяет уподоблять человека Творцу.

Быть созданным по образу и подобию Его значит быть царем, суверенным носителем воли, обладать способностью и, более того, необходимостью принимать самостоятельные решения. А этим свойством обладает только человек.

Состояние души в посмертии — ангельское состояние, и для того, чтобы вернуть себе царское достоинство, человеку следует возвратить себе свои «владения», то есть тело. Действительно, многие религии, причем не только авраамические, сходятся на том, что принимать решения: выбирать между добром и злом, между жизнью и смертью — душа способна только до тех пор, пока она находится в теле. После исхода из тела душа фиксируется в том состоянии, которого она достигла при жизни. То, что душа выбрала для себя по итогу всей своей земной жизни и к чему по‑настоящему привязалась, остается ее выбором навсегда. Нет покаяния после смерти — таков вердикт всех без исключения религиозных учений.

Таким образом, тхият а‑метим является возвращением человеку его первозданного достоинства, предельно мыслимым утверждением человеческого Б‑гоподобия, заключающегося в полноте ответственности и свободы.

Между тем, дав тхият а‑метим содержательное определение, можно не озадачивать себя вопросом, какими техническими средствами оно будет достигнуто.

Понимание сути проблемы освобождает от невротического заострения на деталях ее решения. Всевышний усмотрит способ вернуть человеку полноту волеизъявления, обойдясь без звездолетов и наших спекуляций относительно биохимического состава косточки луз.

Кроме того, предложенное определение позволяет разрешить некоторую сложность, связанную с человеческим неравенством. Одни люди рождаются среди каннибалов, другие среди евреев; одни воспитываются в условиях интеллектуальной свободы, другим от рождения до смерти промывают мозги. Таким образом, человек, исходя из тех скудных, а нередко и ложных сведений, которые он получил в своей скоротечной жизни, фактически определяет свою вечную участь в Мире грядущем! Что‑то, конечно, корректируется в послесмертии, в Геиноме, но ведь это все то, что оказывается в фарватере общего жизненного выбора.

По‑настоящему изменить что‑либо можно, только находясь в дихотомическом состоянии. Разве это не веское основание для возвращения души в конце дней обратно в «змеиную кожу»? В книге Даниэля сказано: «И пробудятся многие из спящих во прахе земном: одни — для вечной жизни, а другие — на поругание и вечный позор» (12:2). Слова эти вполне могут подразумевать не только давно определившихся праведников и злодеев, но и всех тех, кто примет окончательное решение только при «пробуждении».

Взгляд Рамбама

В свете этой интерпретации, кстати, становится понятна теория Рамбама, согласно которой воскресшие люди снова умрут, а их души вернутся к бестелесному существованию.

Рамбам приходит к своему выводу на основании тех приоритетов, которые дает традиция воскресению мертвых и Грядущему миру. «Мы прояснили и указали, — пишет Рамбам, — что воскресение из мертвых является одним из фундаментальных принципов Торы Моше‑рабейну и что конечная цель — не воскресение, а Мир грядущий».

Многие находили подход Рамбама абсурдным. «Конечно, чем страдать от смертельной агонии еще раз, лучше не быть воскрешенным», — иронизирует, в частности, рабби Меир а‑Леви Абулафия (1170–1244, Испания). Между тем, если мы будем рассматривать тхият а‑метим прежде всего как повторно предоставленную нам возможность покаяния, тем более ценную, что она дается при общеисторическом подведении итогов, то версия Рамбама покажется нам вполне вразумительной.