Материал любезно предоставлен Tablet

Есть масса оснований полагать, что Библии незнакомо понятие «наука». Это книга, написанная тысячи лет назад, в которой описываются сверхъестественные явления, нарушающие незыблемые законы природы, и, казалось бы, происхождение жизни она описывает совершенно иначе, чем ученые. Из всего этого складывается мнение, господствующее в современном мире, что настоящая наука и библейская религия по определению противоречат друг другу — и для многих это является достаточной причиной, чтобы вообще игнорировать все библейское.

Это не так.

Вот вам несколько подсказок, как правильно читать книгу Берешит. Допустим, сказанное в ней о Б‑ге абсолютно верно, то есть Он Сам является ее автором, как и автором всех остальных книг и вашего собственного генома. Допустим, что Б‑гу известно все, что известно вам, все, что могло бы быть вам известно, и еще многое другое. Допустим, что Б‑г — ничем не стесненный автор вашей жизни, мировой истории и вселенной. Из этого следует, что еврейская Библия — Танах — уникальна не потому, что ее существование отражает волю Творца (поскольку это верно вообще для всего сущего), а скорее потому, что написанное в ней представляет собой официальную автобиографию Творца и описание функций всех повинующихся Ему слуг. Учитывая все это, помните, что попытка доказать фактическую истинность или ложность ее утверждений примерно так же бессмысленна, как попытка дозвониться кому‑нибудь, набирая номер его машины.

Не нужно быть Альбертом Эйнштейном или Ричардом Фейнманом, чтобы знать, что растения нуждаются в солнце для роста. Поэтому, когда растения впервые появляются в книге Берешит «раньше», чем солнце, даже самый скептически настроенный читатель может прийти к выводу, что перед ним не простая хронология. Если ему удастся на минутку забыть о том, как требует читать библейский текст наша постбиблейская культура, он, возможно, даже заметит, что в рассказе о семи днях Творения истинные утверждения, касающиеся Б‑га, гарантированно будут звучать в той или иной степени загадочно.

Хотя это достаточно очевидная мысль, которую можно обсудить с заинтересованным семилетним еврейским школьником, от большого числа еврейских физиков‑теоретиков атеистических убеждений в последние сто лет она ускользала. Никогда большой интеллект не оправдывал самоуверенность так плохо, как это было, когда Фейнман или Стив Вайнберг начинали рассуждать о богословии. При всей гениальности этих сыновей‑злодеев из Пасхальной агады читать они так и научились, и, к сожалению, когда речь заходила об Эдемском саде или Аврааме, весь их интеллект уходил на борьбу с соломенными чучелами и снайперский огонь по наследию, которое они даже не дали себе труд понять.

Я тоже когда‑то был еврейским физиком‑теоретиком, придерживавшимся атеистических убеждений, который, как и многие, благоговейно читал воспоминания Фейнмана в надежде понять «вселенную» так же глубоко, как он, или Вайнберг, или десятки других сбросивших с себя оковы Торы евреев ХХ века. Однако благодаря ряду посланных провидением счастливых случайностей мне в конце концов удалось заглянуть за дымовую завесу. Представьте себе мое удивление, когда я понял, что самая глубокая и свободная интеллектуальная деятельность, которую мне удалось испытать — изучение Торы — была искажена или даже сознательно скрыта из виду проповедями героев моего детства. Вайнберг однажды сказал: «[Научное образование] действительно разрушает религиозную веру, и это хорошо!» Сегодня я могу возразить, что квантовая теория поля может быть увлекательна и полезна, но она работает только в небольшой песочнице в соответствии с удивительно узким набором математических законов. Наверное, когда‑нибудь я смогу простить Вайнберга и Фейнмана за то, как они ограничили мое понимание мира и места человечества в нем, но сначала мне придется им отомстить.

Лучшая месть, которую я могу придумать, состоит в том, чтобы исправить ошибки, совершенные Вайнбергом и другими, с позиции физика. Истинное научное образование идет на благо истинной религиозной вере, и наоборот — и это хорошо.

Итак, начнем.

Все обычные аргументы, которые приводят, оправдывая существование Израиля именно в этом месте в качестве суверенного государства еврейского народа, легко опровергнуть. Посмотрим на три самых распространенных: история, безопасность и освобождение.

Обратимся к теме истории: евреи, несомненно, являются коренным народом Иудеи, но разве подавляющее большинство коренного народа может уйти из дома на тысячи лет, а потом внезапно вернуться и утверждать, что эта земля их по праву? Можете говорить что угодно по поводу легитимирующей силы исторических уз, но правило в этой уникальной и беспрецедентной ситуации вовсе не очевидно. Кроме того, евреи сами признают, в своей собственной книге, что они вытеснили ханаанеев, которые жили на этой земле раньше, чтобы самим поселиться тут. Почему кто‑то другой не мог сделать то же самое с евреями (как это сделали римляне) и точно так же положить конец притязаниям еврейского народа?

Обратимся к теме безопасности: евреи веками страдали от жестоких преследований в диаспоре, но разве можно с уверенностью утверждать, что благодаря современному Израилю их положение стало более безопасным? Очень хорошо, когда у тебя есть армия, которая может за тебя постоять, но со времен Холокоста жертвами ужасного насилия в Израиле стало больше евреев, чем в любой другой стране, и по всему миру многие из них до сих пор страдают из‑за возникновения Израиля. Разве нельзя утверждать, что провозглашение Государства Израиль просто изменило предлог для насилия против евреев, но сам уровень насилия вовсе не снизился?

Обратимся к теме освобождения: евреи тысячелетиями страдали от угнетения, и все это время они стремились вырваться на волю, встать в полный рост и получить собственную страну. Но разве возникновение Израиля и продолжение его существования не обусловило необходимость угнетения другого уязвимого и лишенного собственного государства народа, кражи у этого народа надежд на свободу и национальное самоопределение? А если это так, то разве можно оправдать сионизм?

Противно, конечно, повторять аргументы Эдварда Саида, КГБ и других красноречивых обманщиков, которые первыми стали критиковать Израиль, опираясь на перечисленные и похожие аргументы, но нам нужно начать с правильной точки. Пускай нация полузадушенных поэтичных активистов, которую Саид продал своей западной аудитории, никогда не существовала, пускай благодаря Израилю евреи по всему миру после Второй мировой войны в реальности чувствуют себя в большей безопасности, пускай евреи в течение тысячелетий изгнания сохранили большую связь со своей страной, чем большинство американцев — с городом, где родились их родители, — все равно нужно признать, что любые доводы в пользу Израиля немедленно рассыпаются, если обратиться к абстрактным стандартам справедливости, утилитаризма или прагматизма. Определение того, кто тут был первым, подсчеты, чью свободу угнетали больше и дольше, или спекуляции на тему, насколько больше или меньше страданий принесло создание государства, чем если бы его вообще не создавали, — все это никоим образом не является аргументом для легитимации или делегитимации Государства Израиль (или, если угодно, любого другого государства). Есть только один аргумент в пользу Израиля, который выдержит любую критику, и для этого мы должны вернуться к началу — к началу истории и к истории начала.

Берешит.

За первые три дня Творения мы получили свет и тьму, небеса и глубины, зеленеющую землю и бурное море. Другими словами, сцену. Весь мир — театр, но актеры появятся только в последние три дня в виде парада рыб, птиц и зверей, за которыми последовало удивительное и странное животное, которое отличает от прочих способность признавать Творца через отдых. Между сценой и актерами стоит центральный (четвертый) день, который целиком посвящен времени — месяцам и годам, которые мы отсчитываем, наблюдая за солнцем и луной. Первую Б‑жественную заповедь — требование определять месяцы по луне — еврейский народ получит, когда Исход уже почти совершится, но тут она прячется на виду, как самый стержень Творения. На первый взгляд все невероятно просто: назначение всего сущего состоит в том, чтобы позволить человечеству обрести истинные отношения с Б‑гом через ритуалы, которые Он ему заповедал.

Однако современный человек может заметить здесь и намек на физику: не случайно из наблюдения за небесными телами возникло практически все, что мы сегодня знаем о численно измеряемой, предсказательной науке о природе; сколько живут на земле люди, солнце и луна всегда были самым неизменным и предсказуемым в наблюдаемом ими мире; небо представляет собой потенциал для измерения и математики, позволяющий смотреть в будущее. И здесь Библия, кажется, говорит нам, что центр Творения приглашает нас к изучению и открытию физических законов, которые помогут нам понять сотворенный Б‑гом мир и обрести над ним власть. Тем самым формируется тема, которая сохранится во всей Торе: невозможно фундаментально отделить природные и постижимые явления от явлений, имеющих ритуальное или этическое значение; наоборот, один и тот же мир следует описывать двояко.

Понимание этого позволяет по‑новому взглянуть на изречение талмудической эпохи, которое часто понимают неправильно. Рабби Ицхаку (Ялькут Шимони, 187:3) принадлежит знаменитый вопрос: зачем нам вообще нужна книга Берешит, ведь если практика имеет ключевое значение, логично было бы, если бы Тора просто начиналась с первой заповеди, то есть с заповеди отсчитывать лунный месяц. Однако это предположение в конце концов отвергается, поскольку в Берешит обнаруживается более базовая функция. История Творения определят, что Б‑г владеет землей, и поэтому Он властен обещать Своему народу (евреям) Землю Израиля.

Любому, кто еще не принял Тору в качестве авторитетного источника, этот аргумент покажется бессмысленным. Конечно, евреи скажут, что Б‑г пообещал им ту или иную землю; но если ты не еврей, то зачем тебе еврейские сказки о Б‑ге, который любит евреев, что тебе в них? Зачем тебе, чтобы тебя убеждали, будто чей‑то недоказанный фольклор может служить свидетельством о собственности на родину?

Ответ кроется в понимании цели, для которой должен был использоваться библейский текст. Мудрецы прекрасно понимали, что чтение свитка Торы вряд ли убедит Навуходоносора остановить продвижение своего войска; это означает, что сообщение о владении землей предназначено не столько для врагов Израиля, сколько преимущественно для самого Израиля. Похоже, что рабби Ицхак хотел намекнуть на двойственное толкование четвертого дня Творения. Если смотреть сквозь призму универсальной науки, время представляет собой чистый лист природных ритмов, лишенный значения. Однако в Берешит аксиоматически заложено, что цель этих регулярных небесных колебаний состоит в установлении календаря праздников, то есть в создании специфической формы религиозного партикуляризма. То, что применимо к времени, применимо и к пространству: не думайте, говорит наш мудрец, что можно начать играть в эту игру, не расчертив для начала игровое поле. Заповеди предназначены для народа Израиля, и этот народ не может даже надеяться служить Б‑гу как следует, пока он не претендует на Землю Израиля, которая (и это опять же аксиома) представляет собой единственное место, где можно осуществлять такое служение. После веков, проведенных в диаспоре со времен Тита, даже самым набожным евреям сегодня легко подумать, что сбивание овец в стадо или выжимание винограда не может быть по‑настоящему значимым для чего‑то столь возвышенного и эфирного, как принесение в мир Б‑жественного послания, но ведь сотни заповедей Торы, связанных с землей и Храмом, никто никогда не помечал звездочкой как дополнительный материал. То ли потому, что конечная цель состояла в том, чтобы включить Б‑жественное Присутствие в сельское хозяйство и политику в той же мере, что и в общинную жизнь, то ли потому, что со времен Эдемского сада инстинкт собственности и причастности к какой‑то физической территории почти так же важен для нормального существования человека, как пища и секс, — в любом случае Тора не оставляет сомнений, что без земли обойтись невозможно.

Соответственно, нельзя сказать, что у еврея есть неотъемлемое право находиться в Тель‑Авиве на основании универсальных исторических представлений или обстоятельств. Просто существует особый еврейский императив жить во всей Земле обетованной и править ею, и не нужно извиняться за то, что мы нарушили чужие национальные чаяния, пока мы реализуем собственные. Это звучит не очень великодушно, а по сегодняшним моральным нормам даже бесчеловечно, но Тора видит здесь ключевое условие для всего остального: только когда у народа Израиля появятся базовые условия для жизни на определенной территории, он получит минимальные средства, необходимые для того, чтобы помочь человечеству больше узнать о Б‑ге, справедливости и доброте.

Все это означает, что для евреев земля не является объектом спора; она представляет собой инструмент и метод, который необходимо использовать для реализации определенной миссии. И после этого Берешит переходит к обсуждению следующего вопроса: а если ты уже возложил на себя эту миссию, как узнать, что метод работает?

Первое, о чем следует договориться, — это вопрос об авторитете. Физик ХХ века, желающий подтвердить бездоказательную веру в то, что Танах морально устарел, скажет: «Я могу узнать, содержится ли в этой книге истина, путем проверки ее утверждений. Например, здесь сказано, что первый человек был создан из глины где‑то неподалеку от реки Тигр в Азии, тогда как у меня есть масса свидетельств радиоуглеродного анализа, что первые люди произошли от обезьян в Африке. Значит, это обман!»

Тут все перевернуто с ног на голову. Физика, как и любой другой способ мышления, работает только на основе определенных допущений (например, допущение, что на законы ядерной физики, определяющие распад углерода‑14, никак не влияют время и место, конечно, совершенно логично, но тем не менее недоказуемо). Точно так же Тора имеет смысл, только если рассматривать ее стихи как аксиомы, а не как заявления, требующие доказательств.

Что за ерунда! Вайнберг и Фейнман явно были бы недовольны. С какой стати мы будем допускать, что какой‑то набор выдумок является истиной? Ученый не станет соглашаться с бездоказательными утверждениями, которые невозможно доказать без фальсификации!

Чтобы ответить нашим собеседникам на понятном им языке, полезно мыслить так, как становится все более популярно по мере распространения машинного обучения. Предположим, вам известно, что фазы луны периодически чередуются, но вы не знаете, сколько дней занимает нарастание и убывание. Вы составляете уравнение, описывающее периодические колебания в яркости луны и для начала пытаетесь угадать период колебания случайным образом (четыре секунды? четыре дня? четыре года?). Скорее всего, ваш первый прогноз того, когда наступит полнолуние или новолуние, окажется неверным. Но путем наблюдений в течение нескольких лунных циклов вы начнете оценивать число дней куда более точно. Теперь ваше уравнение предсказывает начало каждого лунного месяца почти идеально. Разве не так?

То, что мы только что описали, представляет собой процесс подбора параметров модели к эмпирическим данным реальности. Конечно, чтобы ваша модель соответствовала окружающему миру, необходимо смотреть на мир и оперировать наблюдениями. Однако нужно учесть и то, что мы выбираем тип модели. Если бы мы отталкивались от идеи, что яркость постоянно возрастает со временем с постоянной скоростью, никакие попытки отрегулировать оценку этой скорости не помогли бы нам достоверно предсказать будущее, поскольку, как мы, вероятно, уже заметили, яркость луны колеблется и плохо подобранная модель не способна это отразить. Каков вывод? Успешная модель должна быть построена на эмпирическом наблюдении за окружающим миром и основана на правильных предположениях по поводу того, как функционирует окружающий мир.

Тора служит примером хорошего набора предположений для моделирования мира, в котором мы живем, если мы читаем текст, учитывая все, что мы уже знаем об этом мире. Подбор параметров происходит, когда собственный опыт и знания заставляют нас пытаться адаптировать наши представления о том, что может иметься в виду в тексте, чтобы он нес в себе некую истину. Например, мы уже знаем по опыту, что растения нуждаются в солнечном свете; обдумаем это в сочетании с уже отмеченным порядком сотворения растений и солнца согласно Берешит. Вместо того чтобы проявлять предубежденность и говорить, что факт потребности растений в солнце доказывает ложность примитивной космологической хронологии книги Берешит (а может быть, даже всей Торы!), давайте допустим возможность, что верны одновременно и Тора, и ваше представление о мире. Перестаньте спрашивать себя, зачем в Торе открыто, прямо, безапелляционно и в полном противоречии со здравым смыслом сказано, что солнце было сотворено после растений. Мы уже показали, что хорошим ответом было бы, что «весь мир — театр», но этот вариант не единственный. Слово «Тора» означает «учение», и перед нами скромный пример возможности чему‑то научиться, если у вас хватит терпения правильно этой возможностью воспользоваться. Если согласиться с авторитетом Торы и одновременно с реальностью окружающего мира, как мы его видим (и частью которого является Тора), она может кое‑что рассказать тем, кто готов воспринять эти дары, и о себе самих, и об окружающем мире.

Здесь можно ожидать ответной реплики. Как сформулировал Фейнман, «я не могу поверить в сказки, которые кто‑то придумал о наших отношениях со вселенной, потому что они кажутся слишком простыми». Другими словами, мы признаем, что все это просто сказки, которые могут значить все что угодно и не имеют никакого отношения к действительности. Если это не сообщение о том, что происходило на самом деле, так, может быть, там содержится какой‑то мудрый совет, который можно почерпнуть, но мы только что допустили, что Б‑г — всего лишь сказка и не обладает никакой реальной силой. Мы также договорились, что мы можем вложить в Библию любое значение, какое захотим, и только мы сами оцениваем истинность ее текстов.

Предположим, что здесь в разговор вступает Вайнберг, добавляя, что нет никаких оснований соглашаться с допущением, что текст Берешит содержит вообще хоть какие‑то истины. Может быть, новое значение появляется при сопоставлении ее слов с окружающим миром, как на логарифмической линейке, но зачем этим вообще заниматься? Как доказать, что книга учит нас правильным вещам, даже если мы используем правильный метод чтения и интерпретации? Как заметил однажды настоящий Стив Вайнберг, Б‑г, «похоже, жуткий тип». Кто говорит, что слушать Его — удачная идея?

С первым вопросом мы разберемся быстрее всего, проанализировав историю, приведенную ниже, но сначала короткое замечание. Большая часть просвещенной критики против того, чтобы воспринимать Танах всерьез, базируется на допущении, что богословский абсолютизм требует текстуального буквализма. Иными словами, если вы думаете, что застряли в глубокой шахте и есть какой‑то Владыка и Судия всей земли, который слышит ваши молитвы и может вас спасти, значит, вы обязаны одновременно верить, что вселенная возникла из ничего в течение шести хронологически последовательных 24‑часовых периодов, которые можно было измерить стрелкой ваших часов. Вы также обязаны верить, что когда‑то человек 600 лет от роду (возраст которого тоже измерен стрелкой часов) загнал невиданные стада животных на самодельную деревянную лодку, которая не потерпела катастрофу и не затонула от веса набившихся в нее пассажиров. В противном случае, если вы хотите сказать, что слова Танаха представляют собой загадку и требуется проделать определенную работу, чтобы понять, что именно они означают, — что ж, ладно, тогда вы в лучшем случае деист, а скорее какой‑нибудь скрытый агностик, которому нравятся библейские истории, но при этом он думает, что когда происходит железнодорожная авария или человек неожиданно заболевает раком, то за этим не стоит ничего, кроме жестокого безразличия случайности.

Однако есть и третий путь, примером которого служит устная традиция и сами талмудические мудрецы. Оказывается, легко можно верить, что у мира есть всемогущий и неравнодушный Творец, и все равно считать, что данная Им книга говорит загадками. Что вообще может значить, что «дух Б‑жий [буквально] витал над водою»? Библейские истории представляют собой бесконечное предложение толковать и перетолковывать значения слов и высказываний, а также искать, нельзя ли найти новое значение через новую интерпретацию. Подобное использование текста вовсе не противоречит утверждению, что Б‑г самовластно управляет происходящими в мире событиями; нам просто остается объяснить, что именно приносит такое управление.

Это более сложный вопрос, к которому мы еще вернемся. Язвительное возражение Вайнберга — что Б‑г представляется жестоким и бесчувственным чудовищем — только один аспект общего вопроса, почему нужно верить в Б‑га, особенно если Его существование невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Чтобы найти ответ на него, сначала послушаем, как Берешит объясняет, почему вера исключительно в науку не может служить достойной альтернативой.

На первый взгляд Тора, казалось бы, совершенно не интересуется наукой, но сейчас мы выдвигаем гипотезу, что современный человек, читающий книгу с методологически необходимым трепетом, может сделать допущение: тексту прекрасно известно, что представляет собой научное мышление о предсказуемости природного мира. И действительно, в рассказе о семи днях Творения мы уже отметили намек на то, что астрономия и математическое прогнозирование могут оказаться важнейшими аспектами в функционировании сотворенного мира. В то же время мы понимаем, что Тора не будет подмигивать нам, подтверждая догадку о том, что ей известно что‑то такое, о чем она, казалось бы, знать не может. Если в Торе и поднимается какой‑то вопрос, то только потому, что обсуждение его поможет научить будущих служителей Г‑спода лучше служить Ему. А зачем в этом случае вообще говорить с нами о науке?

Довольно скоро после этого описания в книге Берешит следует эпизод, когда Йосеф, сын Яакова, пересказывает одиннадцати братьям свои сны и в этих снах регулярно появляются солнце и луна. В первом сне одиннадцать снопов поклоняются его снопу, а во втором — перед ним склоняются не только одиннадцать звезд, но еще и солнце и луна. Всем кажется, что они понимают значение этих снов; братья говорят, что Йосеф будет править ими, и так в конце концов и происходит. Йосефа продадут в рабство в Египет, где ему суждено подняться до царских почестей и планировать все сельское хозяйство в земле фараона, благодаря чему он может прокормить своих братьев во время голода, который он предвидел. Однако именно в силу последующих событий сны Йосефа можно истолковать иначе, и это другое толкование так же точно соответствует рассказу. Теперь, когда мы поняли, какое место в Берешит занимают солнце и луна, мы готовы обратить на это внимание. Мы можем использовать небесные светила в силу их предсказуемости для определения времени и создания календаря; когда они впервые упоминаются в истории творения, в тексте прямо говорится, что они нужны для установления времени регулярных праздников. На примере двух снов Йосефа мы видим, для чего еще нужен точный расчет времени: чтобы знать, когда сеять, а когда жать. Йосеф станет более удачливым земледельцем, чем его братья, вполне возможно, благодаря тому, что он достаточно хорошо разбирается в календаре, чтобы составить собственный астрономический альманах. В Древнем мире точные астрономические наблюдения приводили к агрономическим успехам, и это делает Йосефа своего рода ученым.

Следует отметить, что, в отличие от Авраама, Ицхака и Яакова, Йосеф ни разу не слышит Б‑га и не говорит с Ним. Его способность предсказывать будущее легко вписывается в наши представления о пророчестве, если читать недостаточно внимательно, но через сны фараона, где будущие урожаи завязаны на цифру семь, текст подчеркивает, что пророческий дар Йосефа зиждется на нормальной ткани Творения, на действии непоколебимых законов природы. Йосеф вполне мог бы получить место у фараона, представив ему какую‑нибудь наспех состряпанную историю о климатических колебаниях, и фараон легко бы ему поверил. «К счастью» для всех, Йосеф оказывается не просто проницательным аналитиком, но и увлеченным капиталистом, который заключает сделки с государством, чтобы дешево покупать и дорого продавать в больших масштабах — якобы ради всеобщего блага.

Хотя библейский текст, казалось бы, равнодушен к тому, как именно Йосеф делает свои предсказания или почему они оказываются настолько точными, он содержит массу информации о политике правительства и последствиях этой политики для свободы индивида. Йосеф и фараон разрабатывают план собрать и сохранить зерно, чтобы в неурожайные годы продать его крестьянам обратно. Ребенку, который слышит эту историю впервые, она кажется почти героической: благодаря столь неожиданному партнерству жители Египта спасены от голодной смерти (хотя историки, знакомые с опытом раннесоветского централизованного планирования, могут выдвинуть альтернативную теорию о причине этого голода). Нарратив подчеркивает основной социальный результат этой политики: почти все египтяне продали себя в рабство фараону, чтобы избежать голода. Учитывая, что есть все основания видеть в последующих четырех книгах Торы непрерывную тираду против египетского рабства, не приходится особенно радоваться долгосрочным последствиям изобретательности Йосефа.

Еще одна причина для беспокойства появится, если мы вспомним, что не просто изучаем историю Египта четырехтысячелетней давности. Читая Тору и предполагая, что «ей все известно», отмечая, что в этой истории поднимается вопрос о роли науки в формировании государственной политики, мы невольно задаемся вопросом, какое отношение может иметь предсказание будущего к массовому порабощению. Нетрудно найти подходящий пример. Раньше люди не знали, что представляет собой диоксид углерода и не выбрасывали в атмосферу такое его количество, которое имело бы планетарные масштабы; казалось бы, это исключает возможность того, что до эпохи промышленной революции кого‑то когда‑то волновало антропогенное изменение климата. Конечно, в историческом масштабе это нечто оригинальное, и отслеживание выброса парниковых газов — это совершенно новое явление. И все же, если прислушаться к глубинным основам современных споров о СО₂, мы поймем, что в центре всех дискуссий об углероде и климате лежит требование к обществу измениться, чтобы избежать роковой катастрофы. А из Танаха мы знаем, что такого рода требования уже звучали.

Может быть, семейная история Йосефа и его братьев сложилась именно так, как описывали в древности, но повествование об этом специально составлено таким образом, чтобы преподать нам урок об общественных договорах и правителях (царях и богах). Капризы природы вселяют ужас; изменение погодных условий может означать разницу между обилием пищи и всеобщим голодом; подъем температур может привести к затоплению земель и вызвать массовое вымирание. По наущению Йосефа фараон сказал своему народу: делайте, как я говорю, и все вместе мы сможем избежать пугающих нас капризов непостоянного окружения; слушайтесь царя, чьи мудрецы знают, что ждет нас впереди. Согласитесь с порабощением и примите на себя все правила, которые накладывает правительство на экономическую деятельность: эти правила были придуманы мудрецами, чтобы спасти общество от краха. Поступайте так, и мы все вместе выживем. В этом заключается сделка. В этом заключается договор. В этом заключается легитимация власти фараона и его государства.

Разве порабощение людей ради защиты продовольственных ресурсов от непредсказуемых капризов погоды так уж отличается от порабощения в надежде, что мы сможем совладать с погодой? Похоже, что одна из историй, которые Фейнман считал «слишком простыми», пережила тысячелетия и скрывает в себе дилеммы, с которыми мы сталкиваемся всякий раз, когда наука и политика объединяются ради коллективной пользы. Науку можно использовать, чтобы производить больше продовольствия и меньше парниковых газов, но в любом случае существует опасность, что мы предоставим правителям слишком большую власть из необоримого страха перед прогнозом ученого (иногда вполне точным!). То, что начинается с отношения к судьбе общества как к научной проблеме, которую можно решить безотносительно к Б‑гу, может кончиться необходимостью повиноваться приказам людей, которых мы поставили на место Б‑га.

Мы можем согласиться с тем, что вера в одну лишь науку приведет к очень плохому результату, но какие доказательства или аргументы есть у нас в пользу утверждения, будто вера в Б‑га приведет к лучшему исходу? Стив Вайнберг считает, что никаких, и его выпады в адрес Б‑га типичны для еврейских физиков‑атеистов. С одной стороны, Б‑г — это недоказуемая фантазия и пустая трата времени. С другой стороны, Вайнберг не может отказать себе в том, чтобы тратить время на рассуждения о том, как ему «не нравится Б‑г» из‑за всяких ужасных поступков, которые Он совершает в Торе (вроде Всемирного потопа, требования от отца принести в жертву собственного сына, наказания людей, которые Ему не поклоняются и т. д.). Многие идут еще дальше Вайнберга и отказываются верить в существование Б‑га именно потому, что Он такой злобный и неэтичный, как будто вера — это подарок, который получит только достойный Б‑г. Все они забывают, что Б‑г — это не утверждение о физических фактах, которые можно доказать или опровергнуть, а, скорее, описание метода, которым мы должны воспользоваться для истолкования событий нашей жизни и судьбы всего мира.

Главный тезис книги Берешит состоит в том, что существует единый Б‑г, который сотворил все сущее. Вместо пантеона противоборствующих сил, которые сталкиваются, производя некий космически бессмысленный результат, существует единая фигура, обладающая неограниченными познаниями и влиянием. Примите эту гипотезу чисто теоретически и задайтесь вопросом: какую информацию об этой фигуре дают нам эмпирические знания о мире? Имейте в виду, что мы как вид лучше всего приспособлены угадывать, что именно думают другие. На основании наблюдения за их поведением, услышанных или прочитанных слов, а также понимания, что значит быть человеком с целями, желаниями и эмоциями, мы можем понимать и предугадывать, что думают другие, что они собираются сделать или уже делают, и благодаря этому возможен диалог и кооперация. Почему бы не применить эту способность к эмпирическим данным о тварном мире в его совокупности и не попытаться на этом основании сделать какие‑то выводы о том, что может думать всемогущий и всезнающий Б‑г, если история разворачивается именно так, как Он запланировал. Вполне возможно, что Берешит, говоря о том, что мужчины и женщины созданы бе‑целем элоим («по образу и подобию Б‑жьему»), имеет в виду в том числе и нашу способность взять на себя такую задачу.

Первым делом нужно отметить полную бессмысленность в этом отношении представления о том, что в Б‑га надо верить или не верить, доказывать или опровергать Его существование. Начнем с данных о наблюдаемой нами реальности и просто спросим себя, что мы можем узнать о Б‑ге с их помощью, если мы предположим, что Он руководит всем происходящим. Существование Б‑га проверить невозможно, это методологическое допущение, которое мы делаем с самого начала, чтобы иметь возможность рассуждать о бытии с помощью намеков, содержащихся в Танахе. Изменение данных о реальности не изменит нашей позиции по поводу наличия или отсутствия Б‑га, оно лишь изменит характеристики, которые мы Ему приписываем.

Второй аспект заключается в том, что реальный эмпирический мир вмещает в себе невероятные бедствия, страдания, жестокость, зло и непредсказуемость. Конечно, всякое другое он тоже вмещает, но нас интересует вопрос справедливости. От ураганов до цунами, от торговли людьми до детей с неизлечимым раком, от Холокоста до 7 октября — реальность может быть кошмаром, который вызывает вопросы вроде того, «как Б‑г допустил такое?». Но не забывайте, что мы пока пытаемся удержаться на эмпирическом уровне и просто задаемся вопросом, что наблюдаемая реальность может рассказать нам о Б‑ге, который все это контролирует. Ничто из наблюдаемого нами в мире, каким бы ужасным оно ни было, не доказывает, что Б‑га нет. Все вопросы, которые возникают вместо этого, крутятся вокруг того, в какой степени точно Танах передает стандарты, мотивы и поведение Б‑га и есть ли смысл в том, чтобы пытаться служить Ему.

Б‑г справедлив. Б‑г милостив. Восхваляйте Б‑га, ибо Он благ, доброта Его беспредельна. Всякий, кто хотя бы поверхностно знаком с библейской религией, слышал подобные утверждения, многие из которых почерпнуты непосредственно из псалмов. Они звучат очень мило, и очень хотелось бы, чтобы в них было легко поверить, но это вовсе не обязательно должно быть легко. Обличители Библии любят обвинять Б‑га в том, что Он ужасное чудовище, но хорошо известно (не хуже, чем факт, что растениям для жизни необходимо солнце), что реальная жизнь в реальном мире полна чудовищных ужасов. Было бы очень странно, если бы книга Берешит выдвигала тезис о том, что Б‑г контролирует все сущее, но при этом надеялась бы, что никто не заметит, что в число «всего сущего» входят и вещи, заставляющие нас содрогаться. В жизни Авраама, Ицхака и Яакова полно жестоких семейных конфликтов, бесплодия, утраты близких, похищений и насилия. Даже самым праведным Б‑г отводит меру горечи и страданий. Человеку так трудно согласиться с идеей о том, что Творец мира фундаментально благ, что Авраам перед неминуемой гибелью праведников Сдома открыто бросил Б‑гу обвинение: халила леха — он усомнился в том, что Судия всего мира судит праведно! Текст прекрасно осознает, что человеческие муки представляют собой большую проблему для репутации Создателя всего.

И все же текст не пытается скрыть эту проблему; наоборот, он готов жить с ней. Начиная спорить о том, «существует» ли Б‑г, мы быстро падаем в кроличью нору, полную богословских и риторических уловок, и тут же упускаем из виду тот факт, что мы вообще не понимаем, а что это значит — «существует». И наоборот, как только мы признаем существование Б‑га как аксиому и задаемся вопросом: «Кто такой Б‑г и чего Он хочет», мы сразу оказываемся на обширной территории, на которой нам предстоит провести глубокое исследование, требующее потратить немало времени, постоянно совершая выбор, предпринимая действия и углубляясь в размышления, используя при этом Тору в качестве карты и компаса. Таким образом, внимательный читатель или читательница Торы может углубить понимание значения, важности и достоверности текста в свете жизненного опыта и истории.

Было бы извращенной жестокостью заявлять о Б‑жественной милости на похоронах ребенка, убитого в кибуце Беэри, но эта милость в большой мере проявилась в том, что ХАМАС добился своим внезапным нападением гораздо меньше, чем мог бы, если бы «Хизбалла» решила обрушиться на ЦАХАЛ всей своей мощью в тот же день. Никто из тех, кто видел, как истребляли евреев вавилоняне, римляне или немцы, не мог бы назвать эту чудовищную жестокость справедливой, но нужно признать, что многие из ужасов изгнания перечислены в Торе как условия договора. Мы всегда можем получить прощение за то, что пока не понимаем, как все, что говорит Танах о Б‑ге, может быть истинным одновременно, но мы быстро приходим к выводу, что утверждения эти сложные и все споры об их значении и точности представляют собой винтовую лестницу, ведущую вверх, к новым высотам понимания — которые станут наградой тому, кто посвятит жизнь соблюдению и изучению. Может быть, точнее будет метафора не лестницы, а дерева, которое вырастает из семени. Как говорит псалмопевец и повторяют за ним мудрецы, прославляя момент сотворения человека: эмет ми‑эрец тицмах. «Истина произрастет из земли».

Берешит — первое слово в ивритском тексте Торы, но перевод «в начале» не очень удачный. Слово «решит» часто встречается в Торе применительно к первородным сыновьям или первым плодам урожая, так что более точным переводом этого знаменитого зачина было бы нечто вроде: «Первым плодом Б‑г сотворил небо и землю». Разница огромна. Первый плод — это нечто законченное, чему предшествовало выращивание из зерна. Это означает, что повествование открывается не тем, что было «в начале»; Библия начинает с середины: между семенем и плодом, между яйцом и цыпленком. Тем, кто знаком с текстом, эта мысль понравится, потому что тьма и вода упомянуты до начала собственно Творения. Нам не рассказывают, откуда взялась вода: мы можем предположить, что это просто не имеет значения. Тора сосредоточена на том, что нужно знать предполагаемому читателю, потому что ее непоколебимая цель — обеспечить надлежащее поведение.

Когда за дело берутся следующие книги, Шмот и Ваикра, инструкции для правильного поведения обретают вид законов, и очевидно, что Б‑г говорит: «Земля принадлежит Мне». Он отдает Ханаан сынам Израиля, чтобы они соблюдали эти законы, понимая, что они держат эту землю в руках в зависимости от того, насколько хорошо выполняются законы. Формула проста: если вы полагаете, что Б‑г не хочет, чтобы евреи владели землей, попробуйте отнять ее у них и посмотрите, что получится. Совершенно не сверхъестественное и легко проверяемое эмпирически утверждение о том, как функционирует мир, состоит в том, что если евреи достаточно хорошо соблюдают законы, прописанные в их договоре с Б‑гом, то никакие попытки отнять у них землю не пройдут. Однако в этом случае опять возникают сомнения, зачем вообще нужна книга Берешит — их выдает даже замечание рабби Ицхака о лунном месяце. Г‑сподь говорит, что вся земля принадлежит Ему в процессе дарования закона во время Исхода, и Он заповедует евреям овладеть Землей Израиля в рамках исполнения Его заповедей. Он обещает благословения, если заповеди будут соблюдаться, и проклятия в противном случае. Перед нами простая процедура с четко определенным критерием проверки функционирования — так зачем же десятки глав с рассказами о распрях, рождениях и плавучем зоопарке, которые долго и путано ведут к получению законов?

Неизбежный ответ, по‑видимому, заключается в том, что нужно знать историю, чтобы понимать, как соблюдать законы, потому что задача законов — помочь нам найти свое место в истории, которая продолжает разворачиваться. Книга Берешит представляет собой нарратив, созданный одним из главных героев (Б‑гом), чтобы мы узнали о жизни людей, которые вели диалог и поддерживали отношения с повествователем. Возможность освоиться с историями и их смыслом, которую всеведущий и всемогущий автор как будто специально создал, чтобы преподать урок и читателям, и героям, позволяет нам подготовиться к тому, чтобы использовать отточенный навык в собственной жизни, которая протекает во вселенной, имеющей всеведущего и всемогущего Автора, с которым нам предстоит вести диалог и поддерживать отношения.

Авторы не заставляют события в своих рассказах происходить, и они не несут ответственности за аморальные поступки, совершенные внутри истории. Авторы рассказывают историю, а внутри этого конструкта ключевые события мира истории обусловливают вторичные события, а персонажи делают свой выбор. Выбор и причинно‑следственная связь — это те концепции, которые немедленно теряют смысл, если выйти за пределы истории и посмотреть на нее с точки зрения автора. Так что обязательно забудьте обо всех поверхностных опровержениях теории свободной воли, затронутых на семинарах по философии для начинающих или провозглашенных футуристами‑лжепророками XXI века; все эти аргументы действуют, только когда посреди действия значение свободной воли надувательски меняют. Б‑г пишет историю, и эта история рассказывает о вас и обо всем прочем, и в ней вам предстоит делать выбор, а иногда вам будет представлена возможность поговорить с Ним и даже услышать Его слова через постижимые фрагменты реальности. Это послание может проявиться так, как оно проявилось Йосефу — резко и сразу узнаваемо, — когда братья, сами того не понимая, принесли ему в дар от отца те самые три пряности, запах которых он ощущал, когда работорговцы в какой‑то прошлой жизни уводили его в Египет. Или оно может ударить, как барашек, непостижимым образом запутавшийся рогами в густых зарослях — безошибочный толчок, который убедил Авраама, что Б‑г хочет получить в жертву животное, а не Ицхака.

Когда евреи наконец входят в Землю Израиля, им предлагается вспомнить историю, частью которой они являются, и пойти в первое место, которое посетил в Ханаане праотец Авраам. Там они должны на «горе проклятия», стоящей через долину напротив «горы благословения» воздвигнуть камни, обмазанные известью, и начертать на них законы. Каждому колену на горе благословения соответствует сын Яакова с историей, отражающей героический моральный выбор героев Берешит. Каждому колену на горе проклятия соответствует сын Яакова, чей выбор либо включал неискупимый грех, либо о нем вообще неизвестно, чтобы он делал выбор. Текст хочет подчеркнуть, что закон, воспринимаемый как компьютерная программа, мало чего стоит. Закона самого по себе недостаточно, потому что закон — это оторванный уголок карты сокровищ, которую мы можем собрать полностью, только просеивая все, что нам известно о жизни и истории, в попытках познать Автора. Мистик, читавший в Испании в 1491 году, что границей твоей к северу будет Ливан, мог вкладывать в этот текст какие угодно значения, но в 1948 году Судия земной ударил Своим молоточком и установил правильное толкование.

Любознательных выдумщиков и сумасшедших ненавистников евреев могут зачаровывать конспиративные истории о том, будто кто‑то из современных израильтян происходит от среднеазиатских племен, обратившихся в Средневековье, но откуда бы мы, современные израильтяне, ни происходили (а список этих мест невероятно длинный), сегодня мы образуем большинство народа, которому хватает нахальства называть себя евреями, и поскольку именно наша армия завоевала могилу праотцев в Хевроне, Город Давида и Храмовую гору в самой невероятной войне последнего столетия, любые современные голиафы, которые до сих пор фыркают от утверждения, будто Б‑г на нашей стороне, могут выйти вперед и подставить свой лоб. Конечно, и на нашем пути случаются задержки, и на каждого человека, который видит в наших поражениях Б‑жественный укор, призванный удержать нас от еще большей ошибки, найдутся сотни, которые будут кричать, что мы обреченные самозванцы и нашим злодействам скоро настанет конец. Предсказатели последнего сорта обречены постоянно ошибаться. Они могут забрасывать нас своими лозунгами и своими ракетами, они могут запускать дроны и шуметь на улицах, но даже некоторые из них начинают понимать, что остановить новое начало уже невозможно. Семя пустило корни в знакомой почве, и истина прорастает из земли.

Оригинальная публикация: First Moon Colony