Наши дела и наше вероучение. Недельная глава «Итро»
В недельной главе «Итро» запечатлен революционный момент, когда Б‑г, Создатель Неба и Земли, заключил взаимообязывающий договор с целым народом — сынами Израиля. Мы называем этот договор словом «брит» — «завет».
Собственно, это не первый Б‑жественный завет, о котором сообщает Тора. Ранее Б‑г заключил завет с Ноахом и со всем человечеством в его лице и еще один завет, знаком которого было обрезание, — с Авраамом. Но эти заветы были не вполне обоюдными. Б‑г не просил у Ноаха согласия на завет и не дожидался утвердительного ответа Авраама.
На Синае же все обстояло по‑другому. Б‑г впервые пожелал, чтобы завет был обоюдным, чтобы его заключили по добровольному согласию. Так что мы обнаруживаем, что Б‑г несколько раз — и перед откровением на Синае, и после откровения — повелел Моше удостовериться, что народ согласен.
Это принципиально важный нюанс. Б‑г хочет властвовать по законному праву, а не по принципу «кто силен, тот и прав». Б‑г, который вывел порабощенный народ на свободу, хочет, чтобы Ему поклонялись свободные люди по своему свободному выбору.
«Святой, благословлен Он, не тиранит Свои создания» (Авода зара, 3а).
Так на Синае родился принцип, который спустя тысячелетия изложил Томас Джефферсон в Декларации независимости США: идея, что правители и правительства черпают «свои законные полномочия из согласия управляемых» . Потому‑то завет на Синае имел силу только при условии, что народ согласен его заключить.
Надо признать, Талмуд сомневается, что сыны Израиля заключили завет по абсолютно свободному выбору, и выражает свою мысль с помощью ошеломляющего образа. В Талмуде сказано, что Б‑г вознес гору над головами сынов Израиля и сказал: «Если вы согласны, вот и хорошо. А если нет — здесь будет могила ваша» . Это уже другая тема, и мы рассмотрим ее в другой раз. Здесь достаточно отметить, что простой смысл текста ничем не намекает на подобную трактовку.
Интересно другое: какие конкретно слова выбирают сыны Израиля, чтобы изъявить согласие. Напомним, что они выражают согласие трижды, первый раз — до откровения, а затем еще два раза после него. Это описано в недельной главе «Мишпатим».
Давайте послушаем все три стиха. До откровения: «Весь народ, как один, ответил и сказал: “Все, что сказал Б‑г, мы сделаем”» (Шмот, 19:8).
Затем после откровения: «Моше пошел и сообщил народу все слова и все законы Б‑га. Весь народ ответил в один голос: “Мы сделаем всё по каждому слову, сказанному Б‑гом”» (Шмот, 24:3).
«Он взял книгу Завета и прочел ее вслух народу. Они ответили: “Мы сделаем и нишма всё, что провозгласил Б‑г”» .
Обратите внимание на тонкое различие. В первом и втором случаях народ говорит: «Все, что скажет Б‑г, мы сделаем». В третьем случае употреблен двойной глагол «наасе ве‑нишма» — «сделаем и услышим (или «послушаемся», или «прислушаемся», или «поймем»)». Слово «шма» означает «понимать», как мы видим в истории о Вавилонской башне: «Давайте же сойдем и смешаем их речь, чтобы они перестали понимать речь друг друга» (Берешит, 11:7).
А теперь обратим внимание на еще одно различие. В первом и втором случаях подчеркнуто единство народа. Обе фразы очень яркие. В первой фразе сообщается, что весь народ ответил, как один человек. Вторая фраза гласит: «Весь народ ответил в один голос». В книге, где подчеркивается, каким норовистым и раздробленным был этот народ, подобные проявления единодушия много значат и встречаются редко. Но в третьем стихе, где упомянуты и готовность делать, и готовность слышать или понимать, ничего не сказано о единодушии. В стихе просто говорится: «Они ответили». Здесь не акцентируются единодушие или общее согласие.
Итак, перед нами библейский комментарий к одной из самых поразительных особенностей иудаизма: разнице между делами и вероучением, между понятиями «асия» и «шмия», между нашими поступками и нашим пониманием вероучения.
У христиан есть богословие, а у евреев — закон. Это принципиально разные подходы к религиозной жизни. Иудаизм — это общность действий. Он учит, как людям взаимодействовать между собой. Он учит, как привнести Б‑га в пространство нашей коллективной жизни. Точно так же, как мы познаем Б‑га через Его дела, Б‑г призывает нас привнести Его в наши дела, наши поступки. «В начале было дело», сказано у Гёте. Поэтому иудаизм — религия закона, ведь закон структурирует наше поведение и поступки.
Однако в вопросах верований, вероучения, доктрины — всего, что предопределяет не асия, а шмия, то есть не действие, а понимание, — иудаизм не требует единодушия. Не подумайте, будто в иудаизме нет верований. Напротив, иудаизм таков, каков он есть, именно благодаря нашим верованиям, главным образом вере в монотеизм, в то, что Б‑г есть и что Б‑г только один.
В книге Берешит Тора рассказывает нам о сотворении мира, в Шмот — об искуплении, а в нашей недельной главе — об откровении.
Иудаизм — это набор верований, но не сообщество, которое основывалось бы на некоем единодушном понимании и толковании этих верований. Он признает, что по складу ума и темпераменту все мы различаемся. В иудаизме были свои рациональные мыслители и свои мистики, свои философы и свои поэты, свои философы‑натуралисты и свои поборники сверхъестественного: рабби Ишмаэль и рабби Акива, Йеуда Алеви и Маймонид, Виленский Гаон и Бааль‑Шем‑Тов. Мы стремимся к единодушию в Алахе, а не в Агаде. Наасе — мы поступаем одинаково, но нишма — каждый из нас понимает вероучение по‑своему. В этом разница между нашим служением Б‑гу — оно коллективное и нашим пониманием Б‑га — оно для каждого индивидуально.
Как ни удивительно, эта общеизвестная особенность иудаизма проявляется уже в Торе, в разнице между тем, как говорится о наасе (народ «ответил, как один», «в один голос») и о нишма (без упора на общее согласие).
Наши дела и поступки — наше наасе — публичны. Наши мысли — наше нишма — это личное. Так что мы собираемся вместе, чтобы служить Б‑гу, но каждый из нас строит свои отношения с Ним индивидуально, будучи уникальным созданием.