Зрительный зал

Банальность зла по ТВ

Джона Раскин. Перевод с английского Юлии Полещук 29 июня 2023
Поделиться

Материал любезно предоставлен Tablet

Фашизм никогда не умрет. По крайней мере, пока Netflix есть что о нем рассказать. Через 78 лет после окончания Второй мировой войны стриминговый гигант объявил о выходе нового сериала под названием The Patients of Dr. Garcia («Пациенты доктора Гарсии»), посвященного деятельности испанского доктора, участника «борьбы с фашизмом». «Пациенты» во многом идут по стопам Transatlantic, слащаво‑сентиментальной романтической комедии, действие которой разворачивается во Франции, где нацисты устраивают облавы на евреев и прочих персон нон грата и отправляют их в Аушвиц.

В отличие от Transatlantic, комедии на грани фарса, снятой на потеху публике и чурающейся ужасов и крови, «Эйхман в Иерусалиме» Ханны Арендт направлен на то, чтобы вселить в читателя беспокойство и даже отвращение. Стиль первого можно окрестить «легким фашизмом», второго — «тяжелым фашизмом». Тема Второй мировой войны, похоже, никогда не утратит актуальность, а потому имеет смысл вспомнить неоднозначное хрестоматийное произведение Ханны Арендт через 60 лет после того, как книга увидела свет.

Алекса Каролински в роли Ханны Арендт в сериале Transatlantic

«Эйхман в Иерусалиме: банальность зла» вышла в 1963 году, всего через 18 лет после войны. И у тех, кто пережил военные годы, еще были свежи воспоминания. Книга изначально публиковалась как серия статей в журнале New Yorker; в 1965‑м книга выдержала переиздание, в 1977‑м «Банальность зла» выпустили в мягкой обложке. На иврит ее перевели в 1999‑м, через 24 года после смерти Арендт. И сейчас, 60 лет спустя, книга по‑прежнему вызывает споры.

Арендт — еврейке, европейской интеллектуалке (в 1933 году она бежала из Германии, в 1941‑м прибыла в США), автору «Истоков тоталитаризма» (1951), поручили писать о суде над Эйхманом, хотя, как ни странно, в репортажах с этого процесса она почти не упоминает о тоталитаризме. Тем не менее в 10‑й главе, «Депортации из Западной Европы», Арендт отмечает, что у нацистов «куда больше общего со сталинским вариантом коммунизма, чем с итальянским фашизмом».

В послесловии к книге Арендт допускает, что «убийства целых народов имели прецеденты в истории» и что «таковы были требования времени как в древности, так и на протяжении столетий колониализма и империализма». Этим крупным мазком, который польстит разве что антиимпериалистам, Арендт в буквальном смысле открывает ящик Пандоры и смешивает фашизм с войнами, которые европейские империи и имперцы вели против тех, кого Франц Фанон Франц Омар Фанон (1925–1961) — франкоязычный вест‑индский революционер, социальный философ, психоаналитик. — Здесь и далее примеч. перев.
назвал «проклятыми этой земли».

Арендт писала об Эйхмане, и голова ее, похоже, кружилась от избытка чувств. Она сама признавалась современнице, Мэри Маккарти, что пребывала в необычной эйфории. И действительно, отчаяние в книге сменяется ликованием, ощущением, что «банальность зла» таится в душе едва ли не каждого человека, но при этом люди способны на великое сострадание и доброту.

В Transatlantic Арендт, как ни странно (хотя чего уж тут странного, учитывая ее известность), фигура эпизодическая, равно как и Вальтер Беньямин, Марк Шагал, Макс Эрнст, Пегги Гуггенхайм Пегги Гуггенхайм (1898–1979) — американская галеристка, меценат и коллекционер искусства XX века. и многие другие — целая когорта талантов. Ханну Арендт играет Алекса Каролински, автор сценария сериала Unorthodox («Неортодоксальная») и продюсер документальных фильмов Oma & Bella и El camino más largo: это ее первая роль. В сериале чернокожие африканцы, европейские евреи и американские либералы объединяют усилия, чтобы спасти людей от гибели, и при этом веселятся всласть.

Transatlantic можно охарактеризовать как «легкий фашизм». Сериал находится на противоположном конце политического спектра от показанной Ханной Арендт «банальности зла» — ее можно назвать «тяжелым фашизмом». В предпоследней главе «Банальности зла», «Доказательства и свидетели», Зиндель Гриншпан, германский еврей, в кульминационный момент суда над Эйхманом подробно описывает, как эсэсовцы избивали евреев и обращались с ними со звериной жестокостью. «Тех, кому случалось замешкаться, били, и кровь их текла по дороге». Арендт во всех подробностях рассказывает о кровопролитии, жертвами которого были не только евреи.

Гриншпан — один из немногих героев «Эйхмана в Иерусалиме». «Как же трудно рассказывать эту историю, — пишет Арендт. — Тут нужна чистота души и свойственная только праведникам невинность ума и сердца, которая ничего не осмысляет и не отражает». И далее: «Ни до войны, ни после никто не сравнился бы в исключительной честности с Зинделем Гриншпаном».

Среди героев Арендт — Георгий Димитров, болгарский коммунист, в 1933 году его обвинили в поджоге рейхстага и предали суду. «Он держался с таким мужеством, — пишет Арендт, — что снискал восхищение всего света».

По ее мнению, Димитров — исключение, лишь подтверждающее правило: коммунисты — убийцы. Лидеры европейского еврейства, члены еврейских советов, еврейские старейшины не были чисты умом и сердцем, заявляет Арендт. Они сотрудничали с нацистами, рассчитывая спасти хоть кого‑то, когда гибли миллионы. Арендт писала, точно о себе: «Для еврея эта роль еврейских лидеров в уничтожении собственного народа, несомненно, мрачнейшая глава истории».

Арендт, что неудивительно, обращает особое внимание на то, какие выражения использовали нацисты, дабы скрыть свои преступления. Европу надлежало «очистить» от евреев. Гитлер требовал «свободного пространства». Эйхман был «специалистом по делам евреев», в том числе «эвакуации» и «эмиграции». Концентрационные лагеря называли «газовыми фабриками».

Почти все главы книги Арендт мучительно тягостны, но и в этом мраке порой мелькает луч света — например, когда Аба Ковнер, поэт и прозаик, свидетельствует на суде, что фельдфебель вермахта по имени Антон Шмидт «помогал еврейским партизанам, передавал им поддельные документы и военные грузовики», причем, в отличие от Эйхмана и прочих, не ради денег.

Арендт добавляет, что Шмидта арестовали и казнили. А рассказывает она об этом, во‑первых, потому что всех, кто боролся с нацистами, убивали. И когда евреи отказывались входить в газовые камеры, почти всех их расстреливали на месте. И во‑вторых, нацистам не удалось «уничтожить все следы массовых убийств — сколько они ни кремировали, сколько ни жгли в открытых ямах, сколько ни взрывали, сколько ни применяли огнеметы и ни ломали кости». Им так и не удалось упрятать своих врагов в «дыры забвения», заставить их «исчезнуть в безмолвной безвестности». И книга Арендт — голос протеста против этой безвестности и забвения.

Ханна Арендт

Нетрудно понять, почему после публикации на книгу «Эйхман в Иерусалиме» с таким ожесточением обрушились критики. В послесловии Арендт и сама упоминает об этом. Она отмечает, что ее книга «стала яблоком раздора и объектом организованной травли». Арендт не только обвиняет евреев в пособничестве нацистам, но и скептически отзывается об израильской разведке: та похитила Эйхмана из Аргентины, где он тихонько жил, перевезла в Израиль, где его предали суду.

Критикует она и Давида Бен‑Гуриона, премьер‑министра Израиля. Арендт описывает его как оппортуниста, который использовал суд над Эйхманом для саморекламы и для того, чтобы создать положительный образ Израиля и еврейского народа. Но чего она ожидала? Остается только удивляться, к чему Арендт понадобилось упоминать о том, что Эйхман «с большим достоинством взошел на эшафот».

Арендт характеризует Эйхмана как серийного убийцу, который лично никого не убил и повинен лишь в «недомыслии». Ее слишком часто ловили на парадоксах. В 1971 году в одной американской телепередаче Арендт призналась: она сожалеет, что использовала выражение «банальность зла». К тому времени, как пишет израильский журналист Амос Элон в предисловии к книге под названием «Отлучение Ханны Арендт» (Excommunication of Hannah Arendt), шумиха утихла. Но ущерб уже был нанесен. «Банальность зла» больше путает, чем проясняет.

Учитывая, что интерес к «Эйхману в Иерусалиме» не слабеет и существует масса наводящих ужас книг и фильмов о геноциде евреев, неудивительно, что творческая команда, которая написала сценарий и спродюсировала Transatlantic, ставила перед собой задачу создать «мелодраму на грани фарса», перекликающуюся с такими антифашистскими картинами 1940‑х, как «Касабланка» с Богартом и Ингрид Бергман и «Великий диктатор» Чаплина.

Transatlantic рассматривает сопротивление фашизму сквозь призму Black Lives Matter и #MeToo. Участники этих движений, скорее всего, встретят сериал аплодисментами, вскинут кулаки и воскликнут: «Viva la Resistance» Да здравствует Сопротивление (исп.). . Ну а у тех зрителей, кого смущает искажение исторических фактов, порой до неузнаваемости, Transatlantic едва ли будет иметь успех.

Оригинальная публикация: The Banality of Evil on TV 

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

История спасения евреев, которая вдохновила Netflix на создание сериала «Через Атлантику»

Операция Фрая позволила бежать из Европы 2000 еврейских и других антифашистских беженцев, в том числе таким выдающимся художникам, как Марк Шагал, Макс Эрнст и Марсель Дюшан, а также таким интеллектуалам, как Ханна Арендт, Генрих Манн и Андре Бретон. По оценкам, 20 тыс. беженцев были связаны со спасательным центром в Марселе. Вариан Фрай стал первым американцем, удостоенным мемориалом Холокоста «Яд ва-Шем» звания Праведника народов мира.

Тоталитарное общество Ханны Арендт

История изобилует примерами, как народ сам приводил к власти деспотов, а потому его поведение не более достойно, нежели действия тех, кто им управляет. Исследуя механизм действия тоталитарного общества, Ханна Арендт пристально рассматривала и отдельного человека, частицу массы, без участия которого не были бы возможными массовые преступления.

Ханна Арендт об Эйхмане: о блеске извращенности

Любой объективный читатель высоко оценит блестящий анализ личности Эйхмана в книге мисс Арендт. Вместе с тем едва ли найдется более наглядный пример интеллектуальной извращенности, присущей уму, который упивается своей искрометностью и склонен ослеплять читателя своим блеском. Антисемит — это любитель грязных шуточек про евреев, — но никак не Адольф Эйхман, который отправил несколько миллионов евреев на смерть, — в противном случае это было бы неинтересно и нисколько не прояснило бы вопрос о природе тоталитаризма.