До войны Фрида Симон часто ходила на танцы с друзьями в небольшом городке в горах Румынии, где она жила, пишет журналист The Times of Israel Люк Тресс. Также у нее был хороший сильный голос, и она выступала на религиозных мероприятиях для женщин. Вместе с матерью пекла халу и шоколадные пирожные накануне шабата. Ее отец управлял небольшой фирмой, которая специализировалась на изготовлении металлических печей.

Фрида познакомилась с братом своей подруги Зелигом, который, как и она, был талантливым певцом, за несколько лет до того, как все евреи города были схвачены и депортированы.

Надо сказать, Зелиг предвидел это. К тому времени он и Фрида любили друг друга, и он умолял ее бежать с ним. Но родители Фриды не отпустили ее, потому что молодые люди еще не были женаты.
Их пути разошлись. Позже они прошли через Аушвиц, трудовые лагеря, послевоенный хаос и каждый – через свою собственную семейную жизнь, прежде чем снова сойтись. В результате они все-таки поженились в Нью-Йорке 50 лет спустя…

Недавно Фрида отпраздновала свое 100-летие. Она очень внимательна и любопытна, но плохо слышит, и у нее проблемы с дыханием после перенесенного сovid-19. Фрида предпочитает говорить на венгерском и на идише и избегает разговоров о некоторой части своего прошлого.

Ее историю мы реконструируем на основе нынешних бесед с нею и обширного интервью, которое она дала в 1997 году икоторое позволяет судить обо всем ее военном опыте.

Итак, она родилась в 1922 году в городе Клуж, в Румынии. Ее семья переехала в регион Марамуреш, на сегодняшней румынско-украинской границе, когда она была девочкой. Фрида описывает этот регион как тихий, расположенный в горах, среди лесов. Семья из шести человек жила в доме с двумя спальнями, столовой и кухней. В доме не было водопровода, он находился на заднем дворе.

Ее отец, Яаков, нанимал двоих помощников, и вместе ониизготавливали печи из металла. Люди приезжали из других городов, чтобы купить его продукцию. Мать Фриды, Сара, была домохозяйкой, пекла для детей вкусные домашние бисквиты. Дома семья говорила на идише, на улице — на румынском и венгерском. Фрида была вторым постаршинству ребенком.

Семья соблюдала шабат, Сара учила детей молиться и соблюдать праздники, они сами пекли мацу на Песах.

«Пурим тоже вспоминается очень хорошим. Было так красиво. Мама начинала печь за две недели до праздника, потому что у нас было много друзей, и мы приносили им подарки, — рассказывает Фрида. – Я помогала маме печь. Все наряжались. Когда я была маленькой, я одевалась иногда как мальчик, иногда как мама…»

Во время телеинтервью в 1997 году, когда Зелиг сидел рядом с нею, за кадром, она говорила, что «мечтала тогда о хорошем доме, хорошем муже, как и все молодые девушки».

«Он был моим парнем. Он был хорош собой, стройный,  молодой», —  замечала она, указывая на Зелига. Они навещали друг друга каждый шабат.
Ее отец каждый день читал газету, в семье было радио.

Надвигающуюся бурю они стали ощущать в 1943 году из новостей. Власти начали сажать людей в тюрьмы. «Мы уже знали, что это антисемитизм», — говорит она.

Венгрия аннексировала их регион в 1940 году по соглашению, заключенному с нацистами.

Вскоре после этого мальчик, сбежавший из Польши, прибыл в еврейскую общину их города и стал жить в их доме.

«Он убежал из гетто и рассказывал мне о нем. Ему никогда не снились  сны — он всегда плакал во сне о том, что его родители и сестры были убиты. Мы устроили ему убежище, потому что у нас было много соседей-неевреев: они не должны были его видеть. Поместили его на чердак, — вспоминает она. – Мы верили этим историям, но все же не могли представить, что нас убьют…»

«Помни о шабате»

До Зелига дошли слухи о том, что всех их ожидает, и он умолял Фриду бежать с ним в более отдаленные места.

«Я пошел к Фриде, она была дома, я сказал: «Знаешь что, не уходи, пойдем со мной», — рассказывал он в 1997 году. – Не ходи с матерью и отцом, пойдем со мной…»

В результате он убежал, а она все же осталась со своей семьей.

В 1943 году полиция арестовала евреев города, заставила их надеть желтые звезды и заперла в синагоге. Фриде разрешили взять с собой два платья, но не разрешили взять еду.

Некоторые из соседей-неевреев плакали, когда евреи уходилииз своих домов, но когда они вернулись после войны, те же соседи отвернулись от них.

В синагоге не было водопровода, помещение было битком набито, «как селедки в бочке». Отец Фриды был болен, и полицейские-венгры избивали его, пока он не сказал им, где семья спрятала дорогие вещи.

Через несколько дней полицейские отвезли их на телегах, запряженных лошадьми, в небольшое гетто на территории Чехии. Несколько сотен евреев были заключены там на территории с большим двором и несколькими домами, в каждом доме находилось множество людей. Венгерские солдаты патрулировали забор снаружи, но местные евреи время от времени передавали им через забор горох.
Они соблюдали шабат, голодали и однажды плакали от счастья, когда получили хлеб. Мать Фриды очень беспокоилась о ней, потому что она и так всегда была оченьхудой.

Через несколько месяцев солдаты начали увозить людей в вагонах для перевозки скота.

«Нам сказали, что мы едем в Аушвиц, в Польшу. Я подумала, может, нас везут на работу, а потом мы вернемся домой», —  вспоминает Фрида.

По прибытии в лагерь они встретили тамошнего «врача» – нацистского военного преступника Йозефа Менгеле: это была первая непосредственная встреча Фриды с нацистами.

Когда двери вагона для скота открылись, она увидела поле. «И там был Менгеле, он показывал: этот идет в эту сторону, тот –в ту сторону», — демонстрирует она руками.
Она держалась за свою мать, но женщины в очереди оттолкнули ее, и они с матерью разошлись.

«Я начала плакать: «мама, мама», – но было слишком поздно», — вспоминает она.

Последние слова ее матери, сказанные дочери, были такими: «Обещай помнить о шабате».

Она была со своей сестрой Кларой и несколькими подругами, когда им брили головы. Фрида думала, что ее родителей отправили в другой барак, но их послали прямо в газовую камеру.

«Я была так наивна, что на другой день пошла к колючей проволоке, в зону отбора, — рассказывает она, – чтобы спросить охранников-эсэсовцев, где родители. «Я помню, куда ушла моя мать. Я хочу найти свою мать», – говорила я. А они ответили: «Иди, твоя мать уже умерла. Иди, иначе тебя убьют»».

Заключенные временами пели в бараке, чтобы поднять себе настроение, и ели картофельные очистки. После того, как Фрида заболела дизентерией, гражданский инженер, с которым она работала, передал ей лекарства и дополнительное питание, они помогли ей выжить. Ее сестра стояла рядом с ней в строю во время переклички, когда Фрида была особенно слаба из-за болезни, и поддерживала ее. Они натирали щеки красной бумагой, чтобы выглядеть болеездоровыми…

Охранники отвозили их на грузовиках к месту работ в часе езды от лагеря.

«Они травили нас собаками, те кусали нас. Мы шли на работу с окровавленными ногами, плакали, а потом нам приходилось носить тяжелые камни».

Одно время ее содержали прямо напротив лагерных крематориев.

Во дворе стояла очередь из девушек, и одна из них спрашивала окружающих, куда же их везут. Фрида отвечала, что не знает. Увидев крематорий, девушки начали читать молитву «Шма».

Той ночью Фрида вышла из барака, чтобы сходить в туалет.

«Б-же, что я увидела. Все небо было красным, как огонь крематория, стоял запах сгоревших костей. Они предали смерти всех этих девушек, сожгли их, потому что те былислишком исхудавшими».

Зелиг в это время скрывался в Будапеште и Вене. Венгерская полиция дважды ловила его и заставляла работать на немецких шахтах и ​​заводах по производству бомб, но оба раза он убегал и прятался до самого окончания войны.

Одна из сестер Фриды, Монси (Маргарет), также пряталась в Будапеште.

Осенью 1944 года нацисты увезли Фриду в Равенсбрюк, тамона работала на заводе по производству боеприпасов вместе ссестрой Кларой. Когда союзные войска приблизились, немцы погнали их «маршем смерти» в холод и дождь. Чешская девушка из их группы попыталась сбежать, охранники погнались за ней с собакой, затем заставили других заключенных смотреть, как ломают ей кости, а затем застрелили ее…

«Большая история»

Советские войска освободили их и ворвались в магазины, чтобы достать для них одежду. Один солдат поймал немку, пытавшуюся убежать в норковой шубе, забрал ее шубу и отдал Фриде.
Клара и сестра Монси также выжили. Фрида мельком видела своего брата после освобождения, – его увез советский военный грузовик, по-видимому, в плен, – но так и не смогла найти его вновь, несмотря на годы поисков. Их родители, дедушка, двоюродные братья и сестры были убиты.

Она возобновила соблюдение кашрута и шабата сразу после войны.

«У меня были друзья, которые говорили: «Ты что, с ума сошла? Видишь, что случилось с твоими родителями. Они были такими религиозными, и посмотри, что вышло». А я отвечала: «Это чудо, что я осталась жива. Вот почему я должна быть религиозной»».

В конце войны она заболела тифом, ей потребовалось шесть месяцев лечения в госпитале, чтобы выздороветь.

Фрида поехала домой, но соседи-неевреи забрали все, что у них раньше было, а еврейской общины в местечке не стало.
Она и Зелиг думали друг о друге, что мертвы. Один из друзей Фриды встретил Зелига и по ошибке сказал ему, что та умерла. В результате он обручился с другой женщиной.

Но во время помолвки Зелиг познакомился с сестрой Фриды, которая позвонила Фриде, чтобы сообщить новости о Зелиге.
«Она сказала: «Сядь, я должна рассказать тебе большую историю, — вспоминает Фрида. — Только сначала сядь»».

Зелиг тогда сказал Фриде, что разорвет помолвку, чтобыжениться на ней. Но она отказалась,  заметив: «Ты не можешь рвать помолвку», – и заявила, что ему следовало подождать, чтобы действительно убедиться, выжила ли она.

Фрида устроилась на работу в еврейскую организацию «Агуда», готовила еду для детей-сирот, познакомилась со своим первым мужем Шией, чья беременная жена и пятеро детей были убиты нацистами.

Они стояли под хупой в Будапеште, на свадьбе был торт, были друзья, но не было музыки.

Старая любовь

Год спустя у нее родился первый ребенок, Сьюзен, затем были еще Хильда и Джек (Шмиэль). Семья переехала в Монреаль, где жили сестры Шии.

Шия был вынужден прыгать с поезда по пути из Венгрии, чтобы ускользнуть от полиции, которая разыскивала его за торговлю на черном рынке, а затем бежать через лес в Вену.

В Монреале трое детей начали учиться в еврейской школе, семья подружилась с еврейскими и нееврейскими соседями. Фрида рассказывала детям, что номер, вытатуированный у нее на руке, это номер телефона раввина, и она позвонит ему, если дети будут плохо себя вести…

Шия был пекарем, пара пекла кошерные вафли на продажу. Позже он стал инспектором по кашруту.

По словам детей, отец всю последующую жизнь боролся со своей травмой военного времени, проводил большую частьсвободного времени за изучением Талмуда и чтением и был честен до предела. Он заболел астмой и бронхитом, -вероятно, это тоже были последствия Холокоста, – а позже перенес два инсульта, второй из которых частично парализовал его.

Фрида, которой к тому времени было за 50, не хотела отдавать его в больницу, взяла на себя всю заботу о нем.

Зелиг и его жена переехали в Румынию, но их брак не сложился, и в 1966 году он отправился в США с помощью еврейской организации HIAS. Через румынскую еврейскую общину он узнал, что Клара, сестра Фриды, находится в Нью-Йорке.

Однажды он пришел навестить ее в субботу вечером и спросил: «Где Фрида?»
«Фрида здесь, в Канаде. Она замужем», — ответила она ему.

Фрида и Зелиг договорились о встрече. Но Шие это было неприятно, он знал об их чувствах друг к другу. Дети также готовы были встать на защиту отца. Тогда Фрида взяла с собой на встречу сестру, чтобы мужу было спокойнее. Двое пожилых влюбленных стали друзьями. Примерно в то же время Зелиг женился на женщине из Нью-Йорка.

Шия умер в 1982 году. Последние шесть месяцев своей жизни он находился в больнице, на кислороде, Фрида была рядом с ним каждый день. В конце 1980-х Фрида переехала в Нью-Йорк, чтобы быть ближе к сыну Джеку, и по-прежнему оставалась подругой Зелига…

В 1992 году умерла жена Зелига. Он оплакивал ее год, а потом вернулся к Фриде. Они оба чувствовали, что будут вместе, и он наконец сделал ей предложение.

«Нехорошо быть одному. Мы должны быть вместе», — сказал он.

«Конечно», — ответила она.

«Это было здорово, потому что я слишком хорошо знала его. Я очень надеялась, что он сделает предложение», — говорит она.

Раввин обвенчал пару в бруклинской синагоге, на свадьбеприсутствовало около 20 прихожан. Они поселились в районе Боро-Парк, недалеко от Клары.

Когда они поженились, «Фриде показалось, что она возвращается домой, — рассказывает ее дочь Сьюзен. – Она могла соприкоснуться с радостными довоенными воспоминаниями. Зелиг раскрыл светлую сторону моей матери. На их отношения было приятно смотреть. Они смеялись и шутили вместе, как два подростка».

Он был доброй и нежной душой, остро осознавал ее страдания, продолжает Сьюзен.

Зелиг был в бегах во время войны и избежал самых худших зверств. Он был веселым и жизнерадостным, всегда отпускал шуточки. Пара ежедневно совершала долгие совместные прогулки и сажала помидоры в своем саду. Фрида любила слушать, как Зелиг поет в синагоге…

«Если я здоров, моя жена здорова, значит все хорошо, — замечал Зелиг. – Она для меня — это все».

Но война осталась с ними навсегда. В интервью 1997 года Фрида рассказывала: «Вчера ночью я не могла заснуть. Мне было так больно, и Зелиг тоже не мог заснуть… Ты не можешь позабыть то, как убивают твоих родителей, убивают невинного брата, большую семью, теток. Это всегда в твоей голове, постоянно».
Она говорила, что ей часто снилась мать, как она наставляла ее покупать свечи на шабат…

В 2006 году, после 12 лет брака, Зелиг скончался от рака кишечника, после непродолжительной болезни. В конце жизни у него были некоторые симптомы деменции, возможно, связанные с раком. Но даже когда он был болен, он ходил пешком от их квартиры на 9-й авеню до продуктовых магазинов на 13-й авеню и носил тяжелую сумку с едой, чтобы Фрида могла готовить, – они не водили машину.
Фрида была опустошена смертью Зелига. Она с трудом справилась и попала в больницу без четкого диагноза. Потеряла Шию, а теперь и Зелига… Она оплакивала их и не могла смириться с тем, что до конца своих дней останется вдовой.

Тем не менее, она видела сны о Зелиге и примерно через годначала поправляться. Шабаты и праздники проводила с семьей и сосредоточилась на том, что у нее оставалось, повторяя, что «жизнь для того, чтобы жить».

Сегодня Фрида выглядит жизнерадостной, но ей трудно говорить о некоторых моментах своего прошлого. На вопрос о мужьях отвечает: «Я любила их обоих. И в обоих мужчинах я чувствовала любовь и преданность».

Она показывает выцветшие чернила номера на ее руке иговорит: «Очень важно, чтобы люди знали все, что произошло, я хочу, чтобы люди помнили, и меня помнили. Я никогда не забуду тех, кто шел в крематорий».

Фрида отпраздновала свое 100-летие вместе с детьми, восемью внуками и 13 правнуками, которые принесли ей воздушные шары. Она была взволнована и чувствовала себя польщенной вниманием, получив букет из 100 красных роз. Бабушка передает своим потомкам песни, рецепты и поговорки своей матери…

Сегодня она рассказывает о том, какую любит еду и с каким нетерпением ждет сеансов физиотерапии.

Ее любимое занятие, как и у Зелига когда-то, — петь старые песни. Она поет на венгерском языке вместе со своей сиделкой Эрзи, и на идише, обычно по телефону – со своими детьми.

Одна из ее любимых песен на идише — песня о матерях: «Как светло в доме, когда мама еще здесь, как темно, когда ее уже больше нет», — поет Фрида.