Десятки фотографов из более чем 30 стран приняли участие в долгоиграющем международном фотопроекте, посвященном выжившим в Катастрофе. Он был запущен в 2019 году, продолжается по сей день, и примерно пятая часть сделанных за эти годы снимков попала сейчас на выставку «The Lonka Project. Человек под номером», открывшуюся в Еврейском музее и центре толерантности. Ее можно будет увидеть до 15 мая.

Правда из первых рук

«После войны никто не хотел слышать о наших судьбах, а тем, кто пытался рассказать о произошедшем, не верили, ведь их истории казались неправдоподобными». Эту реплику одной из героинь The Lonka Project цитирует Анна‑Патриция Кан, ставшая вместе с Ниной Гомиашвили и Лией Чечик сокуратором выставки. Ее собеседница, которой было в момент встречи с Анной‑Патрицией за 90, призналась, что всю жизнь молчала о том, что произошло с ней в годы войны, и только лет 15–20 назад стала рассказывать. А 96‑летний Леон Каннер до сих пор не говорит о прошлом. Все, что мы знаем о нем, — единственный из семьи, Леон выжил в Берген‑Бельзене, встретил там будущую жену, и вместе они в 1946‑м уехали в США. Еще мы знаем лагерный номер Леона, отсылающий к названию выставки. Почти все эти люди — те из них, кто прошел через концлагеря, — самые страшные годы провели под номерами, заменившими им имена.

Проект назван в честь одной из выживших, Элеоноры «Лонки» Насс, прошедшей пять концлагерей и покинувшей этот мир в конце 2018 года. Рина Кастельнуово, дочь Элеоноры, и ее муж Джим Холландер — оба фотожурналисты, много работавшие на Ближнем Востоке, придумали эту историю в память о матери и жене и предложили поучаствовать в ней коллегам из разных стран. Идея состояла в том, чтобы, собрав портреты и свидетельства максимально возможного числа искалеченных войной людей, донести до будущих поколений их истории — правду о прошлом, полученную из первых рук. Сделать это надо было быстро, и стоит ли удивляться, что за два с лишним года в проекте «Лонка» уже приняли участие более 300 фотографов.

Среди них оказались и прославленные мастера — члены агентства Magnum Алек Сот, Жиль Пересc и Эли Рид, лауреаты World Press Photo Эд Каши и Джейн Эвелин Этвуд. Постепенно к израильским, французским, американским, британским фотографам присоединились российские — Егор Заика, Ольга Изаксон, Мария Груздева и Анна Шмитько, сделавшие портреты переживших Катастрофу наших сограждан. В частности, драматурга Александра Гельмана (р. 1933), депортированного когда‑то из бессарабского местечка Дондюшаны в гетто в Бершади, где из большой семьи Гельманов (14 человек) выжили только Александр Исаакович с отцом. В той же компании оказался театральный режиссер Кама Гинкас. Родившийся в Каунасе в 1941‑м, Кама Миронович стал одним из самых молодых героев выставки. Он попал в Каунасское гетто в трехмесячном возрасте. Благодаря родителям, которым удалось бежать оттуда вместе с сыном, и литовской семье, укрывавшей Гинкасов до августа 1944 года, Кама Миронович выжил, окончил Вильнюсскую консерваторию, потом театральный институт в Ленинграде у Товстоногова и стал тем, кем стал.

Тут есть также один из самых прославленных во французском кино режиссеров — Клод Лелуш. Шауль Диши сфотографировал его в 2019 году в Хайфе. На снимке ему 82, сейчас 84. Все, что Лелуш хотел рассказать о Холокосте, он уже рассказал в кино — в фильме «Одни и другие», в «Отверженных» (где в эпизодах с детьми, спасавшимися от нацистов, имел в виду самого себя), в картине «Уйти, вернуться» (которая вся посвящена трагедии французского еврейства в годы войны). Но тут Лелуш нашел что добавить: «Однажды во время войны немецкий офицер попросил меня спустить штаны. Я сказал ему, что мне сделали обрезание, потому что я писал боком. И прочитал католическую молитву, которая спасла мне жизнь».

Это, пожалуй, впечатляет в их судьбах больше всего: каждая биография — история успеха, достигнутого после ужасов гетто и лагерей. Как будто, выжив, они не могли остановиться и продолжали карабкаться вверх. А может быть, как раз благодаря исключительной воле к жизни и спаслись. Бена Хельфготта (теперь он сэр Бен Хельфготт), родившегося в 1929‑м в Польше, потерявшего всех родных, от Треблинки спас поляк, а из Терезиенштадта — Советская армия. И в 1956‑м он, чемпион‑тяжеловес, представлял на Олимпиаде свою новую родину — Британию.

Моше Ха‑Элион (р. 1925, Салоники) после гетто попал в Аушвиц, где убили его мать и сестру, потом в Маутхаузен. В 1946-м, на судне Josiah Wedgwood, он нелегально прибыл в подмандатную Палестину, впоследствии всю жизни служил в израильской армии. Двое детей, шесть внуков и девять правнуков — это ли не победа.

Стивен Джейкобс, немножко не дотянувший до выставки (умер 16 декабря прошлого года), стал успешным нью‑йоркским архитектором и спроектировал, среди прочего, мемориал Холокоста в Бухенвальде. А родился в 1939‑м в Лодзи, звали его тогда Стефан Якубович. «В Бухенвальде еда полагалась только тем, кто работал, — вспоминал он. — Поэтому мне выдали удостоверение личности, в котором было указано, что мне 16 лет. На самом деле мне тогда было пять».

Родившегося в 1935‑м в Праге Ханоха Шахера прятали в монастыре, потом он оказался в Терезиенштадте, где спасся, потому что успел спрятаться («одна женщина сказала мне: увидишь людей в высоких сапогах — прячься, иначе погибнешь»). В 1949‑м переехал в Израиль, стал бегать марафоны, выиграл множество медалей, живет в Цфате и хранит скрипку, доставшуюся ему от погибшего мальчика.

Раввины и партизаны

Выставку невозможно просто пробежать глазами — как бы вы ни торопились, будете стоять перед портретами, пытаясь уловить взгляд и вчитываясь в детали биографий. Например, в историю спасения Йехезкеля Рота, известного сегодня как Карлсбургский ребе. Он родился в румынском Араде в 1930 году, в ортодоксальной семье, которая — и такое бывало — вся спаслась: приказ о депортации в лагерь смерти Белжец в октябре 1942 года был отменен. Ребе, признанный одним из величайших авторитетов в области Галахи, больше не с нами — 7 марта прошлого года он умер.

А Арон Бельский (р. 1927) — младший из четырех братьев Бельских (остальные трое были Тувья, Асаэль и Зусь) — жив, и дай ему Б‑г до 120! Братья Бельские, вместе с соседями по Новогрудскому гетто, сколотили знаменитый еврейский партизанский отряд, численность которого в какой‑то момент достигла 1236 человек. После освобождения Белоруссии Асаэль, призванный в Красную армию, погиб. Тувья с Зусем и Ароном добрались до Палестины, воевали за независимость Израиля, а позже перебрались в США. Арон из Бельского превратился в Белла, владел в Нью‑Йорке компанией такси, теперь живет во Флориде.

Герман (Мано) Холленрайнер, 1933 года рождения, — единственный, кого фотограф Хосе Хирибас Марамбио запечатлел на месте трагедии, на территории Аушвица. Он из Хагена, из семьи немецких цыган‑синти, отправленных в 1943‑м в цыганскую зону лагеря (в номере Z3526 на его запястье буква Z — от немецкого Zigeuner, «цыган»). Мано повезло: накануне ночи со 2 на 3 августа 1944 года, когда цыганский лагерь в Аушвице‑Биркенау был ликвидирован, его с сестрой и родителями перевели в Равенсбрюк, оттуда в Заксенхаузен. Потом во время марша смерти Мано сбежал, после войны попал во Францию, назвался евреем (среди маминых предков в самом деле были евреи) и оказался в приемной семье, где кто‑то из родных его разыскал.

Совершенно невероятными кажутся судьба и имя Лейлы Джабарин. Урожденная Хелена Брашатски родилась в концлагере Аушвиц, в 1942 году. Она тут моложе всех. Семья из Югославии. «После моего рождения, — вспоминает Лейла, — доктор‑христианин спас нас всех. Он спрятал меня, завернув в полотенца, и на три года подвал его дома на территории концлагеря стал нашим убежищем». В 1949‑м, уже в Эрец‑Исраэль, Хелена встретила Мухаммеда, приняла ислам, превратилась в Лейлу и перебралась в Умм‑эль‑Фахм, арабский город на территории Израиля, где и живет по сей день. Лишь недавно она рассказала детям и внукам о тайне своего рождения и спасения.

Все они в страшное время были детьми. Леонид (Лейзер) Крет, родившийся в ноябре 1938 года в поселке Песчанка Винницкой области, помнит, как мама, уже после войны, несла его в первый класс на руках, потому что ноги были отморожены. Младшая, родившаяся уже в мирное время сестра Ева в 1990‑х увезла родителей в Штаты. А он, попав в Москву, здесь и остался, проработал всю жизнь неврологом и сейчас вместе с Камой Гинкасом пришел на вернисаж и ходил по экспозиции, вглядываясь в лица таких же, как он, победителей.

Выставка должна была состояться год назад, из‑за локдауна ее перенесли, и только за этот год из жизни ушли несколько ее героев. О них думаешь, когда на входе в музей, в фойе видишь инсталляцию Хаима Сокола «Снегопад». Состоящая из настенной росписи с черными птицами на условном снегу и белых веревочных лестниц, по которым можно сбежать, эта работа о спасении, победе и бесстрашном сопротивлении злу.