После пандемического 2020 года осень 2021‑го стала самым желанным временем для проведения фестивалей. МЕКФ — не исключение. Еврейское кино со всего мира демонстрировали в четырех московских кинотеатрах и одном Еврейском музее с 3 по 12 октября, причем кроме нескольких конкурсных программ МЕКФ анонсировал не менее 20 спецпоказов. Такой масштаб требует солидной подготовки, но как раз ее и не хватало. Некоторые фильмы вдруг исчезали из фестивального перечня, и вместо них возникали дополнительные программы, вопросов к которым у зрителей было не меньше, чем к основным.

Глазами Китти

Открывала фест новая работа Ари Фольмана — израильского режиссера, запустившего в 2008 году своим «Вальсом с Баширом» мировой тренд на документальную анимацию. «Где Анна Франк» — настоящий «долгострой». В кропотливую работу над рисованной историей самой знаменитой жертвы Катастрофы подключались новые и новые страны, к которым в конце концов добавилась и Россия. Одним из продюсеров стал Александр Роднянский — человек, во многом определяющий вектор развития отечественного кинопроцесса. Скорее всего, не без его помощи МЕКФ сумел убедить Фольмана, известного своим непростым характером, приехать в Москву. За несколько лет до окончания работы над анимационным фильмом Фольман выпустил книгу комиксов об Анне Франк и, чтобы не повторяться, сделал героиней воображаемую подругу Анны Китти, к которой обращены все записи в дневнике. Силами этих записей — слова, как известно, материальны — в стенах амстердамского музея материализуется рыжеволосая Китти. Ее изумление от толп разношерстной толпы посетителей идеально рифмуется с настроением «Аустерлица» Сергея Лозницы. Тогда, в 2016‑м, Лозница диагностировал полное отсутствие эмпатии и уважения к трагедии у современной туристической индустрии, связанной с посещением мемориалов. Как заставить современных подростков эмоционально включиться в переживание страшного прошлого — эту задачу пытаются решить и комикс, и новый фильм. Хотя ответы, которые дает израильский режиссер, не всем по вкусу. На обсуждении фильма чаще всего звучало недоумение по поводу аналогии между жертвами Холокоста и современными беженцами в Европе.

Сергей Лозница между тем стал героем нынешнего Московского еврейского кинофестиваля, закрывшегося его новой работой «Бабий Яр. Контекст», получившей один из каннских призов. Канны и Венеция вообще, похоже, стали не последними источниками фильмов для устроителей МЕКФ.

Одержимость прошлым

Самым проникновенным и по‑человечески теплым высказыванием о связи поколений стала на фестивале документальная лента израильтянина Ефима Грабого «Война Раи Синицыной». Колоритная блокадница Рая эффектно красит губы в кадре, вспоминая о страшном военном опыте, борется с израильскими бюрократами и флиртует с молоденьким режиссером: «Если бы мне было сейчас 25 лет, я бы тебя полюбила. Хотя ты не в моем вкусе». Прошлое по‑прежнему с нами, хотим мы того или нет, что и иллюстрирует добрая половина фильмов МЕКФ. В частности, «Превратности разума» Торстена Клайна — горькое размышление участника Манхэттенского проекта, польского еврея Станислава Улама, об ответственности ученого перед человечеством. И «Кошерный поцелуй» Ширеле Пелег — вторичная квир‑комедия, вслед за многими эксплуатирующая тему любовных отношений между израильтянами и немцами, — в данном случае, между израильтянкой и немкой. Игра Моран Розенблатт и парочка хороших шуток делают ее не такой уж бессмысленной.

Связь дня сегодняшнего с историей и попытку свериться с прошлым демонстрирует и фильм Мауро Манчини «Не возненавидь», получивший приз жюри. Негромкая, по‑своему красивая итальянская картина исследует глубину проникновения в общество спор ненависти. Хирург‑еврей случайно становится свидетелем ДТП и тут же бросается на помощь, но замечает вытатуированные на теле потерпевшего символы неонацистов. И тут клятва Гиппократа теряет свою обязательность. Водитель, не дождавшийся помощи, умирает, а врач испытывает муки совести, которые приводят его в семью усопшего. Оставим на совести дебютанта неуклюжую любовную линию врача с дочерью погибшего. Что здесь действительно завораживает, кроме актерской игры, так это четко выставленные этические ориентиры, обязательные для обеих сторон — и потомков жертв, и потомков условных палачей. Еще невозможно забыть дом отца героя, визуализирующий его одержимость прошлым. Десятки зонтиков, подвешенных к потолку, штук пять глобусов, тысячи разнокалиберных пуговиц, заполнившие до краев ванну и унитаз. Настоящее, захламленное знаками ушедшего времени, — это травмированное пространство, в котором по‑новому жить нельзя.

Три цвета времени

Тенденцию, наметившуюся у фестиваля, — поиск фильмов, исследующих еврейскую тему в рамках национальных кинематографий, подтверждает «1618», продолжающий кинолетопись португальской сефардской общины, начатую той же командой в 2019‑м фильмом «Сефарад». И конкурсный «Город у реки» латыша Виестурса Кайриша, снятый через два года после «Отца ночи» (2018), о главном латвийском Праведнике народов мира Жанисе Липке, тоже показанном на МЕКФ. Как раз эта несколько лубочная картина о 1930–1940‑х годах в маленьком латгальском городке получила главный приз фестиваля в этом году. Маляр Ансис мечтает стать художником и жениться на еврейской девушке Зиселе, но обстоятельства не способствуют. И послушный судьбе Ансис беспрестанно перекрашивает указатели в городе в цвет новой власти — зеленый при Ульманисе превращается в красный при Сталине и черный при Гитлере. Да и своенравная Зиселе, зачитывающаяся «Свободной любовью» Коллонтай, сбегает в Ригу, оставив Ансиса предприимчивой Найге. Создается ощущение, что режиссер Кайриш так и не может определиться, сочувствует ли он своему маленькому человеку или иронизирует над его выученным конформизмом. Что само по себе вызывает вопрос.

И все же МЕКФ — не Holocaust Film Festival. И кринж‑комедия «Американский огурчик», с восточноевропейским колоритом и мастер‑классом по засолке огурцов, не стала единственной, обошедшей стороной главную трагедию. К тому же накануне своего открытия МЕКФ вдруг анонсировал программу, заставившую о себе говорить, и не всегда говорить хорошо. Это была явно внеплановая акция — в бумажном фестивальном буклете она не упоминалась. Программа называлась «Антисионистское кино», состояла из трех фильмов и одной дискуссии и стала, наверное, самым спорным решением фестиваля с момента его появления на свет.

Уже само название обескураживало зрителей и допускало многочисленные трактовки этого термина и его уместности в рамках еврейского кинофестиваля. И шокировал выбор фильмов. Первая картина, с которой началась программа в Еврейском музее — «Тайное и явное (Деяния сионистов)» (1973), оказалась банальной советской антисемитской агиткой застойных времен, какие выпускали в позднем СССР пачками. И поскольку далеко не все зрители МЕКФ имели несчастье об этом помнить и это пережить, подобные пропагандистские ленты, если уж их показывать, надо обстоятельно комментировать, причем не после показа, на общей дискуссии, а до него.

Антисионизм же двух современных картин — израильской документалки и палестинской игровой ленты — вызывает не меньшее недоумение, не разъясненное даже во время посвященного программе круглого стола «Как появилось антисионистское кино?». Да, мы знаем — МЕКФ никогда не боялся острых тем, но поднимать эти темы стоит только после тщательной подготовки и четко понимая, зачем. А на этот вопрос, похоже, никто из организаторов даже сам себе ответить не мог.