«…Вопросил Давид Г-спода, говоря, куда идти мне…
и сказал ему Господь… в Хеврон».

ХЕВРОНСКИЕ АЛЬЯНСЫ

Еще при жизни первого общеизраильского царя Саула, с которым Давид вынужден был постоянно бороться, но при этом чью гибель он горько оплакивал, будущий великий Псалмопевец неоднократно встречался со старейшинами этого древнего города и даже делился с ними военной добычей.

Повинуясь Б-жьему промыслению, Давид избрал Хеврон местом поселения, разместил здесь свою резиденцию и был помазан в цари Иудеи. Давиду к тому времени было уже около тридцати лет, он имел трех жен и двоих сыновей. Тем не менее в Хевроне рядом с ним не оказалось его первой и, несомненно, любимой супруги Мелхолы — дочери покойного Саула, в свое время с риском для жизни спасшей мужа от происков коварного родителя. После бегства Давида Саул, пылая мстительным гневом, поспешил выдать еще бездетную дочь за одного из своих приближенных и тем самым причинить боль ненавистному зятю.

В течение нескольких лет, прошедших после воцарения в Хевроне, Давид признавался легитимным правителем только в Иудее, в то время как остальные области страны сохраняли верность царскому дому Саула в лице слабовольного Иевосфея. Однако военные успехи Давида и большой авторитет в народе вскоре вознесли его над всем Израилем.

Как известно, старая любовь сильна. Через некоторое время Давид потребовал от Иевосфея, еще сохранявшего призрачное подобие власти в северных землях, отнять его возлюбленную Мелхолу у нового мужа и незамедлительно доставить к нему. Вернувшись во дворец, эта женщина, судя по всему, вновь обрела прежнее влияние, хотя сама уже явно остыла к царственному супругу. Надо полагать, что Давид, тяжело переживавший охлаждение к себе любимой женщины, стараясь заглушить тоску и действуя по методу клин клином вышибают, пополнил свой гарем, взяв еще четырех жен, каждая из которых родила ему детей. Одной из новых усладительниц царского алькова стала некая Мааха —принцесса из крохотного арамейского государства Гессур, через территорию которого пролегала старинная дорога на Дамаск, называемая иначе дорогой мостов. Эта красивая арамеянка подарила царю дочь Фамарь и сына Авессалома, который впоследствии едва не сделался могильщиком своего отца.

Семь лет продолжалось правление Давида в Хевроне. Монарх прекрасно понимал, что этот, в целом вполне подходящий лично ему город не может дальше служить в качестве общегосударственной резиденции, так как расположен вдали от северных границ страны. В то же время переносить столицу, скажем в Сихем, представлялось делом опасным, потому что этот город являлся центром многочисленного и традиционно мятежного племени эфраимитов. Необходимо было подыскать такое место, которое, с одной стороны, не принадлежало бы какому-нибудь израильскому колену, а с другой — располагалось бы примерно посередине его владений. Идеальным населенным пунктом, полностью отвечавшим всем этим требованиям, был иевусейский анклав Иерусалим.

НОВАЯ СТОЛИЦА — НОВЫЕ РАДОСТИ И ОГОРЧЕНИЯ

Задача оказалась не из легких. Построенный на трех холмах, защищенный прочными крепостными стенами, стоящий на неприступной скале Иерусалим веками успешно отражал все атаки противника. После ряда безуспешных попыток штурма военачальник Давида, его любимый племянник Иоав открыл потайной ход и наконец-то сумел овладеть заветным городом, сделавшимся столицей еврейского государства.

Выстроив новый дворец, достойный великого монарха, Давид перевез туда свой по восточным меркам весьма скромный гарем, где первую скрипку продолжала играть Мелхола. Возможно, что и в дальнейшем дочь Саула продолжала бы царить как во дворце, так и в сердце супруга, если бы не одно обстоятельство, в одночасье развенчавшее заносчивую царицу.

Вскоре после завершения работ по строительству дворца Давид вознамерился доставить в Иерусалим главную святыню Израиля — Ковчег завета, доселе находившийся в маленьком Кириаф-Иариме. Во время этой грандиозной акции, сопровождавшейся безудержным общенародным ликованием, Давид возглавлял процессию, играл на арфе, самозабвенно и восторженно плясал вместе с остальными. Наблюдавшая за праздничной церемонией из окна своих покоев Мелхола встретила счастливого супруга с нескрываемым презрением: «Отличился сегодня царь Израилев, обнажившись перед глазами рабов, как какой-нибудь пустой человек!» Глубоко оскорбленный Давид не простил ей подобную эскападу, к тому же произнесенную, по-видимому, прилюдно, и через короткое время отправил Мелхолу назад, к прежнему мужу.

Желая побыстрее забыть самодовольную гордячку, а возможно, ощущая настоятельную потребность пополнить свой «хевронский» гарем, Давид положил глаз на прекрасную Вирсавию — жену военачальника, хеттеянина Урии. Торопясь поскорее освободить красавицу от брачных уз, коварный монарх направил своему полководцу, преданному Иоаву записку с рекомендацией оставить Урию одного на поле сражения с аммонитянами, дабы раз и навсегда избавиться от столь обременявшего его супруга новой возлюбленной. Все произошло именно так, как планировал Давид, и Вирсавия вскоре сделалась его любимой супругой, полностью заменив в его сердце сварливую Мелхолу. Пройдет несколько лет, и у Вирсавии родится Соломон, которому будет суждено продолжить славные деяния отца.

Между тем, возвысив Вирсавию, Давид не обделял вниманием и прочих жен, в частности арамеянку Мааху. Возможно, здесь заключался и определенный политический расчет, так как ее отец обеспечивал израильскому царю лояльность многочисленных арамейских княжеств.

Шло время, дети подрастали, а вместе с этим усиливалась борьба между отдельными дворцовыми кланами, каждый из которых добивался наибольшей близости к трону. Старшему сыну Давида и формальному наследнику Амнону приглянулась дочь Маахи, сестра Авессалома, черноокая Фамарь. Как-то раз, притворившись больным, коварный царевич заманил сводную сестру в свои покои, изнасиловал, а затем прогнал ее прочь, как последнюю потаскушку.

Обесчещенная Фамарь, посыпав голову пеплом, в разодранной одежде пришла к брату и, обливаясь слезами, поведала ему эту отвратительную историю. Авессалом воспринял горький рассказ несчастной внешне вполне невозмутимо, однако в душе его разгорелись гнев и ненависть. Вынашивая планы мщения, Авессалом в течение двух лет как ни в чем ни бывало, раскланивался с оскорбителем Фамари и сумел полностью усыпить его подозрительность.

И вот однажды, устраивая пир по случаю стрижки овец, Авессалом пригласил всех братьев в свои владения. Во время веселого застолья, повинуясь тайному сигналу хозяина, слуги Авессалома зарубили опьяневшего Амнона. Опасаясь гнева Давида, благородный мститель за честь сестры бежал в арамейский Гессур к своему деду, где скрывался почти три года.

Царь Израиля долго не мог простить беглецу убийство своего первенца, однако, уступая просьбам полководца Иоава, которому он не в силах был отказать, и движимый давней любовью к Авессалому и его матери, Давид разрешил новоявленному Каину вернуться на родину.

Незаметно пролетели несколько лет, за время которых у Авессалома родились три сына и дочь, названная им в честь несчастной сестры Фамарью. Авессалом, уже будучи старшим среди прочих сыновей царя, превратился в высокого статного красавца с мужественными чертами лица, обрамленного прекрасными длинными волосами. Будучи прекрасно воспитанным, неизменно любезным и обходительным человеком, Авессалом вскоре сделался всеобщим любимцем. Каждый раз, когда он в сопровождении многочисленной личной гвардии проезжал по Иерусалиму в боевой колеснице, сверкая драгоценностями, украшавшими его пышное одеяние, толпы народа восторженно приветствовали своего кумира. Как отмечает Иосиф Флавий: «…Он привлекал к себе всеобщую симпатию и заявлял, что, если бы ему была предоставлена власть, он стоял бы на почве законности и на страже интересов (народа)…».

Слишком поздно понял Давид, какую змею пригрел он на собственной груди.

УЗУРПАТОР

Неподалеку от городских ворот Иерусалима располагалось строение, где Давид регулярно рассматривал судебные вопросы и выносил по ним решения. Авессалом терпеливо дожидался появления раздосадованных жалобщиков, проигравших тяжбы, и внушал им, что царь де поступил неправедно, а вот если бы царем был он, то, разумеется, дело решилось бы непременно в пользу обиженного. Кроме того, честолюбивый царевич постоянно направлял тайных посланников в северные города Израиля, склоняя их к бунту против отца.

Наконец Рубикон был перейден. Под благовидным предлогом принесения благодарственных жертв Б-гу Авессалом отбыл в Хеврон в сопровождении двух сотен приверженцев. В этой обстановке воистину бесценным для мятежника явился переход на его сторону ближайшего советника Давида, некоего Ахитофела. Этот человек, отличавшийся острым умом, редким даром предвидения и талантами блестящего политика, настолько вошел в доверие царя, что Давид в поисках единственно правильного решения в самых сложных и запутанных ситуациях подчас предпочитал обращаться к нему, а не к Б-гу.

Горестное известие о восстании, предпринятом его неблагодарным сыном, несомненно, потрясло Давида, но не меньше этого он был угнетен и подавлен предательством столь обласканного им Ахитофела.

В агадических сказаниях Ахитофел предстает в облике какого-то неземного мыслителя, обладающего сокровенным знанием великих тайн мироздания, а в средневековых еврейских легендах он выступает в роли эдакого мудрого и коварного Мефистофеля. Во всяком случае появление столь одухотворенной личности в стане мятежников придавало определенную легитимность всему восстанию. Используя извечное недовольство северных племен, Авессалому в кратчайший срок удалось собрать значительные силы, во главе которых он двинулся на Иерусалим.

Ввиду крайней опасности создавшегося положения Давид принял нелегкое решение покинуть город, где вынужден был оставить жен и наложниц, дабы не стеснять себя в пути столь обременительной обузой. Как показали дальнейшие события, данное решение Давида оказалось опрометчивым, так как, вступив в покинутый царем Иерусалим, Авессалом решился на святотатственный поступок. Разумеется, здесь не обошлось без очередного зловещего совета Ахитофела: «Войди к наложницам отца твоего, и услышат это израильтяне… и укрепятся руки всех, которые с тобой».

Последовав этой ужасной рекомендации и действуя по сценарию Ахитофела, Авессалом поставил перед дворцом шатер и прилюдно стал соединяться с женщинами царского гарема, среди которых, кстати, находилась его мать Мааха. Совершив этот чудовищный акт, Авессалом сжег последние мосты к примирению и как бы юридически представил себя в качестве законного правопреемника свергнутого монарха и нового царя.

Среди ближайших сподвижников узурпатора находился некто Хусий, человек втайне глубоко преданный Давиду, своего рода резидент его разведки, засланный царем в стан противника с единственной целью — противодействовать изуверским замыслам Ахитофела. Следует отметить, что при всех промахах и недальновидных поступках Давида Всевышний не оставлял его Своей милостью, ибо именно Хусию довелось стать фактическим спасителем законного монарха.

Спустя некоторое время, когда Авессалом уже полностью вступил во властные полномочия, а старый и больной Давид со своим отрядом бесцельно скитался в окрестностях Иордана, в Иерусалиме состоялся военный совет, на котором решался вопрос об окончательном разгроме воинства низложенного царя. Соответственно важности мероприятия, главным докладчиком был верховный стратег Ахитофел. Его план состоял в нанесении немедленного разящего удара, дабы лишить Давида возможности уйти за Иордан. Предложение Ахитофела пришлось по душе всем присутствующим, но «демократ» Авессалом предоставил возможность высказаться и Хусию. Верный слуга гонимого повелителя, понимая исключительную ответственность момента, сумел превзойти своего маститого оппонента красноречием и внешней убедительностью аргументов. Искусно выразив опасение, что загнанный в угол Давид, будучи отменным полководцем, может нанести поражение армии Авессалома, он добавил, что при таком раскладе политические последствия станут необратимы, так как переменчивые, ненадежные северяне в любую минуту готовы отшатнуться от него. С точки зрения Хусия, наилучшим вариантом явилось бы создание многочисленной, хорошо организованной армии, что, без сомнения, не оставит Давиду никаких шансов на спасение.

Члены военного совета, да и сам Авессалом были буквально очарованы глубокой и дальновидной программой действий, столь искусно и эмоционально изложенной Хусием, и единодушно проголосовали за принятие его плана. Проницательному Ахитофелу поведение Хусия было абсолютно понятным, но у него не имелось доказательств его измены. Обладавший редким умением читать будущее как раскрытую книгу, Ахитофел прекрасно понимал, что реализация плана его удачливого оппонента неминуемо приведет к разрушению с таким трудом воздвигнутого им нового института власти и гибели самого Авессалома.

Дальнейшая жизнь потеряла для него всякий смысл. Как повествуется в агадических сказаниях, Ахитофел молча выслушал постановление совета, вернулся домой, написал завещание, в котором наказывал своим детям никогда не выступать против законного царя, а затем повесился.

Тем временем, пока Авессалом формировал армию, ряды воинов Давида беспрерывно пополнялись, а кроме того при помощи ряда богатых и влиятельных сторонников царь смог полностью обеспечить войска необходимым вооружением и провиантом.

Когда наконец Авессалом предпринял наступление на берегах Иордана, у него уже и в помине не оставалось того численного превосходства, каким он обладал в дни администрации Ахитофела. Как и следовало ожидать, битва завершилась полным разгромом мятежников. Авессалом пытался спастись бегством, но зацепился своими пышными волосами за ветви дуба и повис на них.

В таком беспомощном положении его обнаружил гнавшийся за ним Иоав и, несмотря на строжайший приказ Давида всячески щадить его сына, не задумываясь пронзил узурпатора мечом. Опытный Иоав резонно опасался, что, увидев пленного крамольника, чувствительный старый монарх не выдержит и простит его, что, несомненно, могло бы привести страну к новой гражданской войне.

ЭПИЛОГ

Очень тяжело переживший смерть своего безрассудного отпрыска Давид с того времени стал стремительно дряхлеть. До конца жизни он так и не простил Иоаву это убийство и, уже находясь на смертном одре, завещал своему наследнику Соломону отомстить полководцу за содеянное.

В окрестностях Иерусалима до сего времени существует памятник, именуемый гробницей Авессалома. С древних времен родители приводили сюда детей, дабы продемонстрировать им, к каким печальным последствиям приводит непослушание. В более широком смысле традиция предостерегает людей от ложного тщеславия, заносчивости и гордыни, чьими символами и сегодня остается человек, изменивший долгу перед отцом и своей страной, известный истории как Авессалом.

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 710)