Возрожденный день рождения

18 элула мы отмечаем день рождения двух столпов хасидизма. В этот день родились и основатель хасидизма рабби Исроэл Баал‑Шем‑Тов (1698 — 1760), и основатель направления хасидизма, получившего название Хабад, рабби Шнеур‑Залман из Ляд (1745 — 1812).

Заметим, что отношение к дням рождения как к важной для духовной жизни евреев дате сформировалось уже на памяти нынешних поколений. Причем — не без влияния идей движения Хабад.

Хотя Тора и придает определенное значение дате рождения человека, что подчеркнуто в Мидраш Танхума (Пкудей), а также в Талмуде (Мегила, 13б) и в Иерусалимском Талмуде (Рош а‑Шона, 3:8), всего сто лет назад евреи еще не считали даты рождений событиями особой важности. В еврейском календаре отмечались годовщины ухода в мир иной праведников, мудрецов и духовных вождей Израиля, однако дни их рождения часто были просто неизвестны.

Ребе, стоявшие во главе движения Хабад, напомнили о важности даты рождения человека. И начали с того, что сделали 18 элула хасидским праздником. Они настойчиво проводили в жизнь представление о том, что день рождения великого человека — для всех нас подобающий повод вспомнить его пример и деяния.

Ребе также учили, что наш собственный день рождения — повод задуматься над своей жизнью, сформулировать для себя новые цели и сконцентрироваться на достижении новых рубежей. То есть день рождения — это день для глубоких размышлений, для сосредоточенности и поиска внутри себя новых сил. Так 18 элула задал отношение евреев к собственному дню рождения. Эта дата положила начало соответствующей традиции или, скорее, возродила ее.

Почему день рождения человека мы считаем более значительным, чем какие‑либо иные дни его жизни? Да, конечно, в обществе принято помнить о днях рождения и как‑то их отмечать. Но мы ведь говорим о празднике иного рода. И есть ли основания именно для такого праздника?

Уход в мир иной всякого человека, особенно того, чья жизнь исполнена глубокого смысла и принесла плоды, действительно — кульминация, высшая точка его пути в этом мире, завершение его деяний. Этот день как в фокусе собирает в себе все, чем была жизнь человека, учит Тания (Игрос Койдеш, разд. 27).

А что происходит в день рождения? Задолго до того, как младенец покинет утробу, он уже является живым организмом, у него функционируют мозг, сердце, другие органы, он уже обладает потенциалом для последующего развития. С другой стороны, этот потенциал существует пока только имплицитно. Поэтому момент рождения вряд ли можно назвать моментом достижения зрелости — то есть раскрытия этого потенциала. И другой, немаловажный момент: рождение не столько раскрывает заложенный в человеке потенциал, сколько является некой угрозой. Ведь ясно же: однодневный младенец куда более уязвим, чем плод в материнской утробе. Пройдет еще немало лет, прежде чем появившийся на свет человек действительно «актуализирует» тот потенциал, что заложен в нем от рождения. Почему же тогда рождение мы считаем событием, достойным того, чтобы о нем вспоминать и специально отмечать его?

Живой или жизнь?

Чтобы понять все значение рождения человека, мы должны обратиться к закону Торы и уточнить, как в нем трактуется это событие.

Внешне Алоха — не более чем свод правовых норм и правил поведения, касающихся вполне прагматических, жизненных ситуаций. Однако внимательное изучение Алохи показывает, что это — цельная философия, которая дает духовные и идеологические ответы на вопросы, встающие перед душой человека.

Согласно закону Торы, истолкованному в Талмуде (Гитин, 23б), нерожденный ребенок является «одним из членов материнского тела». Поэтому закон утверждает: если плод угрожает жизни матери, то беременность должна быть прервана. Ибо «покуда плод не явился в мир [из материнской утробы], он не есть душа». Но с момента, когда головка ребенка появилась на свет, он считается «душой». А по убеждению мудрецов Талмуда (Оалойс, 7:6; Сангедрин, 72б, и комментарий Раши), «нельзя губить одну душу, чтобы спасти другую».

Иными словами, плод не является самостоятельной жизнью. Он продление — пусть и живое — существа матери, оживленное материнской душой.

В отличие от тела, наделенного собственною душой и тем самым обладающего особым качеством сущностного бытия, плод лишь реагирует на внешние раздражители. Однако реагирует он точно так же, как машина реагирует на поток энергии, проходящий сквозь нее. Машина может быть сделана так, что она являет некоторые признаки жизни — тепло, движение, развитие. Машина даже может быть запрограммирована так, что у нее появляются некоторые функции интеллекта или что‑то вроде эмоциональных реакций. Но машина не обладает теплотой — она нагрета, и она не двигается — она приводится в движение. Сама она остается неодушевленным предметом: прекращает двигаться, едва только иссякает внешний импульс, приводивший ее в движение, то же самое происходит с ее теплом, машинным «интеллектом» и подобными ее качествами.

Точно так же тело зародыша, еще не наделенное душой, реагирует на жизненную энергию, чей источник — душа матери. Но сам по себе плод не является живым существом в истинном смысле этого слова. И момент рождения — это та точка, в которой живое, но не оживленное душой тело получает душу и становится живым существом. Один из «членов» материнского тела получает индивидуальное бытие в тот момент, когда он наделяется душой.

Из‑за этого мы столь часто встречаемся с ложными интерпретациями истинного положения вещей, когда заходит речь об абортах. Ошибка в том, что акцент делается на проблеме, является ли плод живым существом или нет.

В первом случае избавление от плода квалифицируется как «убийство», а во втором — рассматривается лишь как «право женщины распоряжаться собственным телом». Но, кроме убийства, есть и иные преступления против морали. Согласно закону Торы, аборт не является убийством в точном смысле этого слова: индивидуальная человеческая жизнь не отнимается. А потому закон разрешает прерывание беременности (и даже настаивает), если та угрожает жизни матери.

Однако аборт — это также и уничтожение жизни, а именно — живого продолжения матери и потенциального вместилища «души». Вопрос же о «правах женщины» только затемняет суть дела. Действительно: человек, будь то мужчина или женщина, не имеет права лишать себя жизни или любого члена своего тела, и общество ответственно за то, чтобы этого не допустить.

Духовный зародыш

Человеческая жизнь, в отличие от животной жизни, обладает духовным измерением. Она включает в себя определенные моральные ценности и трансцендентные устремления. Поэтому Талмуд (Брохойс, 18б) формулирует: «Грешные, даже когда они живы, все равно что мертвые». Душа не живет по‑настоящему, если она лишена связи со своими истоками, не соответствует своим целям и не верна миссии, предначертанной ей в жизни. Но жизнь, как уже сказано, может быть или внутренне присущим состоянием, или чисто внешним феноменом.

То же самое справедливо и для жизни духовной. Ибо можно жить очень нравственно, даже свято, но оставаться в духовном отношении нерожденным плодом. То есть оставаться существом, чья духовная жизнь не присуща ему самому внутренне, но возбуждается неким внешним источником.

Духовная жизнь, в предельном смысле слова, — это жизнь такого человека, чья духовность проистекает из самой его личности, а самоопределение — из понимания того, что сущность и цель его существования составляет его связь с Б‑гом. Можно вести праведную и духовную жизнь, но делать это лишь в силу привычки, или под нажимом, или под страхом Б‑жественного наказания, или в надежде на награду от Б‑га, или из чувства долга. Словом, точно «платя налог» как законопослушный гражданин Б‑жьего мира.

Общий знаменатель всех этих сценариев: человек и его духовность — это две разные сущности. Ибо истинно, что существо личности определяется не ее духовными устремлениями, но материальными нуждами и желаниями, в дополнение к которым человек «имеет» еще и духовную жизнь, налагаемую на материальную сущность реальностями и силами, превышающими ее понимание.

Такая личность не имеет дня рождения, ибо она обладает жизнью только на уровне нерожденного плода. Такой человек жив в духовном отношении: он ведь служит целям, ради которых был сотворен, но его духовная жизнь «снабжается» из внешнего источника. Он еще не достиг самостоятельной жизни, которая начинается за пределами материнского лона.

Вкус будущего

Поэтому наши мудрецы (Тора Ор, Брейшис, 55а и сл.) уподобляют наше нынешнее изгнание (голус) состоянию беременности, а приход Мошиаха — времени нашего «рождения» и обретения полноценной жизни.

Ведь голус — куда больше, чем изгнание человека из его родной страны. Голус — это состояние духовного хаоса, затемнения истины, падения приоритетов, разрыва с сущностью и истоком. Находясь в голусе, мы не можем видеть Б‑га и поэтому остаемся чуждыми нашему подлинному естеству.

В состоянии голуса мы не можем познать на опыте, что такое подлинная жизнь — подлинное отождествление с нашим глубочайшим естеством и нашими наиболее сущностными целями. Самое большее, чего мы можем достигнуть, — это связь с источником жизненных сил. Связь, подобная той, что соединяет нерожденный плод с матерью. Мы достигаем этого, подчиняясь жизни, превосходящей наши собственные существования, — жизни, которую стараемся реализовывать в ежедневном поведении. Но мы не можем надеяться, что она проницает наше существование и соединяется с ним.

Именно поэтому многие поколения евреев не придавали особого значения празднованию дней рождения. На протяжении столетий голуса духовное значение рождения — перехода от имеющей внешнюю причину жизни нерожденной души к состоянию после рождения, то есть к полноценной, самостоятельной жизни, было целью. Целью, достижимой не для всех, но лишь для очень ограниченного числа гигантов духа.

Однако позднее, 18 элула, значение дня рождения было признано.

Учение хасидизма, явившееся в завершение эпохи голуса как «предвкушение» эры Мошиаха, призвано прорвать завесу голуса и вновь соединить нас с нашей сутью. Хасидизм появился, чтобы наша духовная жизнь была преобразована из «религии», то есть из подчинения, из реакции на что‑то большее и высшее, чем мы сами. Чтобы духовная жизнь наша преобразилась в нечто, что мы постигаем, испытываем, что проницает нас как самая истинная суть нашего естества.

Наше истинное и окончательное рождение еще предстоит нам с приходом Мошиаха, когда, по слову пророка Ишаяу (11:9), «земля будет наполнена ведением Г‑спода, как воды наполняют море». И «искра Б‑жественности» — сердцевина человеческой души — явит тогда себя как вместилище нашей личности и сущность нашей жизни. Но первые «родовые схватки» уже начались. Стимулированы они двумя великими учителями, родившимися 18 элула. Учение их показывает нам проблеск жизни за пределами материнской утробы.