Прибавление света

Законы о том, как зажигать ханукальные свечи, имеют одну особенность, отличающую их от большинства мицвойс, связанных с домом: ханукальные свечи должны стоять в дверном проеме или на окне — только тогда их свет будет проникать на улицу. Может длиться темная ночь, пространство за окном быть враждебным или обыденным, но если на улице есть хотя бы один еврейский дом, снаружи будут знать: сегодня Ханука.

Более того, по ханукальным свечам в окне вовсе не составляет труда определить, какую из восьми ханукальных ночей сейчас празднуют: в первую ночь зажигают одну свечу, во вторую — две и т.д.

Тут, правда, следует отметить: Талмуд приводит два противоположных мнения о том, с каким именно количеством огней, чей свет виден миру, должна ассоциироваться соответствующая ночь. Здесь мы сталкиваемся с одним из тех положений Алохи, которые по‑разному истолковывались двумя школами: Домом Шамая и Домом Гилела. Мудрецы, принадлежащие к Дому Гилела, настаивали на том, что количество ханукальных свечей должно от ночи к ночи возрастать. Дом же Шамая придерживался мнения, что в первую ночь следует зажигать восемь свечей, во вторую — семь и т.д., покуда в последнюю ночь не будет зажжена лишь одна свеча. В одном случае речь идет о возрастающей последовательности, в другом — о нисходящей (Талмуд, Шабос, 21б).

Талмуд поясняет: мудрецы школы Шамая считали, что свечи олицетворяют число «предстоящих» дней праздника — дней, еще только ждущих своей реализации. Поэтому по мере того как проходит очередной день, количество свечей уменьшается. Школа же Гилела полагала, что свечи символизируют «проходящие» дни: потому‑то с каждым днем число свечей увеличивается на одну. И тем самым подчеркивается еще один «актуализированный» этап восьмидневного праздника света.

На практике мы следуем школе Гилела, и каждый день число свечей увеличивается на одну, отмечая продвижение праздника. Намек на это содержит и само название «Ханука»: здесь можно увидеть акроним фразы Хес Нейройс Ве‑алоха Ке‑вейс Гилел — «Восемь огней, и закон следует Дому Гилела» (Авудрахам, Порядок зажигания ханукальных свечей).

То, что наша религиозная практика в вопросе о Хануке следует взглядам школы Гилела, нашло отражение и в названии, традиционно даваемом восьмому дню Хануки. Этот день, единственный из череды праздничных дней, имеет собственное имя — «Зойс Ханука».

Имя «Зойс Ханука» восходит к фразе, встречающейся в пассаже Торы, что читается в этот день и буквально означает: «Это Ханука». С тем пониманием праздника, коего придерживался Гилел, это согласуется: последний день Хануки знаменует вершину праздника. Именно в этот день «актуализированы» все восемь дней света, ибо только на восьмой день мы можем сказать: «Это Ханука; теперь Ханука полностью исполнилась». Заметим: с точки зрения Шамая, «Зойс Ханука» — первый день Хануки.

Что же лежит в основе этих двух взглядов на Хануку? И почему взгляды школы Гилела приняты нами настолько, что это отражено даже в самом названии, данном празднику, и в названии дня, являющегося кульминацией его?

Спор

На деле есть два способа отношения к любой сущности: видеть в ней либо потенциальную возможность, либо актуальное состояние. Мы можем сказать о человеке: «У него громадный потенциал, но что до его реальных достижений, то они весьма скромны». Два этих подхода равно применимы и к корпорации, и к отношениям между людьми, к полученному опыту и множеству других вещей и явлений. Так же мы порой говорим: «Данное состояние чревато потенциальной катастрофой, но своевременное и грамотное вмешательство может не дать реализоваться худшему сценарию событий».

Что ж — есть те, кто ориентируется на потенциально возможное. Такие люди будут глубоко неравнодушны к человеку, о котором мы говорили только что. Точно так же они с радостью будут вкладывать средства в перспективную компанию, дорожить отношениями с ближними и многого от них ожидать, ценить саму возможность обретения нового опыта, если только он что‑то обещает. Есть и другая категория людей: они ориентируются на актуально явленное. Все сущее они оценивают в зависимости от того, что оно реально предлагает им сейчас, а не чем, возможно, оно обернется в будущем.

Эта тема раз за разом возникает во многих спорах между школой Шамая и школой Гилела. Так, мудрецы школы Шамая считают моментом Исхода канун 15‑го дня месяца нисан — тогда были устранены все препятствия, мешающие Исходу народа Израиля из Египта. Мудрецы же школы Гилела полагают: следует приурочивать Исход к середине следующего дня, когда евреи пересекли реальные физические границы Египта. Вопрос о точном времени Исхода связан с некоторыми алохическими предписаниями, в частности с традицией чтения Алел в ночь сейдера (Талмуд, Псохим, 116б; Иерусалимский Талмуд, Псохим, 10:5; Раши на Дворим, 16:1).

Еще об одном спорят: с какого момента говорить о возможном осквернении пойманной рыбаками рыбы? Школа Шамая считает: опасность осквернения возникает, как только рыба извлечена из воды, ибо тем самым она изъята из среды, в которой способна жить. Мудрецы же школы Гилела возражают: покуда рыба жива (пусть даже потенциальной возможности выжить для нее более нет), она не подвержена никакому осквернению, как все остальные растения и животные (Талмуд, Укцин, 3:8; комментарий Бартенуры, там же).

Понимая вышесказанное, мы без труда увидим, в чем коренятся касающиеся Хануки разногласия двух школ.

Школа Шамая рассматривает все сущее в его потенциальной возможности. И считает первый день Хануки с заложенным в нем потенциалом всех восьми полных света дней той точкой, в которой нам даны как «присутствующие здесь» все восемь дней. Однако по прошествии одного дня, ставшего из потенциальной возможности возможностью реализовавшейся, у нас «осталось» лишь семь дней, обладающих внутренней потенциальной значимостью.

Мудрецы же школы Гилела наиболее важным считают актуально реализованное состояние. Для них восьмой день Хануки, когда все восемь ступеней праздника обрели реализацию, и есть тот самый день, когда праздник достиг своей полноты и максимальной реализации.

Реальность Б‑га

Мы — создания, причастные актуальности: не способны обходиться без ныне существующего. Мы не можем насытиться потенциальной пищей, не способны получить эмоциональное удовлетворение от потенциально возможных отношений. Собственно, мы и судим людей по их явленным поступкам и поведению, а не по их потенциальной способности повести себя тем или иным образом. Для нас реальность — то, что есть, а не что могло бы быть.

Во многом это оттого, что мы — физические создания. Одна из самых часто «всплывающих» в языке идиом связана с тем, что «нематериальное» означает «несущественное»: если мы не можем этого увидеть или коснуться, то оно для нас не реально. Точно так же в силу нашей конечной и ограниченной природы ряд потенциально данных нам возможностей никогда не будет актуально осуществлен из‑за того, что у нас не хватит на это энергии, ресурсов или воли. Или же потому только, что мы не проживем достаточно долго, чтобы добиться этого осуществления. Поэтому наличия только потенциальной вероятности или ее возможности — недостаточно: откуда нам знать, что из этого действительно что‑то выйдет? Ведь порой мы склонны в актуальном видеть саму меру потенциально возможного. Ибо если что‑то получило достаточно серьезную реализацию, то это «доказывает» — была серьезная потенциальная возможность.

Представим, однако, сущность, не имеющую ни физической формы, ни ограничений; сущность, не ограниченную временем, пространством или какими‑то иными рамками. Для такой сущности потенциальное, собственно, и не нуждается в обязательной реализации. Ибо о невозможности его реализации не может быть и речи: реализованное или нет, оно совершенно реально. Более того: потенциальное оказывается наиболее чистой и наиболее выраженной формой актуального. Потенциальное — сущность всякой вещи и всякого бытия, преодолевающего ограничения и несовершенства, связанные с переходом сущности на физический план актуального бытия.

Но это значит, что для Б‑га потенциальное выше актуального. Вот почему мы утверждаем: для Б‑га сотворение мира не является «достижением». Оно даже не является «изменением» в Его реальности. Потенциал творения имелся в Нем всегда, и его реализация в актуальности ничего к тому не прибавила. Это только будучи сотворенными, мы получили нечто от актуального сотворения мира.

Поэтому когда мудрецы школ Шамая и Гилела спорят о том, что важнее с точки зрения законов Торы — актуально данное или потенциально возможное, они касаются более фундаментального вопроса: кто обладатель Торы — мы или Б‑г? И когда Тора побуждает нас возрадоваться, вспомнив Исход из Египта, или устанавливает законы, определяющие ритуальную чистоту либо нечистоту чего бы то ни было, или когда она велит нам зажигать ханукальные свечи, важно ответить на один вопрос. А именно: рассматривается ли проблема с точки зрения Б‑жественного автора Торы, для которого потенциально возможное и есть идеальное состояние бытия? Или же мы стоим на точке зрения человека, которому свойственно отождествлять актуальное и реальное?

Тора

Так кто же обладатель Торы — мы или Б‑г? И Шамай, и Гилел сходятся на одном: и Б‑г, и народ Его — обладатели Торы.

Тора есть мудрость и воля Б‑га. Но читая каждое утро благословение на Тору, мы говорим: Б‑г даровал нам Тору, тем самым передав смертному власть и право ее толковать и применять. То есть Он сообщил нам Свою волю не в виде развернутого манифеста, оговаривающего каждую мелочь, с приложенным к нему подробнейшим списком инструкций на каждый случай, с которым мы сталкиваемся в жизни. Вместо этого Он продиктовал нам относительно короткую (79 976 слов) Письменную Тору — Пятикнижие, и Устную Тору — наставления, в соответствии с коими доجлжно истолковывать, расшифровывать, распространять на те или иные случаи и применять на практике Письменную Тору во всех бесчисленных ситуациях, порожденных человеческим опытом.

Законодательство и наставления касательно образа жизни, философия и мистика — собственно, то, что мы понимаем под «Торой», — изложено в Письменной Торе. Но при этом Б‑г, сотворив человека таким, каков он есть, наделив разумом и устроив его жизнь так, как мы ее знаем, — дал людям инструментарий. Благодаря ему мы можем постигать всю глубину и многозначность повелений и установлений, заключенных в каждом слове Писания.

Тем самым Тора воплощает связь между Б‑гом и человеком, который Ему соработник. Зерно Б‑жественной мудрости в нашем разуме дает всходы, обретая глубину, протяженность и определенность, чтобы актуализироваться в физичности человеческого бытия. Через связь с Б‑гом и стремление к исполнению Его воли человек со всей своей ограниченностью и субъективностью становится инструментом Б‑жественной истины, соучаствуя в воплощении в мире Бжественного присутствия, которое и есть суть Торы.

Что же преобладает в Торе — Б‑жественное откровение или человеческое постижение? Что есть Тора — видение Самим Б‑гом реальности или же человеческое усилие, направленное на то, чтобы сделать мир обителью Б‑га? Сама Тора порой указывает на первое, порой — на второе. Нам дано установление в Талмуде (Брохойс, 22а): «Слова Торы неуязвимы для скверны». Тому, кто нечист, запрещен вход в Храм; однако ему не запрещено изучать Тору. Почему же есть запрет пересекать даже границу святого места и пребывать внутри ее, но нет запрета произносить святые слова и думать над ними? Потому что Тора не только «свята», то есть она — объект, служащий Б‑гу и чувствительный к Его присутствию. Тора — Б‑жественна. Тора — слова Б‑га, а Бжественное не может быть запятнано нечистотой и скверной.

С другой стороны, есть в Талмуде (Кидушин, 32a) закон: «Наставник в Торе, желающий простить оскорбление, нанесенное его чести, может его простить». Однако же царь, которому нанесено оскорбление, не вправе простить — у него нет иного выхода, кроме как наказать оскорбителя. Дело в том, что честь царя — не его личное достояние: она — производное от его роли суверена, от его власти над подданными. Оскорбляющий царя наносит оскорбление всем его подданным, целому народу — и простить не во власти царя. Но разве оскорбляющий наставника в Торе не оскорбляет Тору? Почему же последний вправе простить такое оскорбление? Объяснение кроется в том же месте Талмуда: «Тора — Его». Изучающий Тору обретает ее как нечто принадлежащее ему: мудрость Б‑га становится его мудростью.

Кто же обладатель Торы — мы или Б‑г? Тут верны оба определения. И та и другая стороны равно присутствуют в том, что есть Тора. Мы видим: в каких‑то законах и пассажах Торы акцент делается на ее Б‑жественности, тогда как в других предполагается, что обладатель Торы — человек.

Поэтому, трактуя некоторые законы, школы Шамая и Гилела вступают в полемику, стремясь уточнить: какая сторона Торы доминирует в данном случае? Мудрецы школы Шамая полагают, что при применении Закона будет преобладать Б‑жественность Торы: «взгляд» Торы — то же самое, что «взгляд» Б‑га, а следовательно, потенциал некой сущности и есть ее истинное раскрытие. Мудрецы же школы Гилела считают соответствующие законы частью «человеческой» составляющей Торы. А потому утверждают: подход Торы к реальности совпадает с подходом людей, и акцент переносится на актуально явленное.

Праздник людей

В большинстве случаев в вопросах, по сути которых возникал спор межу школами Шамая и Гилела, Алоха — правила применения Торы к практической жизни — склоняется к мнению Гилела и его учеников. Ибо когда Тора затрагивает эту область, в ней преобладает человеческая сторона. А соответственно, в таких случаях реальность — то, что обладает актуальным бытием и осязаемостью. И это — важнее для описания соответствующей сущности, чем ее потенциал.

Но нигде преимущество подхода Гилела не заявлено столь ясно, как в споре о Хануке. Учтем, что само имя праздника истолковывается как «закон, следующий Дому Гилела». Ибо Ханука в гораздо большей степени, чем какой‑то иной праздник, подчеркивает человеческую динамику Торы.

Как уже отмечалось, Тора состоит из двух частей: слов, продиктованных Б‑гом — Письменной Торы, — и Устной Торы, также сообщенной Б‑гом, но отданной всецело человеку. В Устной Торе Б‑г дает основные ориентиры и принципы, чтобы люди следовали этим ориентирам и применяли эти принципы всякий раз, когда им необходимо постичь и выразить Б‑жественную волю.

У Устной Торы две основных функции: толковать Письменную Тору и выводить из нее необходимые законы, установления и обычаи, чтобы сохранить — от поколения к поколению — Тору и строй жизни евреев.

Для большинства праздников весь порядок их проведения четко задан в Письменной Торе. Это не свидетельство, что здесь совсем не присутствует «человеческое начало». Ведь Устная Тора необходима и для того, чтобы прояснить законы, связанные с тем или иным праздником, и для того, чтобы показать, как именно эти законы нам следует соблюдать на практике.

Например, Письменная Тора велит в праздник Суккос жить в сукко и приносить четыре рода плодов. Однако именно Устная Тора раскрывает нам все косвенные смыслы, заложенные в этом требовании, и помогает понять, как строить сукко и какие именно плоды приносить в этот праздник. Однако сам праздник установлен путем прямого Бжественного откровения.

Но два праздника установлены уже раввинами: Пурим и Ханука. И они соотносятся со второй из функций Устной Торы: давать законы и установления, берущие начало не в словах Письменной Торы, а в историческом опыте народа Израиля.

Эти праздники тоже восходят к Торе, ибо установлены в соответствии с принципами, открытыми нам на Синае. Прежде чем приступить к чтению мегилы в Пурим или зажечь ханукальные свечи, мы произносим: «Благословен Ты, Б‑г… освятивший нас Своими заповедями и заповедавший нам читать мегилу… (зажечь ханукальный огонь)». Б‑г велит нам соблюдать эти мицвойс, ибо именно Он даровал нашим главам в каждом поколении само право устанавливать законы, обычаи и праздники. Но в этих праздниках преобладающее начало — человеческий элемент Торы, тогда как элемент Б‑жественный в них лишь проступает, присутствуя не столь явно.

Из двух «раввинических» праздников Ханука даже более «человеческий», чем Пурим. Пурим установлен в эпоху пророков, когда Б‑г сообщал нам Свою волю непосредственно через тех, кто выделялся в том или ином поколении особыми дарованиями и способностями, — через пророков. История Пурима была записана и стала частью Священного Писания, продолжающего Письменную Тору. Таким образом, хотя Пурим в формальном смысле — праздник, определяемый Устной Торой, он тесно связан с Письменной Торой.

Ханука же установлена семью веками позже, когда пророчества уже остались в прошлом, а канон Танаха (Библии), состоящий из 24 книг, был сформирован раз и навсегда. Тем самым Ханука всецело принадлежит Устной Торе, в которой доминирует человеческий элемент. Поэтому Ханука — явление, по отношению к которому главную роль должен играть подход к Торе, предложенный Гилелом. А это — подход, рассматривающий Тору в свете нашего чувственного опыта бытия в мире.