Дальняя дорога

Но были люди, которые были нечисты… и не могли они принести пасхальную жертву в тот день… и сказали те люди…: «Мы нечисты, ибо прикоснулись к мертвым, за что же будем мы лишены
возможности принести жертву Б‑гу…»

Бемидбар, 9:6,7

Четырнадцатого ияра — Пейсах шейни, или второй Пейсах. Когда в Иерусалиме стоял Священный Храм, второй Пейсах предназначался для тех, кто не смог совершить пасхальное жертвоприношение в назначенный день за месяц до этого, на 14‑й день нисана.

В 9‑й главе книги Бемидбар Тора рассказывает, что послужило причиной введения второго Пейсаха. В первый день нисана в 2249 году от сотворения мира, за две недели до первой годовщины Исхода, Б‑г обратился к Моше в Синайской пустыне и сказал: «Пусть принесут сыны Израиля пасхальную жертву в назначенное для нее время: в четырнадцатый день сего месяца вечером… по всем установлениям и по всем законам ее принесите ее» (Бемидбар, 9:2,3).

Однако среди сынов Израиля были и ритуально нечистые, соприкасавшиеся с мертвым человеческим телом, поэтому они не могли в тот день принести жертву. Тогда они обратились к Моше и Аарону и сказали: «…За что же будем мы лишены возможности принести жертву Б‑гу в назначенное для нее время среди сынов Израиля?» (там же, 9:7).

И Моше ответил им: «Постойте, а я послушаю, что повелит Б‑г вам» (9:8).

И Б‑г сказал Моше: «…Всякий, кто будет нечист, ибо прикоснулся к мертвому, или в дальнем пути, из вас или из потомков ваших во всех поколениях их, и намерен принести пасхальную жертву Б‑гу, во второй месяц четырнадцатого дня, в сумерки пусть принесут ее, с опресноками и горькой зеленью пусть едят ее…» (9:10,11).

Сила возвращения

Значение второго Пейсаха, по утверждению шестого Любавичского Ребе рабби Йосефа‑Ицхока Шнеерсона, состоит в том, что исправить прошлые ошибки никогда не поздно. Даже если человек не выполнил какую‑то часть своей миссии в жизни, потому что был «отравлен смертью» (то есть был отлучен от Б‑жественного источника жизни) или находился в «дальней дороге» — вдали от своего народа и Б‑га, всегда есть второй Пейсах — время, когда он может восполнить то, что упустил.

Таким образом, «второй Пейсах» — это тшува с заключенной в ней силой возвращения.

Тшува — это не просто покаяние, не просто «открытие новой страницы» и получение прощения за прежние грехи. Это еще и возвращение к своему прошлому, дабы исправить совершенные ошибки и вернуть упущенные возможности.

Тшува достигается тогда, когда что‑то негативное, произошедшее в прошлом, дело или опыт, теперь используется так, что значение его полностью преобразуется. Например, соприкосновение человека со смертью пробуждает в нем жажду жизни, какая не могла бы возникнуть, не случись этого соприкосновения; или странствия по дальним дорогам пробуждают в нем любовь к родному дому, которая без этих странствий не стала бы столь сильна, — по сути, отрицательный опыт буквально «выворачивается наизнанку». Соприкосновение со смертью преобразуется в более сильную любовь к жизни, а дальние расстояния сближают.

За пределами Торы

При всех этих уникальных обстоятельствах второй Пейсах стал частью Торы.

Фактически все заповеди Торы, включая и те, что связаны с редкими и непредсказуемыми обстоятельствами, были получены Моше непосредственно от Б‑га. Закон второго Пейсаха относится к нескольким случаям, когда «новая» заповедь стала следствием просьбы нескольких людей, выразивших протест: «За что же будем мы лишены?..»

Но почему положение о втором Пейсахе не было включено в свод законов Торы, посвященных Пейсаху? Дело в том, что дар тшувы — это именно дар, его нельзя провести через общепринятые каналы законов Торы.

Тора — это выражение Б‑жественной воли через 613 предписаний и запретов, это свод законов, из которых следует, какие наши действия желательны для Б‑га а какие — нет. Если в соответствии с Торой то или иное деяние или ситуация противоречат Б‑жественной воле, они не могут рассматриваться как положительные или желательные.

Мидраш рассказывает

Мудреца спросили: «Какое наказание ждет грешника?» Он ответил: «Грешных преследует зло» (Мишлей, 13:21).

И спросили пророка, и тот ответил: «Душа согрешающая — она умрет» (Иехезкел, 18:5).

И спросили Тору, и Тора ответила: «И принесет в повинную жертву Б‑гу… и будет ему прощено» (Ваикро, 5:6‑10).

Спросили Б‑га, и Б‑г ответил: «Пусть исполнит тшуву, и будет прощено ему».

Тора предлагает «формулу» для покаяния, но не позволяет уйти от самого факта нарушения человеком Б‑жественной воли. В лучшем случае о его деянии может быть забыто, и человек будет возвращен к источнику жизни. Но изменить сам отрицательный элемент греха — тот факт, что в какой‑то момент человек находился в состоянии утраченной связи с Б‑гом, Тора не может.

Таким образом, суть второго Пейсаха в том, что все, даже прошлое, можно исправить; и эта идея не могла быть доведена до нас наряду с традиционными заповедями Торы. Этот дар тшувы испросили у Всемогущего несколько иудеев, «отравленных смертью» и «истомленных дальней дорогой».

Они воскликнули: «За что же будем мы лишены?..», выражая со всей глубиной переживаемое чувство — жажду быть с Б‑гом. Эта связь была нарушена только временно, и Б‑г заменил формулу Его собственной воли, выведенную в Торе, и даровал им право переоценить свое прошлое благодаря второму Пейсаху.

Мгновенная жизнь

Основной принцип хасидского учения заключается в том, что вся целостность Б‑жественной мудрости — от наиболее технических элементов закона Торы до наиболее эзотерических кабалистических пассажей — составляет «одну Тору». Тора может иметь «тело» и «душу», но вместе они суть единый организм: душа, или духовно значимая часть закона, находит отражение в его теле, а каждая конечность или орган тела соответственно отражены в душе.

Это же относится к законам, которыми руководствуются в дни первого и второго Пейсахов. Целый трактат в Талмуде подробно рассматривает сотни законов, применимых при пасхальном жертвоприношении. Большинство из них применимы к обоим Пейсахам; но есть и серьезные различия. Эти «технические» различия отражают более глубокое концептуальное значение обоих праздников: первого, который соблюдают «честные и верные», и второго, предназначенного для «возвращающихся».

Одно из основных раазличий между Пейсахами заключается в том, что после пасхального жертвоприношения, совершенного 14 нисана, следует семидневный праздник, второй же Пейсах длится всего один день.

Семь дней означают стандартный процесс, естественный ход событий. Б‑г создал мир за семь дней, и потому семидневный цикл (работа и отдых) сделался самой тканью естественной реальности. В сердце человека есть семь основных атрибутов — любовь, страх, гармония, честолюбие, преданность, связь и восприимчивость — они отражают семь Б‑жественных атрибутов (сфиройс), которые Б‑г привнес в свое семидневное творение. И когда мы говорим о семидневном Пейсахе, речь идет о постоянном, пошаговом движении к уровню цадика — праведника, который строит свои отношения с Б‑гом и исполняет свою миссию в жизни в соответствии с формулой и «планом», предложенными Торой.

Не то баал‑тшува, отдалившийся от естественного пути своей души, но потом воспылавший жаждой жизни, какую могут испытать только те, кто забрел в долину смерти. В Талмуде приводится история Элозара бен Дурдая — человека, совершившего практически все перечисленные в этой книге грехи. Однажды блудница сказала ему: «Элозар бен Дурдай никогда не кается». И от этих простых слов осознание того, как далеко он зашел, потрясло его душу до основания: «он уткнул голову в колени, плакал и рыдал, пока душа не рассталась с телом». Услышав историю этого человека, рабби Иеуда а‑носи заплакал и сказал: «Есть люди, которые обретают свой мир путем тяжелого и многолетнего труда, а есть другие, которые обретают то же за одно мгновенье».

Суть тшувы — это резкое преобразование себя, всплеск сожаления и решение проблемы. Есть люди, которые обретают свой мир в течение многих лет, сказал величайший цадик своего времени, по кирпичику выстраивающий свои достижения с помощью традиционных инструментов. И есть другие, которые приобретают этот мир в единое мгновенье — в миг, который формирует их будущее, преобразовав их прошлое.

Не всякий баал‑тшува добивается мгновенного преобразования, как Элозар бен Дурдай. Но один день, в течение которого длится второй Пейсах, отражает природу тшувы: речь идет не об обычной последовательной жизни праведника, но о резком «прыжке» баал‑тшува из одной крайности в другую — о кардинальном преображении грешника в праведника.

Борьба с разбуханием

Еще одно различие между двумя Пейсахами — запрет на хомец (дрожжевую пищу).

Первый Пейсах объявляет войну всем дрожжевым веществам: мало того что строго запрещается есть дрожжевую пищу, но в наших домах не должно оставаться ни единой крошки. Во второй Пейсах вопрос стоит иначе: хотя предписано есть мацу без дрожжей, но избавляться от дрожжевых продуктов не обязательно; в Талмуде сказано: «дрожжи и маца в доме его».

Учители хасидизма объясняют духовный смысл запрета на дрожжи в Пейсах так: дрожжи, поднявшееся и разбухшее тесто олицетворяют жажду человеческого «я» подниматься и разбухать. Из наших домов следует удалить дрожжи, потому что разбухшее «я» — это источник всех зол. Вся Тора основана на том, что «нет другого, кроме Него» (Дворим, 4:35), что Б‑г — единственная абсолютная реальность, поскольку все сотворенное полностью зависит от Него. Это Он постоянно дает нам жизнь и существование.

И если кто‑то воспринимает себя как нечто, существующее отдельно, в конечном счете он отрицает всю Тору.

Реальность праведника состоит из двух явно выраженных сфер: разрешенного и запрещенного; одно он развивает, другое — отрицает. 248 предписывающих заповедей Торы соотносятся с элементами его души и окружения, коими цадик пользуется, служа Б‑гу; 365 запретов Торы характеризуют то, что он не способен исполнить и сублимировать, следовательно, это ему недоступно. Дрожжам и всему, что они олицетворяют, нет места в его жизни.

Зато баал‑тшува, побывав уже в сфере запрещенного, теперь использует этот отрицательный опыт, чтобы с новой силой обратиться к поискам Б‑жественной жизни. В его доме есть и дрожжи, и маца; и то, что не свойственно личности первого Пейсаха, или праведника, является неотъемлемой частью службы Б‑гу, совершаемой баал‑тшува.

Кающийся праведник

В Талмуде говорится о споре между несколькими мудрецами относительно статуса второго Пейсаха. Кто‑то считает, что это «праздник в своем праве», по мнению других — это «довершение первого Пейсаха», всего лишь вторая попытка наверстать упущенное.

(Эта дискуссия имеет несколько практических ответвлений. Например, если кто‑то достигает официального возраста зрелости «бар‑мицва» в период между двумя Пейсахами или если в это же время нееврей переходит в иудаизм, должны ли они свершать пасхальное приношение во второй Пейсах? Если определять второй Пейсах как «довершение первого», тогда он распространяется только на тех, кто был обязан соблюдать первый Пейсах, но не сделал этого. К новому взрослому или новому иудею это не относится. Но если второй Пейсах — это «праздник в своем праве», тогда любой, кто не совершил пасхальное приношение в первый Пейсах, может совершить его во второй.)

Эти два определения второго Пейсаха применимы к «душе» праздника, равно как и к «телу». Фактически оба мнения в полной мере применимы только к «душе» Торы. В случае с «телом» ее мы можем следовать только одному мнению: хотя в принципе оба мнения в рамках Торы законны (в Талмуде сказано: «это и это есть слово живого Б‑га»), на практике мы придерживаемся мнения большинства. Что касается «души» Торы, ее концептуально‑духовной значимости, все мнения применимы в равной степени.

На базовом уровне тшува — это результат греха в буквальном смысле, понятия «баал‑тшува» и «цадик» становятся взаимоисключающими: тот, кто фактически не нарушил Б‑жественную волю, не может испытать тшуву и мощную тягу к Б‑гу. В этом контексте второй Пейсах воспринимается исключительно как «довершение первого» — явление, возможное только если человек фактически не мог участвовать в первом Пейсахе.

Но есть и другая тшува, более универсальная. Суть тшувы — стремление вернуться к прежнему, незапятнанному состоянию, и стремление это питается самим нынешним состоянием неудовлетворенности. Обычно принято считать, что безгрешная душа праведника совершенна в ее отношениях с Б‑гом, и тут нет места для тшувы. В действительности помещение души в физическое тело, ее последующее вовлечение в материальные потребности и заботы само по себе является нарушением ее первоначальных, свободных связей с Б‑гом.

Само рождение человека означает, что физические возможности его тела играют роль среды, через которую душа должна соотноситься с Создателем, и эта среда в большой степени ограничивает качество и масштаб духовной жизни человека.

Что же касается связи обычной тшувы с «подлинными» грехами, то длинный путь физической жизни содержит в себе потенциал для еще более тесной и значимой связи с Б‑гом, чем прежде. В этом смысле второй Пейсах — «праздник в своем праве»: тут есть место для тшувы, поскольку нет ограничений для грешников в буквальном смысле слова. Это возможность эксплуатировать расстояния и духовную безжизненность материального мира как толчок для установления более глубокой связи с собственными истоками.