Двуликость иудеев

Как услышал Эйсав слова отца своего — возопил воплем великим и горьким несказанно и сказал отцу своему: «Благослови также и меня, отец мой!» И сказал тот: «Пришел брат твой с обманом и взял благословение твое!»

Брейшис, 27:34,35

Яаков, как характеризует его Тора, был «человеком смирным, жителем шатров» (25:27) — по контрасту со своим братом‑близнецом Эйсавом, который был «человеком, сведущим в охоте, человеком поля» (там же). И легко понять всю глубину ярости Эйсава, когда Яаков обманул его и хитростью получил благословение от отца, чтобы дал ему Б‑г «от росы небес и от туков земли» (27:28).

История об украденном благословении часто трактуется как соперничество между двумя братьями за наследство Авраама и Ицхака. Получается, что Ицхак ошибся, решив, что его достойный наследник — это Эйсав, но Ривка, зная истинную природу старшего сына, подготовила план, по которому в критический момент у ложа Ицхака оказался Яаков. Однако, если почитать Тору внимательнее, окажется, что Ицхак хорошо знал о разнице между двумя его сыновьями (см. Раши, Брейшис, 27:1,4,21,22) и что благословение, которым он хотел одарить Эйсава, вовсе не было духовным наследием Авраама.

Наиболее выразительно звучит то место, когда Эйсав узнает, что Яаков получил благословение вместо него и молит Ицхака: «Благослови также и меня, отец мой!» (27:34). Ицхак отвечает Эйсаву: «Ведь владыкою поставил я его над тобой… и хлебом и вином укрепил я его; тебе теперь что сделаю, сын мой?» (27:37). Но Эйсав настаивает, плачет: «Разве одно благословение у тебя, отец мой? Благослови также и меня, отец мой!» (27:38). Наконец, Ицхак дает Эйсаву следующее благословение: «Вот, место, в котором будешь ты жить, будет тучнейшим местом земли, орошаемым росой небесной свыше…» (27:39). Ицхак говорит Эйсаву, что тот будет жить мечом и служить брату, но если потомки Яакова станут грешить и окажутся недостойными полученных благословений, «то свергнешь ты иго его с шеи твоей» (27:41). Однако уже в следующей главе мы читаем, как Ицхак призывает к себе Яакова и… благословляет его: «Б‑г же всемогущий да благословит тебя, и расплодит, и чтобы сделался ты сонмом народов. И даст тебе благословение Авраама — тебе и потомству твоему с тобой, чтобы ты овладел страной пребывания твоего, которую Всесильный дал Аврааму» (28:1‑4).

Получается, что Ицхак никогда не собирался делать Эйсава отцом народа Израилева, не намеревался завещать ему Святую землю, никогда не видел его наследником «благословения Авраама». У Ицхака явно было два благословения, предназначенных для обоих сынов (Эйсав почувствовал это, когда вскричал: «Разве одно благословение у тебя, отец мой?»): Яакову полагалось духовное наследие Авраама, а Эйсаву — благословение материального мира (См. Сфорно, Брейшис, 27:29).

В свете этого поведение Яакова выглядит еще более странным. Мало того что он прибег к мошенничеству и обману, чтобы получить благословение отца, он сделал это ради даров чисто материальных, предназначенных для тяготеющего к материальному брата! Ведь второй, духовный набор благословений был предназначен для Яакова с самого начала. Почему же Яаков не захотел примириться с распределением ролей и ресурсов? Почему же этот «смирный» человек оделся в одежды Эйсава, обложил свою гладкую кожу шкурою козлят, чтобы слепой отец на ощупь принял его за волосатого брата, почему он обманул Ицхака и выманил у него благословение и на материальный мир?

Честность и обман: история

«Сотворил Б‑г человека честным» (Коэлес, 7:29) и поместил его в понятный мир: добро есть добро, зло есть зло, в Эдем — место на земле с четко обозначенными границами. В мире этом не было ни стыда, ни сомнений, ни каких‑либо других признаков двусмысленности.

И в этом понятном, неискривленном мире обитал только один змей. «Змей же был хитрее всех зверей полевых, которых создал Б‑г» (Брейшис, 3:1), он‑то и склонил первых женщину и мужчину отведать плод с «дерева познания добра и зла», чтобы они стали, «подобно Всесильному, знающими добро и зло» (Брейшис, 3:5). Однако то, что в Б‑ге высшая сублимация, в смертном человеке — бедлам. В Б‑ге «познание добра и зла» есть познание их истинной сути, Б‑жественной добродетели, что насыщает мир добра и прячется за фасадом зла. В человеке же, чтобы он понял добро и зло, их надо смешать — чтобы добро растворилось во зле, а зло проникло в добро.

Грех Адама привел к его изгнанию из Эдемского сада, святилища добра, предназначенного для первого человека. Он же означал и крушение первоначальной структуры сотворения мира. «Добро» и «зло» перестали быть абсолютными понятиями, какими они были до того, как человек познал зло. Чистейшее и святейшее оказалось подвержено низменному и эгоистичному в человеке, а искры святости рассеялись в мире нечестивости.

С этого момента материальный мир стал для души человека и тюрьмой, и жизненным путем, засасывающим болотом и сокровищницей. Материальность груба, бренна и эгоцентрична, плотной вуалью покрывает она Б‑жественную истину, отдаляет душу от святых источников. Но в материальности содержатся и «искры святости», ставшие неотъемлемой ее частью, когда исконный змей превратил наш мир в мешанину из добра и зла. На внешнем уровне материальный мир противостоит всему духовному. Но внутри него величайший духовный потенциал.

Яаков и Адам

«Изображение Яакова, — говорит Талмуд, — напоминает изображение Адама» (Бава Басра, 58а). Ибо миссия Яакова заключалась в том, чтобы исправить грех Адама, восстановить космический порядок, нарушенный им, освободить искры святости от материальной оболочки.

Поэтому Яаков не мог ограничиться духовным благословением, которое приберег для него Ицхак. Ему было необходимо получить и росу небесную, и туки земли, ему требовались дары хлеба и вина. Именно он, а не его материальный брат, должен был стать господином в материальном мире.

Первоначально предполагалось, что Эйсав будет партнером Яакова в попытке вернуть «искры святости». Ловкость Эйсава и умение охотиться могли принести пользу в борьбе с исконным змеем, привлечь материальные ресурсы земли в поддержку духовных деяний Яакова и использовать потенциал их святости для святого дела. Однако Эйсав не сумел выполнить свою миссию. Он вошел в лоно мирских стараний и стал материальным охотником, а не охотником за материальным. Поэтому Яакову пришлось взять на себя обе функции. Он стал и ловцом, и сублиматором, ловким поставщиком материального и одновременно смирным цадиком, который использует материальное исключительно ради служения Б‑гу.

Чтобы получить благословение на материальные блага, которое Ицхак приготовил для Эйсава, Яакову пришлось облачиться в одежды брата и вести себя вкрадчиво, как Эйсав. Сам он был человеком прямым и не смог бы вырвать у цепкого змея дары материального мира, как летящая по прямой стрела не может проникнуть в сердцевину изогнутого лабиринта. «С чистым — чисто, а с лукавым — по лукавству его», — сказал псалмопевец (Теилим, 18:27).

Таков подход иудеев к материальному. Наш мир не признает ничьего господства или авторитета, его цель и функция — настойчивое движение вперед, постоянный рост. И всякий, кто входит в этот мир, — а не войти в него нельзя, потому что так распорядился Тот, кто вложил наши души в материальные тела и поселил в материальной среде, — должен уметь проявить двуликость, расставить ловушку. Он ест и пьет — внешне, для того, чтобы насытить себя физически. Он ведет дела — внешне, для того, чтобы нарастить свое материальное богатство. Он делает карьеру — внешне, для того, чтобы добиться престижа, завоевать власть. Как ни смотри, он полновесно участвует в круговороте жизни, в которой надо что‑то давать и что‑то получать. Но человек заинтересован только в «получении». Когда нужно «давать», он платит цену весьма неохотно. Выясняется, что он бессовестный манипулятор, ибо претендует на лучшие куски материального, а выполнять условия, поставленные этим «материальным», отказывается. Человек не хочет заботиться о материальном, не хочет связываться с проблемами материального, не хочет интересоваться материальным ради материального.

Иудей рядится в одежды Эйсава, но от этой одежды не хочет быть зависим. Он маскируется под существо материальное, но это не более чем военная хитрость, с помощью которой он намерен поймать в ловушку «физическое» и использовать его во благо Б‑га.