В киевском издательстве «Дух i Лiтера» недавно вышел перевод книги Давида Фишмана «Вокруг идиша». Профессор еврейской истории в Еврейской теологической семинарии Давид Фишман рассматривает становление культуры на идише в ее восточноевропейском контексте. «Лехаим» публикует фрагмент из первой части книги, посвященной еврейской культуре в Российской империи. Предваряет публикацию предисловие Александры Полян.

Подполье на идише

Как говорил мой университетский преподаватель, чем короче и проще название у академической книги — тем она монументальнее. В отношении еврейских штудий добавим — и тем меньше шанс, что она будет переведена на русский.

Еврейский мир Восточной Европы — хорошо исследованная тема. Однако монументальных книг не так много, а уж переведенных на русский — совсем мало. На этом фоне особенно отрадно, что в русском переводе (и в новой редакции) опубликовали книгу профессора Давида Фишмана с коротким и простым названием «Вокруг идиша».

Со временем слово «идиш», кроме собственно названия языка, стало символом культуры восточноевропейского еврейства во всем ее многообразии. Тем неожиданнее, что долгое время эта культура не считала идиш не только своим символом, но и предметом, достойным рассмотрения вообще. Существовала диглоссия — распределение языков по престижу: роль высокого языка, языка религии, науки и книжности играл иврит, — уделом же идиша было повседневное бытовое общение. Еврейское просвещение, к которому восходят все современные идеологические течения светского еврейства, только усилило противопоставление языков. Идиш, объявленный просветителями уродливым пережитком местечкового прошлого, за несколько поколений почти полностью вышел из употребления в Западной Европе. В Восточной Европе — по ряду исторических и идеологических причин — он сохранился: как язык быта, образования, литературы. Несмотря на это, вплоть до начала XX века идиш воспринимался как «недоязык»: его презрительно именовали жаргоном, считали непригодным для науки или литературы.

Изучать путь культуры на идише от культуры на «недоязыке» до сложной, высокоразвитой и многогранной культуры — задача увлекательная и непростая. Этот путь в литературе на идише прослежен в книге Д. Мирона «A Traveler Disguised». Д. Фишман описывает все остальное: образование, публицистику, театр, культурное и партийное строительство. Путь от культуры, которая сама не осознает свое существование — до идеологического идишизма и его проектов.

Фишман показывает, как неожиданно совпали интересы просветителей‑гебраистов и царского правительства: ни те ни другие не приветствовали развития светской культуры на идише. Издание газет на идише долгое время запрещалось: их было трудно цензурировать. В театре на идише власть видела революционную пропаганду, школы считались неблагонадежными.

Идишизм сформировался на пересечении интересов других групп. В политике обращение к идишу стало трактоваться как поддержка еврейских масс (народничество) или как стремление к созданию ашкеназского еврейства как полноценной нации (национализм). В этом смысле показательна история конфликта поколений внутри Общества для распространения просвещения между евреями в России, реконструированная автором и изложенная в книге: старое просветительское поколение выступало за преподавание на русском как государственном языке и на иврите как языке религии, новое же поколение — народники и националисты — за преподавание на идише. Идиш становится краеугольным камнем и в программе главной еврейской социалистической партии — Бунда.

В науке же обращение к идишу стало символом поиска еврейского «народного духа» — в романтическом понимании. Идиш становится как предметом исследования, так и языком новой науки о еврействе — советских идишистов и ИВО (Еврейский исследовательский институт в Нью‑Йорке).

Книга заканчивается своеобразным эпилогом: реконструированной автором историей о том, как два поэта — Авром Суцкевер и Шмерке Качергинский , будучи узниками Виленского гетто , спасали книги на идише.

 

Мы хотели бы остановиться на времени, полном культурных чаяний и революционных надежд, когда грядущая катастрофа была еще слишком далека, — и публикуем отрывок из глав «Бунд и подпольная работа на идише» и «Бунд и литература на идише».

Фрагмент из книги Давида Фишмана предоставлен киевским издательством «Дух i Лiтера».

[author]Александра Полян[/author]

Бунд и подпольная работа на идише

Бунд не появился бы на свет, если бы в середине 1890‑х годов еврейские социал‑демократы в Вильне не приняли решение перейти в своей подпольной работе с русского на идиш. Вместо организации русскоязычных кружков, где наиболее передовых еврейских рабочих учили читать и писать по‑русски, а также знакомили с основами математики и естественных наук, чтобы подвести их к политической экономии и марксизму, еврейские социалисты развернули среди рабочих агитацию на [footnote text=’См. об этом: Tobias H. J. The Jewish Bund in Russia from Its Origins to 1905. Stanford, CA, 1972. P. 31–34; Mendelsohn E. Class Struggle in the Pale. Cambridge, UK, 1970. P. 45–62; Бухбиндер Н. А. История еврейского рабочего движения в России. Л., 1925. С. 65–67.’]идише[/footnote].

Для отцов‑основателей Бунда идиш являлся необходимым условием формирования массового еврейского рабочего движения, незаменимым языковым инструментом для распространения своих экономических и политических идей. Один из будущих основателей этой партии, Самуил Гожанский, в рукописной брошюре «Письмо агитаторам» (1893) рекомендовал руководителям еврейского рабочего движения часть занятий по подготовке агитаторов проводить на идише, поскольку это обеспечит им умение вести беседы с малограмотными рабочими, «которые плохо понимают по‑русски и будут учиться всему на жаргоне». Виленская группа еврейских социал‑демократов свои первые брошюры на идише выпустила в 1894–1895 годах, а после возникновения Бунда (1897) количество подобных публикаций значительно [footnote text=’Брошюра Гожанского впоследствии была опубликована в переводе с русского на идиш (см.: А брив цу ди агитаторн // Ди идише социалистише бавегунг биз дер гриндунг фун Бунд. Вильна, Париж, 1993. С. 626–248.). О первых нелегальных брошюрах на идише см.: Чериковер Э. Ди онэйбм фун дер умлегалер литератур ин идиш // Ibid. С. 577–603; Герц Я.‑Ш. Ди умлегале пресе ун литератур фун Бунд // Пинкес фар дер
форшунг фун дер йидишер литератур ун пресе. Нью-Йорк, 1972. Т. 2. С. 331–341.’]возросло[/footnote].

Тем не менее вплоть до Первой русской революции использование языка еврейских масс самим Бундом носило утилитарный, а отнюдь не принципиальный, идеологический характер. В действительности верхний эшелон партийного руководства составляли русифицированные еврейские интеллигенты, большинство из которых весьма плохо владело идишем. Бундовский публицист А. Литвак (псевдоним Хаима Гельфанда) вспоминал, что, когда в 1895 году он впервые повстречал Александра (Аркадия) Кремера, «отца Бунда», тот знал по‑еврейски лишь несколько сочных ругательств. Еще в 1905 году члены Центрального комитета Бунда Исай Айзенштадт, Владимир Коссовский, Павел Розенталь и Владимир Медем писали статьи для партийной газеты «Дер векер» («Будильник») по‑русски, а в редакции их переводили — самостоятельно подготовить свои материалы на идише эти авторы не [footnote text=’О Кремере и его «владении» идишем см.: Литвак А. Ди жаргонише комитетн // Idem. Вос гевен: Этюдн ун зихройнес. Вильна, 1925. С. 98. О Медеме, который первоначально не знал идиша, но впоследствии выучил его настолько, что редактировал бундовские издания на этом языке, см.: Portnoy S. A. Vladimir Medem, the Life and Soul of a Legendary Jewish Socialist. New York, 1979. P. 177–178, 412. О других перечисленных лидерах Бунда см.: Хофман Б. (Цивьон). Фар фуфцик йор. Нью‑Йорк, 1948. С. 144.’]могли[/footnote].

Ранние бундовские «жаргонные» брошюры и газеты готовили партийные лидеры второго ряда — такие, как С. Гожанский, А. Литвак, И.‑М. Каплинский, никогда не учившиеся в русских гимназиях и университетах. По преимуществу бывшие ешиботники, «заразившиеся» социализмом, эти автодидакты — или, как их тогда называли, «полуинтеллигенты» — хорошо знали язык своих читателей, их социальную среду и образ мыслей, а потому были незаменимы в умении излагать социалистические идеи на [footnote text=’О Каплинском, чья роль в качестве основателя первой подпольной газеты Бунда принижалась в официальной бундовской историографии, так как позднее он стал провокатором «охранки», см.: А. Н. [Зельдов А. М.]. Возникновение «Arbeiterstimme» // Пережитое. СПб., [1908]. Т. 1. С. 264–275. Культурные различия между русифицированным верхним эшелоном Бунда и его деятелями второго ряда, говорившими по‑еврейски лучше, чем по‑русски, порой приводили к трениям. Поэт Авром Лесин, сам «полуинтеллигент» и участник рабочего движения в России до своей эмиграции в Америку, жаловался Аркадию Кремеру в 1906 году, что такие талантливые личности, как А. Литвак и Б. Чарни‑Владек, не могут достичь высших ступеней в иерархии Бунда, потому что на партийных мероприятиях «они выступают в основном только на идише, вышли из мира ешивы и никогда не носили медных гимназических пуговиц» (Лесин А. Зихройнес ун билдер. Нью‑Йорк, 1954. С. 296).’]идише[/footnote].

Несомненно, бундовские пропаганда и агитация на «жаргоне» стимулировали рост грамотности еврейского рабочего класса. Агитаторы Бунда действительно учили еврейских рабочих читать — и в прямом, и в переносном смысле. Соответственно, деятельность Бунда способствовала росту потребности в литературе на идише, расширению читательской аудитории. Подпольные бундовские брошюры и газеты сыграли также существенную роль в формировании современной лексики идиша и его «высокого регистра», необходимых для обсуждения политических и социально‑экономических проблем. Однако утверждение, что модернизация идиша впервые произошла именно в изданиях Бунда и лишь затем распространилась на другие публикации, более чем спорно. Стилистическое сопоставление бундовской газеты «Ди арбетер штиме» («Рабочий голос»; Вильна, 1897–1905) и сионистского еженедельника «Дер ид» (Варшава— Краков, 1899–1902) заметных различий в их языке не [footnote text=’Содержащиеся в работах молодого М. Вайнрайха, А. Литвака и Я.‑Ш. Герца утверждения, что модернизация стиля в идише началась с бундовских изданий, контрастируют с куда более сбалансированными оценками зрелого Вайнрайха (см.: Вайнрайх М. Гехиште фун дер идишер шпрах. Нью‑Йорк, 1973. Т. 1, с. 295–297.).’]выявляет[/footnote].

Идиш являлся языком рабочих кружков и ячеек, нелегальных брошюр и газет, но на бундовских совещаниях в ранние годы доминировал русский. Ни один из участников учредительного съезда Бунда в 1897 году не выступал по‑еврейски. Впервые идиш получил равный с русским статус на 7‑м съезде в сентябре 1906‑го, когда все выступления переводились с одного языка на другой. И только на 8‑й партийной конференции (1910) официальным языком заседаний стал [footnote text=’См.: Ди гешихте фун Бунд. Нью‑Йорк, 1962. Т. 2. С. 363, 576.’]идиш[/footnote].

Бунд и литература на идише

Основное внимание в первых бундовских изданиях на идише уделялось вопросам политики и экономики при весьма незначительном интересе к литературе и культуре в целом. В подпольных газетах «Ди арбетер штиме» и «Дер идишер арбетер» («Еврейский рабочий»; 1896–1904) изредка печатались стихотворения, но практически никогда — художественная проза. Это отсутствие беллетристики в ранних публикациях Бунда существенно отличало их от легальных периодических изданий, таких, как еженедельник «Дер ид» или ежедневная газета «Дер фрайнд», где рассказы и романы с продолжением служили основным средством привлечения читателей. Из девяноста одной брошюры, выпущенной Бундом между 1897 и 1905 годами, восемьдесят одна была посвящена политике, экономике и истории социалистической мысли, четыре представляли собой антологии революционной поэзии и лишь оставшиеся шесть — произведения художественной [footnote text=’Подсчеты основаны на работе Я.‑Ш. Герца (см.: Герц Я.‑Ш. Ди умлегале пресе ун литератур фун Бунд. С. 337–341, 347–351).’]прозы[/footnote].

Несмотря на слабую организационную связь между Бундом и литературой на идише, они черпали друг в друге силу и вдохновение. Такие писатели, как Перец и Авром Рейзен, в 1890‑х годах находились под сильным впечатлением от встреч с организованными еврейскими рабочими и начали писать, ориентируясь на эту новую для себя аудиторию. Бунд, в свою очередь, использовал некоторые произведения Переца и Рейзена (опубликованные легально и прошедшие российскую цензуру) как орудие для просветительской деятельности и агитации в рабочей среде. Подпольные библиотеки, созданные еврейскими социалистами в 1895 году для рабочих Вильны, Минска и Белостока, среди прочего предлагали читателям маскильские сатиры Менделе Мойхер‑Сфорима и И.‑Й. Линецкого, социально ориентированные рассказы и фельетоны из сборников Переца («Йонтеф‑блетлех»), рассказы Давида Пинского и Аврома Рейзена о тяготах жизни и нуждах пролетариата. С основанием Бунда его ячейки стали проводить на идише литературные чтения (Форлезунген) и вечера (Овнтн), обсуждения новых книг (как оригинальных, написанных на идише, так и переводов с русского и западноевропейских языков), прививая тем самым интерес к современной еврейской литературе в рядах рабочего [footnote text=’См.: Mendelsohn E. Class Struggle in the Pale. P. 116–125. О «жаргонных комитетах», организовывавших библиотеки для еврейских рабочих, см.: Литвак А. Ди жаргонише комитетн. С. 69–115. См. также предостерегающее замечание о том, что значение «жаргонных комитетов» для развития литературы на идише нередко преувеличивают: Чериковер Э. Ди онэйбм фун дер умлегалер литератур ин идиш. С. 596–597.’]движения[/footnote].

В то же время исключительно важное место в жизни Бунда занимала поэзия на идише. Пролетарские и революционные стихи Мориса Винчевского, Давида Эдельштадта, Мориса Розенфельда и Аврома Рейзена были чрезвычайно популярны среди организованных рабочих и молодежи, а потому тайные собрания бундовских ячеек и профсоюзов обычно завершались их чтением или хоровым пением. Стихотворения о борьбе рабочих за свои права помещали также на плакаты во время забастовок, их пели на массовых демонстрациях. Декламация или совместное пение на тайных собраниях и нелегальных сходках усиливали эмоциональное воздействие стихов и укрепляли приверженность рабочих поэзии на [footnote text=’См. об этом трогательное эссе: Литвак А. Дос идише арбетер‑лид // Idem. Вос гевен. С. 226–243.’]идише[/footnote].

Несомненно, в среде еврейского рабочего движения сформировалась мощная литературная культура на идише. Однако это была весьма специфическая и избирательная литературная культура. Как отмечал Литвак в своих воспоминаниях о «жаргонных комитетах», организовывавших первые библиотеки для рабочих, их активисты «смотрели на новую еврейскую литературу лишь как на орудие агитации, не придавая ей никакого самостоятельного [footnote text=’Литвак А. Ди жаргонише комитетн. С. 98.’]значения[/footnote]». Для Бунда поэзия и проза являлись продолжением политики, а потому литературные тексты оценивались по степени их пригодности для агитации. Пинского и Рейзена читали взахлеб — и это поощрялось движением, тогда как произведениями Шолом‑Алейхема и Шолома Аша — писателей, крайне популярных у еврейской читательской аудитории в целом, — в бундовских кругах пренебрегали, поскольку они не годились для пропагандистского использования.

Никогда не оставлял бундовцев равнодушными Перец. Он был их кумиром в 1890‑х годах, когда писал рассказы и фельетоны, отмеченные радикальной социальной ориентацией, однако популярность писателя в партийной среде заметно упала после того, как в его творчестве наметился переход к национальному романтизму, неохасидизму и символизму. Его статья «Гофенунг ун шрек» («Надежда и страх»; 1906) с предостережением, что революционное движение после своей победы может оказаться таким же репрессивным, подавляющим свободную человеческую волю, как и царизм, вызвала недовольство в Бунде. А когда Перец завершил свою модернистскую драму «Ба нахт афн алтн марк» («Ночью на старом рынке»; первая версия — 1907) призывом свадебного шута «Ин шул арайн!» («В синагогу!»), возмущенные бундовцы, усмотрев в этом апологию возвращения к религии, подвергли писателя резким нападкам. Подобным же образом разочарование и враждебность с их стороны ждали С. Ан‑ского, автора бундовского гимна «Ди швуэ» («Клятва»), когда в его произведениях обозначились неоромантические [footnote text=’См.: Ibid. Z. 80–85; Shmeruk Ch. Yiddish Literature in the USSR // The Jews in Soviet Russia since 1917 / Ed. by L. Kochan. Oxford, UK; London; New York, 1978. P. 245; Idem. Перецес иэш‑визие. Нью‑Йорк, 1971. С. 200–205.’]тенденции[/footnote].

Восприятие литературы на идише лишь в качестве средства массовой агитации привело к тому, что Бунду оказалось трудно примириться с новаторскими и модернистскими произведениями, появившимися в печати после 1905 года. Возникновение журнала «Литерарише монатсшрифтн» (1908) рассматривалось тогда многими как начало новой эпохи в истории еврейской культуры, как предвестник своего рода «еврейского ренессанса». Журнал был посвящен литературе и искусству как таковым и открыто ориентировался на интеллектуального, а не массового читателя. Уже сам состав его редакционной коллегии, куда входили один социалист‑территориалист (Шмуэль Нигер), один бундовец (А. Вайтер) и один сионист (Шмарья Горелик), демонстрировал, что еврейские культура и искусство — самостоятельные ценности, стоящие вне политических [footnote text=’См. редакционное предисловие к первому номеру журнала: Цу ди лезер // Литерарише монатсшрифтн. Вильна, 1908. Кн. 1, кол. 5–10.’]барьеров[/footnote].

В Бунде журнал вызвал беспокойство. Марк Либер, тогда молодой член Центрального комитета партии, высмеивал его аполитичные установки. Политика и культура неразделимы, доказывал он, а современная культура на идише, признают это редакторы журнала или нет, сама по себе уже является результатом классовой борьбы в еврействе. В лобовую атаку на «Литерарише монатсшрифтн» бросились и бундовские публицисты Б. Чарни‑Владек и А. Литвак. Они утверждали: лозунгом «культура ради культуры», отсутствием статей по общественно‑политическим вопросам журнал декларирует пренебрежение к политике и политическим партиям; он поощряет интеллигенцию думать только о себе и своем духовном развитии, а тем самым отрывает ее от масс и играет на руку реакционным [footnote text=’См.: М. Л‑р [Либер М.] Библиографише нотицн: Литерарише монатсшрифтн // Ди найе цайт. Вильна, 1908. № 3. С. 92–96.; Литвак А. Ин ди финцтере йорн // Idem. Вос гевен. С. 256–258.; Брохес Б [Чарни‑Владек Б.] Вегн ундзер културпроблем // Ди найе цайт. Вильна, 1908. № 4. С. 77–88.’]силам[/footnote].

Авторизованный перевод с английского
[author]Александры Глебовской[/author] и [author]Александра Френкеля[/author]