21 июля 2015 года со смертью Эдгара Лоренса Доктороу мир потерял сильного и яркого американо‑еврейского романиста. Доктороу не был религиозен, не ходил в синагогу, но был в своем творчестве весьма чуток к еврейским темам и много писал о том, каково это — быть евреем в наши дни.

Эдгар Лоренс Доктороу родился 6 января 1931 года в Нью‑Йорке в рабочей еврейской семье. Бабушка и дедушка, русские евреи, иммигрировали в Штаты. И дед по отцу, и сам отец были социалистами и атеистами. Тем не менее Доктороу получил традиционное еврейское воспитание и прошел бар мицву, а значит, еврейская идентичность была важна для его семьи. Он посещал неплохую среднюю общеобразовательную школу Бронкса и весьма труднодоступный колледж Кенион (колледж в США — примерный эквивалент университета).

Любая этническая или религиозная группа, иммигрировавшая в США, сталкивается с тем, что историки американской литературы называют «жизнь через дефис». То есть в данном случае группа пытается быть и евреями, и американцами. Чтобы влиться в жизнь новой родины, иммигранту необходимо приспособиться к американским способам жить. Однако слово «ассимиляция» имеет и негативные коннотации, которые подразумевают, что новый переселенец предает веру и этнос предков, чтобы легче переплавиться в американском котле. Проблемы ассимиляции убедительно описаны в «Книге Дэниэла» — романе 1971 года, с которого началась слава Доктороу в Америке. Книга была написана по следам дела Розенбергов, от лица Дэниэла Айзексона, старшего сына Пола и Рошель Айзексон, казненных по обвинению в продаже ядерных секретов СССР. Положение американских евреев в 1950‑х годах рассматривается с точки зрения множества различных героев.

Мать Рошели жалуется, что ее дочь согрешила главным грехом иммигрантов — поменяла имя. «Рошель, — жалуется бабушка, — подумать только — Рошель». И говорит на идише: «Рахиль ей, значит, нехороша», имея в виду, что дочь стыдится своего еврейства. Тема подводных камней ассимиляции развивается далее в «Книге Дэниэла» через двух персонажей — американских евреев, участников суда над Айзексонами, — судью Хирша и генерального прокурора США Говарда Фойермана. Судья Хирш мечтает о назначении в Верховный суд и потому чрезвычайно чувствителен к мнению публики о себе. Обвиняемый Пол Айзексон опасается, что судья будет суров к нему и его жене, чтобы доказать свою верность США. Генпрокурор Фойерман столь же честолюбив; Пол Айзексон говорит о нем, что его карьера «взлетела, как ракета». Он отвергает свое еврейство еще сильней, чем Хирш: окончил Университет св. Иоанна, женился на ирландке, которая родила ему семерых детей.

Менее мучительная картина ассимиляции описана в «Рэгтайме» (1975) — самом популярном романе Доктороу. «Рэгтайм» рассказывает историю Америки начала XX века через историю трех семей: Мамы и Папы из белого среднего класса, афроамериканца Колхауса Уокера и его девушки Сары; и еврейских иммигрантов Тате и Маме (Тятя и Мамка). Папочка, художник, начинает свою жизнь в Америке с того, что продает гравюры в еврейском районе Нью‑Йорка (Нижнем Ист‑Сайде), а потом становится профсоюзным борцом. Когда он понимает, что победы рабочего класса не слишком улучшают его личное положение, то решает направить свой талант в более выгодное русло. В итоге он становится кинорежиссером и начинает называть себя барон Ашкенази — эдакий якобы представитель европейской знати в изгнании. Но причины этой смены имени глубинно иные, чем в случае Рошели/Рахили Айзексон. Это имя обыгрывает его восточноевропейские еврейские корни. В конце романа он говорит Маме, уже вдове, что он — еврейский социалист из Латвии, и женится на ней. (Его первая жена к тому времени уже умерла.) Некоторые критики сочли, что Тате‑Тятя предал свои ценности. Но однажды в разговоре Доктороу рассказал мне, что ему нравится Тате.

Как многие писатели, Доктороу работал в разных местах на полную ставку: вычитывал сценарии, редактировал, обучал студентов творческому письму. И именно как американец он знал, насколько необходимо меняться и как это захватывающе. Можно провести параллель между ним и Мальчиком из «Рэгтайма», захваченным «Метаморфозами» Овидия и тем, что все может переходить в другие формы. Задача еврейских персонажей Доктороу в том, чтобы остаться верными иудаизму, как бы они его ни понимали, и при этом приспособиться к меняющимся обстоятельствам.

Хотя Доктороу никогда не говорил в интервью об антисемитизме, он повзрослел во время Холокоста и безусловно находился под его влиянием. В «Книге Дэниэла» есть сцена, в которой Айзексоны с другими американскими левыми возвращаются на автобусе с концерта известного афроамериканского коммуниста Поля Робсона. Вдруг автобус останавливает град камней: нападающие выкрикивают «комми!» и — вдобавок к политическим — антисемитские оскорбления. Дэниэл боится, что все пассажиры будут убиты; этот страх — отражение серьезного беспокойства автора по поводу американского антисемитизма в первое десятилетие после Второй мировой войны.

Самый автобиографический роман Доктороу, «Всемирная выставка», — роман взросления. Он рассказывает историю еврейского мальчика по имени, что характерно, Эдгар, который растет в Бронксе (Нью‑Йорк) в 1930‑х годах.

Гитлер приходит к власти, и вокруг растет антисемитизм, на стенах домов по соседству малюют свастики. Мать предупреждает сына, чтобы тот остерегался антисемитов, и Эдгар сознает свою уязвимость «мальчишки из еврейской школы». Но однажды юные гопники прижимают его к стенке и напрямую спрашивают: ты еврей? Перепуганный и виноватый, он отвечает — нет. Но позже Эдгар, начинающий автор, участвует в конкурсе эссе на тему «Типичный американский мальчик» (и выигрывает). Эдгар пишет в своем эссе, что этот типичный юный американец «должен прямо сказать о том, что он еврей. И если его спросят о чем‑то, всегда ответить, если так оно и есть». На бумаге Эдгар делает то, чему не смог следовать в жизни.

Доктороу упоминает о Холокосте в «Книге Дэниэла» и «Всемирной выставке», а в романе «Град Б‑жий», действие которого происходит в конце двадцатого столетия, Холокост становится главной темой. Героиня романа Сара Блюменталь — жена раввина и сама становится раввином после убийства мужа. Отец Сары пережил Холокост, и она рассказывает писателю Эверетту об опыте своего отца: разрушение гетто, жестокие издевательства литовцев по дороге к железнодорожной станции, бесчеловечные условия перевозки. Для Сары Блюменталь рассказывание этой истории — один из способов почтить выживших и погибших. Кроме того, она стремится обосновать свою веру. Сара и ее муж Джош возглавляют прогрессивную нью‑йоркскую синагогу, известную как синагога Развития. Эта община ставит своей целью приспособить идеи и традиции иудаизма к меняющимся временам. Сара так описывает суть своей работы: «Мы можем позволить себе исследовать каждый элемент [религиозной] традиции без предубеждения и решить, с чем следует расстаться, а что сохранить… подвергать традицию непочтительному отношению, с тем чтобы вернуться к истокам и только к ним, спуститься на уровень простого, неопосредованного благоговения». Персонаж по имени Пем, новообращенный иудей, продолжает эту идею: если человек должен пересоздать себя, то следует пересоздать и Г‑спода.

«Град Б‑жий» включает множество стихов, приписанных квартету «Мидраш», который развивает тему интерпретации и проверки традиции. На Конференции американского религиоведения рабби Блюменталь возносит хвалу сомнению как таковому и постоянным спорам, которые оно порождает. Она говорит об этих спорах: «желание верить, приведенное в равновесие с печальным, или тревожным, или горестным скептицизмом».

Этот скептицизм, касающийся традиции, веры, идеологии, — постоянная тема творчества Доктороу, но он не затрагивает проблему справедливости. В своих интервью Доктороу размышлял о том, как семья пропитала его чувством возмущения по поводу несправедливости, праведным гневом, который писатель Джон Клейтон считает характерной еврейской чертой. «Это коренное свойство еврейских писателей, — утверждает Клейтон, — повествовать о страдании, особенно таком, которое случается в результате какой‑то глубинной несправедливости в мире человеческом или Б‑жьем». Сара Блюменталь мучается по поводу Холокоста и других массовых геноцидов новейшего времени, например в Камбодже и Руанде, но жажда справедливости заставляет у Доктороу действовать и светских героев‑евреев, и неиудеев. Джекоб Ашер, адвокат Айзексонов в «Книге Дэниэла», берется за это непопулярное дело, так как хочет, чтобы суд над супругами был справедливым. История Колхауса Уокера из «Рэгтайма» (основанная на новелле «Михаэль Колхаас» Генриха фон Клейста) описывает афроамериканца, у которого расисты‑пожарные изуродовали любимый «форд». Колхаус пытается заставить их ответить за преступления, использует все возможные легальные способы, но ему всюду прямо или обиняком говорят, что черный не должен ждать компенсации за порчу имущества. Когда же его невеста пытается добиться правды у президента, охранник, посчитав, что она опасна, убивает ее. Безымянный рассказчик «Рэгтайма» не может оправдать следующие за этим преступления Уокера (он взрывает каланчи и захватывает дом Дж. П. Моргана), но пережитое Уокером остается обвинительным актом расовой несправедливости.

Жизнь Доктороу, как и его проза, была отмечена поисками справедливости и личным сочувствием угнетенным. В 1980‑х годах писатель особенно смело высказывался на политические темы. Он выступал против политики президента Рейгана, чаще всего в левоцентристской The Nation. В 1981 году он выступил с обращением к Комиссии по бюджетным ассигнованиям, протестуя против урезания бюджета Национального фонда искусства. Сильнейшие строчки в этом обращении, однако, затрагивают критикой и более общие вопросы: «По правде говоря, если вы собираетесь отобрать обеды у школьников, пенсию у шахтеров, заработавших «черные легкие», доступные юридические услуги у бедных людей, оглушенных до бесчувствия размером своих бед, — то можете избавиться и от поэтов, художников и музыкантов». Обращение, озаглавленное впоследствии «Ради художника», как одно из произведений Доктороу, можно назвать иеремиадой: этот жанр, в котором автор сокрушается по поводу морального упадка в обществе, берет свое начало в проповедях библейских пророков, призывавших людей изменить свою жизнь. В интервью Ричарду Треннеру «Писатель как независимый свидетель» Доктороу заметил, что сочинитель художественной прозы, немного обособленный от общества, находится в уникальном положении, позволяющем разглядеть и отразить в своих текстах его состояние. Это то же самое видение, которым Джон Клейтон наделяет евреев, стоящих на обочине западного общества, — в выгодной позиции для критического обзора.

Я встречалась с Доктороу и видела, что он дорожил личной честностью и добропорядочностью как в быту, так и в политике. Впервые мы встретились в 1984 году, когда я была аспирантом и писала диссертацию по его книгам. После публичного чтения я подошла к нему и без особой надежды дала свои контакты. Я уже общалась со знаменитостями и знала, что часто они не хотят иметь дела со студентами и начинающими писателями. Но в один прекрасный день я работала над той диссертацией и зазвонил телефон: «Мишель? Эд Доктороу». Он согласился дать мне два интервью, одно из которых было опубликовано. Он был неизменно дружелюбен и ободрял меня — намного больше, чем некоторые мои наставники.

В его поздних произведениях — «Марш» (2005), «Гомер и Лэнгли» (2009), «Мозг Эндрю» (2014) — еврейские темы звучали реже. Критики говорят, что работы Доктороу будут помнить за его смелые исследования американского опыта и перспектив. Я считаю, что есть и другая причина — его вдумчивое описание американских евреев, переосмысляющих, что же это значит — быть евреем в современном мире.

Перевод с английского [author]Ксении Букши[/author]