Недавно я подслушал разговор совсем юных белых девушек — в основном хорошеньких блондинок‑евреек — с черными приятелями: они обсуждали, что будут делать, когда в Буффало начнутся первые расовые беспорядки. И одна из них предложила ходить между двумя толпами — белой и черной — с плакатами «Занимайтесь любовью, а не войной». Изящное и бесполезное — как чудный сон — решение, и я достаточно стар и циничен, я знаю это, так же, как знаю, сколько мрачности и безнадеги даже в их юной любви, как понимаю, что и в браке (а я уверен, некоторые из них выйдут замуж за своих черных возлюбленных) больше проблем, чем решений.

Побег, как учит опыт еврейского народа, непременно оказывается побегом из одного изгнания в другое, и американцы это всегда знали, хотя не всегда признавали. Иммигранта, который покинул Старый Свет, спасаясь от изгойства, ждет одиночество в Новом Свете; когда же он бежит от коллективного одиночества, характерного для городов у океана, то обнаруживает запредельную изолированность на фронтире. Америку создала именно эта мечта об изгнании, дающем свободу, но самосознание американцев закалено опытом, а он учит, что изгнание ужасно.