Шолом‑Алейхем верил в евреев, поскольку они воплощали в себе такие добродетели, как слабость и целительные ресурсы бедности, поскольку они твердо противостояли возмутительным событиям истории, да и, собственно, самому понятию «история». Тому, кто не в состоянии понять такое мировосприятие, тому, кто не в состоянии вообразить, как силен мессианизм, отвернувшийся от апокалиптического будущего и повернувшийся лицом к живому народу, не понять ни Шолом‑Алейхема, ни того этапа еврейского пути, который породил Шолом‑Алейхема.

Бабель сказал, что выступает в новом литературном жанре: он «великий мастер» молчания. Восхваляя режим и партию, которые дали «нам все», он сказал, что «у нас» отнято только одно право — плохо писать. «Товарищи, не будем скрывать. Это было очень важное право и отнимают у нас немало. Так вот, товарищи, давайте отдадим эту привилегию, и да поможет нам бог. Впрочем, бога нет, сами себе поможем».