«Любовь питает человека, и тот, у кого по жилам не течет любовь, высыхает», — эти слова бабушки Розы лучше всего выражают суть нашумевшего романа израильской писательницы Сарит Ишай‑Леви «Королева красоты Иерусалима», ставшего основой популярного телесериала и темой многочисленных дискуссий

Жванецкий был настоящий еврейский юморист — и любой его монолог или диалог всегда сводился к разговору о смысле жизни. О духе и плоти, о любви и счастье, о болезнях и смерти. В самой простой шутке были откровение, философия, мудрость. И даже в длинном лирическом монологе, на грани горечи и разочарования, угадывалось в конце извечное еврейское ихье беседер — все будет хорошо.

Разбираться с новоявленным мессией и выводить его на чистую воду будут — угадайте, кто? Правильно, еврейка, агент ЦРУ, и еврей, агент Моссада. Евреи снова собираются «распять Христа». Очень нервные, израненные работой и потерями близких, евреи, которым надо к психологу и на массаж (или в магазинчик вышеупомянутой бабушки Фельдман), а они носятся по миру, рискуя жизнью, чтобы разоблачить фокусника и шарлатана, обладающего уникальным даром внушения.

Я снимаю знакомые объекты, созданные природой и человеческим разумом, в том свете, который мы никогда не увидим. Потому что сетчатка нашего глаза в этом диапазоне на фотоны не реагирует. Мир в моих работах вроде бы и тот, и не тот. Он очень похож на наш мир, но это не совсем наш мир. Словом, я снимаю неочевидный мир, соседний, но не наш. Очень похожий на наш, но другой.

Неудивительно, что сериал вышел в разгар леволиберальной войны с Трампом и мужчинами вообще — #metoo и вот это все. И кажется, что Мириам — воплощение побеждающего феминизма, а ее мужеподобная агент Сюзи Майерс — дань политкорректности. Но все с точностью до наоборот. Оба этих образа всего лишь «крылатая ракета», призванная доставить в каждый американский телевизор настоящий «заряд»: называйте вещи своими именами! Называйте черное черным, а голубое голубым! Вора вором, насильника насильником, идиота идиотом, а шантажисток шантажистками! Если вы точно поставили диагноз, есть шанс победить болезнь!

Бабушка моя обожала его, и мама обожает. Маленький русский еврей, расстраивающийся от идиотизма советской жизни, но, как и положено жестоковыйному, смеющийся над всем и вся, — такими были большинство мужчин в моей семье. И у каждого из этих мужчин был свой русский Ильченко, диалог с которым почти всегда выглядел абсурдным. Да, Карцев был актером одного образа — но великим! Мемом стали не только его реплики, чаще всего написанные Жванецким, но и выражение его лица, его жесты.