Василий Аксенов сочетал острый, как хирургический скальпель, ум с совершенным литературным мастерством, позволившим ему занять ведущее место в русской прозе второй половины прошлого века. 20 августа исполняется 85 лет со дня рождения писателя

«Сначала я прочла им все книги, что cмогла найти для их возраста, но мне хотелось еще, еще, — я хотела использовать возможность глубже познакомить детей с нашей традицией. Так появился Элиша Дэвидсон — мальчик, который сталкивается с яростной борьбой сил Добра и Зла и, несмотря на юный возраст, вступает в бой. И дети не хотели уходить: некоторым из них было уже по 15 лет, а они все приходили и приходили — не за сладостями, а за рассказами».

На еврейском Преображенском кладбище Петербурга среди захоронений некогда известных и влиятельных представителей общины можно увидеть простую черную плиту без всяких надписей — могилу Давида Гинцбурга (1857–1910). «Кто захочет, тот и так меня найдет» — таковы слова Гинцбурга согласно преданию. 5 июля исполняется 160 лет со дня рождения барона Давида Горациевича Гинцбурга.

Анонимность Резникоффа противоречит попыткам разыскать имена всех уничтоженных и увековечить их поименно, и он отдает себе в этом отчет. Он превращает индивидуальные показания в коллективный эпос — вспомним «стомильонный народ» ахматовского «Реквиема» — и придает Холокосту, таким образом, статус Писания, в котором имена евреев стираются и остается лишь свидетельство о том, что они пережили как евреи.

Новая книга по истории нацизма убедительно показывает, что институционализированный расизм и судебная практика в США послужили примером для гитлеровской политики.

80 лет назад ушел из жизни Иехиел-Лейб Арьевич Файнзильберг, больше известный как Илья Ильф. «Лехаим» публикует воспоминания дочери писателя.

Сочетание экстремального и тривиального создает ощущение сказки, небылицы. Но, как Чабон напоминает нам, такое несоответствие характеризует жизнь многих представителей поколения Второй мировой — особенно мужчин, которые сначала были свидетелями неописуемых ужасов на фронте, а потом возвращались домой, что создавать семьи и строить дома в пригородах.

Важно отметить то, что даже переведенные тексты Зебальда практически не повлияли на пишущих по‑русски сегодня: масштаб поставленных им вопросов и способы их разрешения просто‑напросто не по плечу тем, чьи имена фигурируют в разного рода премиальных списках. Зебальд ведет свою неспешную речь из точки, в которую современники предпочитают не вглядываться, — дело, разумеется, не в морализаторстве, а в широте подхода и, так сказать, технической оснащенности.