В Еврейском музее и центре толерантности открылась выставка‑кинокадр «Коридоры. Семь миров Высоцкого», которая продлится до 23 сентября. Изжеванную журналистами, кинематографистами и биографами жизнь поэта создатели проекта превратили в лирический, но жесткий спектакль в лучших традициях театра Юрия Любимова.

В 1970 году на сцене Театра на Таганке прошел первый и последний показ спектакля «Берегите ваши лица». Спектакль был экспериментальным, Юрий Любимов применил в нем варварский для советских подмостков принцип открытой режиссуры: свет в зале был включен, и маэстро, сидя перед сценой, как на репетиции, заставлял актеров по нескольку раз повторять стихи, объясняя ошибки. Но зрителю постановка запомнилась не этим: в кульминации действия на сцене оказался Владимир Высоцкий с гитарой, «и вот он впервые спел, официально спел, со сцены “Охоту на волков”. И зал разразился в неистовых аплодисментах, ногами топали и орали: повторить, повторить, повторить! Но повторить не удалось, спектакль закрыли», — вспоминал Любимов.

Выставка «Коридоры. Семь миров Высоцкого» оставляет схожее впечатление: дойдя до края, где полумрак экспозиции сменяется дневным светом, посетители вдруг разворачиваются и идут назад, еще раз рассматривая комнаты, расположенные от самой безобидной — коммунальной квартиры к самой страшной — «мертвому дому», концу эпохи. Эти комнаты и населяющие их персонажи — антропоморфные образы женщин и мужчин, пьяниц и солдат, примерных хозяек и обитателей подворотни — почти ничего не рассказывают о жизни Высоцкого. Главный герой и экспонат выставки не поэт, а его песни, за сюжетами которых стояла целая страна, которая за 40 лет Высоцкого пережила мировую войну, разруху, удалую оттепель и ее ленивое послевкусие, жажду жизни и апатию.

В своих песнях он оставался актером: его хриплый голос был камертоном эпохи, одинаково радушно принимаемым на заводах и в советских квартирах, передаваемым на подпольных кассетах и «кругозоровских» пластинках. Высоцкий пел от первого лица и каждому был по‑своему понятен: на каждый мотив — о фронте, любви, тюрьме, буйной гулянке, о Б‑ге, свободе и одиночестве — находился свой слушатель. В этих песнях «я» Высоцкого — действующее лицо — заставляло поклонников верить, что все спетое было пережито бардом, и потому его сюжеты находили сострадание и понимание. «Коридоры…» начинаются с голоса поэта: Высоцкий говорит с посетителем, будто бы сидя на трехногом табурете московской коммуналки, но его слова все равно звучат откуда‑то сверху. «Я пою обо всех — но как бы от своего лица. И это не от “ячества” — но я актер, я привык жить в шкуре других, и из этого, другого образа, мне проще говорить», — звучит голос Высоцкого при входе на выставку.

Несколько поколений советских людей приходили в изумление и даже огорчались, узнав, что Высоцкий не «мотал срок» в лагерях и не ходил матросом в море. Как и на сцене Театра на Таганке, беря в руки гитару, он оставался актером и переживал перед публикой воспоминания о событиях, которые с ним никогда не случались. Песня следовала за ним и за сцену: туда, где он жил, — жил жестко, часто одиноко и неуютно для окружающих. «Коридоры…» в Еврейском музее обрываются там, где эта жизнь надломилась: на закате брежневской эпохи, когда советская идеология почти превратилась в гротеск, а Высоцкий отчаялся добиться официального признания своего творчества.

Выставка заставляет делать то же, к чему когда‑то побуждал голос поэта, звучащий из каждого окна: соучаствовать, но оставаться индивидуальностью. В первом коридоре Высоцкого — коммуналке, воссоздающей быт квартиры на Первой Мещанской, где он провел детство, — звучит добрососедское «мы». Дальше, за перекосом подворотни, тюремной решеткой, койкой в психиатрической больнице, остается только «я» — резкая, прямая речь. Песня Высоцкого «Я не люблю» — одинокий среди совместной советской культуры манифест личного высказывания.

В современном музейном пространстве, где уживаются вместе экспозиции о звуке, цвете, городе, предмете и еще тысячи «немузейных» вещей, выставка о песне все равно выглядит находкой, осколком цветного бутылочного стекла среди гальки. «Укажите мне край, где светло от лампад, / Укажите мне место, какое искал, / Где поют, а не стонут, где пол не покат», — поет Высоцкий. Почти через 40 лет после его смерти «Коридоры…» кажутся почти тем самым местом.