Виктор Пивоваров: «Сомнение во всем очень свойственно еврейской ментальности»
В июне работы Виктора Пивоварова можно было увидеть сразу на двух столичных выставках. В Отделе личных коллекций ГМИИ им. А. С. Пушкина, на выставке «Сказочники», были представлены его ранние иллюстрации к детским книжкам, и на второй, в Музее Востока, — она получила название «Лисы и праздники», по одноименному альбому художника, — было показано сразу несколько серий, объединенных условно восточной тематикой. Корреспондент «Лехаима» поговорила с Виктором Пивоваровым об обеих выставках — и не только о них.
Ирина Мак Ваша выставка в Музее Востока называется «Лисы и праздники». Почему лисы? Потому что это универсальный образ для всех стран Юго‑Восточной Азии? Вы ведь фактически соединяете в этой выставке традиции Востока Ближнего и Дальнего.
Виктор Пивоваров Лиса в разных мифологиях образ сложный и неоднозначный. Но у меня он очень отличается от интерпретации дальневосточного фольклора, например. Скорее, здесь он ближе к русским сказкам: лисичка‑сестричка, коварная, но обаятельная. Образ лисы возник у меня давно и какое‑то время оставался со мной, но это время закончилось.
Было много работ на эту тему — «Лиса в заснеженном городе», рисунки…
ИМ И, видимо, оттуда же «Малевич в снегу», который на выставке сразу бросается в глаза.
ВП Без Малевича теперь нельзя, он наше все. Это реплика его автопортрета, только с проникшей в него лисой. И это стало предлогом для меня попросить картину для выставки — она постоянно находится в собрании фонда «Екатерина». Но Малевича на выставке можно увидеть еще в одном месте, в скрытом виде. В центральном зале, там, где «Сутра страхов и сомнений». «Сутра» расположена таким образом, что все вместе напоминает супрематический гроб Малевича. Таким образом, Малевич здесь присутствует тайно и явно.
ИМ Соединение еврейского и дальневосточного у вас вылилось в мистификацию: альбом «Лисы и праздники» рассказывает о несуществующем народе, который населяет Еврейскую автономную область, верит в культ Святых лис и имеет длинный список домашних праздников, в которых намешаны разные обряды — иудейские, православные и китайские, японские. Но кажется, что вы все же отталкивались от еврейской традиции.
ВП Вы правы отчасти, хотя в самом альбоме еврейская традиция прочитывается на первый взгляд только в надписях на иврите. А вообще, тексты в альбоме на трех языках — китайском, русском и иврите.
ИМ Это альбом про себя?
ВП Не совсем. Способ восприятия, конечно, мой. Но сама завязка и интрига не имеют личностного характера. Я отталкиваюсь от реального события, создания Еврейской автономной области, одной из бредовых сталинских идей. Не меньший бред, что это «национальное» образование до сих пор существует. Там евреев — чуть ли не один процент. В другой части выставочного проекта — в «Сутре страхов и сомнений» — еврейского еще больше. Может быть, я заблуждаюсь, но сомнение, сомнение во всем, очень свойственно еврейской ментальности. На выставке «Сутра» развернута не полностью, и это даже хорошо, конец там совсем еретический.
ИМ Сомнения — самый естественный способ существования.
ВП Я вам больше скажу, если мы возьмем слово «religio», то в словаре среди многих толкований этого слова будет и такое — «сомневающийся».
ИМ Раз вы заговорили о еврейской ментальности: насколько вам свойственно еврейское самосознание?
ВП Я вырос в абсолютно ассимилированной семье, но ментальность остается и помимо религиозного воспитания.
ИМ Как бы мы ни ассимилировались, временами нам напоминают о происхождении.
ВП Еще как, с самого раннего детства — в детском саду дети отличали евреев. Меня отличали не по имени, не по фамилии, чутьем.
ИМ Били?
ВП Прямо физического насилия я не помню. Но нас отличали и давали понять, что мы чужие. Скорее всего, поэтому и сами еврейские мальчики льнули друг к другу.
ИМ Среди художников — представителей московского нонконформизма очень много таких еврейских мальчиков.
ВП Я бы не акцентировал на этом внимание в данном случае. Быть неофициальным, подпольным художником уже само по себе означало быть изгоем, т. е. евреем. В нашей художественной среде национальных различий никто не делал. Даже если кто‑то из наших коллег оказывался антисемитом, никто это серьезно не воспринимал. По пьянке мог крикнуть «Вот вы все жиды!», но и только.
ИМ Вы оказались сейчас в Москве в счастливый момент, когда здесь работают сразу две выставки с вашими работами. Помимо персональной, в Музее Востока, есть еще «Сказочники», замечательная экспозиция с иллюстрациями к детским книжкам, в которой рядом со знаменитыми рисунками Владимира Конашевича есть книжки Ильи Кабакова, Эрика Булатова, Олега Васильева и ваши. Причем ваши принципиально отличаются от того, что делали Кабаков и Булатов. Если их рисунки очень мало напоминают их же «взрослое» творчество, то ваши узнаваемы сразу, издали видно: здесь висит Пивоваров, «детское» и «взрослое» друг другу не противоречат.
ВП В отличие от Ильи или Эрика, я какое‑то время предполагал, что мне для самовыражения будет достаточно иллюстрации. Я очень люблю книгу, я мечтал работать в книге и считал искусство книги своей профессией. А то, что узнаваем почерк, означает, что этот почерк не исходит из каких‑то уже готовых культурных стереотипов. Причем культурные стереотипы в иллюстрации для детей очень важны и даже необходимы. Кабаков, например, начинал с задания — закончить книгу Конашевича. К старой книжке с иллюстрациями Владимира Конашевича издательство добавило еще какие‑то стихи, и нужно было закончить книгу в стиле Конашевича. Илья овладел этим стилем, он был и остается блистательным стилистом и, скорее всего, единственный и самый последовательный продолжатель Конашевича.
ИМ Как‑то, общаясь с Ильей Кабаковым, я спросила его о детских иллюстрациях. Он сказал, что это было чистое зарабатывание денег, ничего больше. Но мне кажется, Илья Иосифович лукавит.
ВП Поскольку Илья внимательно работает над своим имиджем, он очень давно придумал, что детские книжки — это вроде бы была такая откровенная халтура, как бы он работал «для них». Но поскольку мы часто работали рядом, я видел, как он работает… Какая халтура! Как профессионал он работал с полной отдачей. Все было настолько серьезно, он иногда впадал в истерику, когда что‑то не получалась. С халтурой это не имело ничего общего.
ИМ И похоже, иногда у вас все же была возможность выбирать, что рисовать. Вы иллюстрировали замечательные книжки, там был и Андерсен, и ваш друг Овсей Дриз…
ВП Сначала было ужасно трудно получить хоть какую‑то работу. Трудно и унизительно. Помню первый мой заказ для издательства «Малыш» — это были кубики. Деревянные кубики с буквами, там вроде бы не к чему было придраться — и тем не менее их не пустили в печать. Очень тяжело было начинать. Но мне повезло: у меня сложились очень хорошие отношения с редакторами, причем не с художественными, а с литературными. У меня было три мечты. Первые две — «Оле Лукойе» и «Черная курица». Обе сказки я услышал в детстве по радио. «Оле Лукойе» с Бабановой, это что‑то невероятное, настоящее чудо! Вы понимаете, я воспринимал эти сказки только ухом, моя фантазия была свободна, я сам себе все представлял. А третья мечта — «Синяя птица», которую я уже не только слышал, но и видел в постановке Немировича‑Данченко, в постановке, застрявшей во МХАТе на 50 лет. Так вот, первые две мечты сбылись. А третьего чуда не случилось.
ИМ Но вы продолжаете работать с книгами.
ВП С детскими — нет, а взрослые иногда делаю, но только в тех случаях, когда это что‑то очень близкое мне. Последние две работы — стихи Игоря Холина, вышедшие в переводах по‑чешски (Виктор Пивоваров постоянно живет в Праге. — И. М.). Это мой любимый друг, очень близкий поэт, и я делал эту работу с огромным наслаждением. И вторая книга — «Николай Николаевич» Юза Алешковского.
ИМ Которая только что вышла.
ВП Да, там более 50 иллюстраций. Конечно, «Николай Николаевич» — хулиганская книга, под «презервативом», в который она запаяна, сразу два предупреждения: первое — 18+, и второе — что книга содержит «нецензурную брань и непристойные изображения». Поскольку книга продается в запечатанном виде, ее, к сожалению, в магазине нельзя посмотреть. Впрочем, в книжных магазинах ее и нет, книгопродавцы боятся ее продавать, и поэтому купить ее можно только в издательстве «Пробел» или интернет‑магазинах. Очень жаль. Если бы читатели могли эту книгу полистать, я уверен, мало бы кто устоял.