«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие».

А. С. Пушкин

«Дело Бейлиса» когда‑то гремело на весь мир. Воскрешение памяти об этом деле газетой «Вечерний Киев» считаю правильным и своевременным Данная публикация является откликом на статью А. Козака «В поисках совести», опубликованную газетой «Вечерний Киев» 7 июня 1990 года. . Такое воспоминание поможет бороться с нездоровыми настроениями, отличающимися поразительной живучестью. Ведь до сих пор, через много десятилетий, среди достопримечательностей Лукьяновского кладбища в Киеве числится и могила «убиенного» христианского мальчика Андрея Ющинского. По поводу его гибели существовали две версии. Первая — замучен (обескровлен) изуверами, фанатиками— иудаистами, согласно их древнему ритуалу. Вторая — устранен в связи с угрозой выдать располагавшуюся на Юрковской улице воровскую «малину» семьи Чибиряковых (членом семьи был соученик Ющинского по учебному заведению). В конце концов присяжные заседатели Киевского окружного суда решали вопрос о виновности конкретного лица, «подвернувшегося под руку» обывателя Менделя Бейлиса, которому первая версия была приписана ретивым «аппаратом» того времени. Решение было принято «по совести», и неповинного Бейлиса, к огорчению юдофобских элементов, оправдали (в 1913 году).

Не знаю, откликнутся ли на призыв «Вечернего Киева» потомки поименно названных присяжных заседателей. Но потомок одного из судей, судивших Бейлиса, отыскался. Потомок этот — я. А судьей был мой родной дед (по отцовской линии) Леонтий Иванович Рыжов, член Киевской судебной палаты. И судил он тоже «по совести».

Из услышанных в юности рассказов отца (юриста) и его сестры, современников «Дела», я запомнил некоторые детали, относящиеся к знаменитому «Делу». Сейчас они представляют несомненный интерес. На их основе позволю себе высказать критические замечания, касающиеся статьи А. Козака. Они, безусловно, помогут автору в работе над готовящейся кинолентой «Господа присяжные заседатели», посвященной процессу М. Бейлиса. Помимо личных воспоминаний, я пользуюсь данными, приведенными в книге А. С. Тагера «Царская Россия и дело Бейлиса» (Издательство «Советское Законодательство», 1934). Единственный экземпляр этой книги имеется в Публичной библиотеке АН УССР (шифр В‑186057).

Самое важное, на мой взгляд, заключается в том, что уголовное (а по сути, политическое) «Дело Бейлиса» сейчас вновь приобретает особый интерес — как поучительный первоисток беззаконий, творившихся во времена сталинщины и в период застоя. Это провокационное дело было задумано и сфабриковано царским правительством с совершенно определенной целью — отвлечь народные массы от революционной борьбы с существующим строем и «перепрофилировать» такую борьбу на национальную рознь. Желательный итог «Дела» был подсказан «сверху» (прообраз последующего «телефонного права»). Интересы неподкупного правосудия и служения истине при этом нагло приносились в жертву конъюнктурным соображениям. Неуклюжая попытка правительства провалилась, так как еще «сработал» добропорядочный механизм прежнего суда, и истина в конце концов восторжествовала. Инспираторы «Дела» остались «с носом», «сели в лужу». Подобный опыт, по всей вероятности, был учтен будущими заправилами так называемой «советской юстиции», пополнявшей обильной жатвой камеры смертников и дебри ГУЛАГа — уже вне связей с судебной процедурой.

В статье А. Козака я отмечаю неточность и одну немаловажную фактическую ошибку.

Во‑первых, утверждение о ритуальном убийстве родилось не «во время похорон мальчика» (на основе распространявшихся прокламаций), а раньше. Об этом говорит тот факт, что труп дважды подвергался судебно‑медицинскому исследованию. Причем во второй раз — уже с явной нацеленностью на ритуальный характер убийства. В толпу, провожавшую гроб до могилы, таким образом, была пущена готовая версия (слух о которой распустили заранее).

Во‑вторых, оправдание М. Бейлиса автор статьи «В поисках совести» относит исключительно к нравственному подвигу 12 присяжных заседателей‑украинцев. Нисколько не умаляя их роль, следует напомнить о том, что присяжные вышли на сцену лишь в финальном акте — для оценки того материала, который был подготовлен и интерпретирован длительной,кропотливой работой судейских чиновников. А «Дело» длилось около двух лет (1911–1913) и проходило по инстанциям тогдашнего судопроизводства — через Киевский окружной губернский суд, а также через кассационный орган, Судебную палату (нечто вроде нынешнего нашего Верховного Суда), надзиравшую за юридической службой нескольких губерний. Решения Судебной палаты отменялись только Сенатом (Петербург) или лично царем. Члены Палаты считались сановниками. Кстати, главный герой повести Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича», большой барин, являлся членом Судебной палаты.

По расследованию и подготовке «Дела» к многократным слушаниям личный состав судейских учреждений Киева провел гигантскую работу, вокруг которой кипели политические страсти и разгорелась борьба прогрессивного и консервативного лагерей. Однако эта работа осталась вне поля зрения А. Козака.

Весьма характерны позиции двух экспертов, участвовавших в «Деле». Одним из них был профессор по кафедре древнееврейского языка Киевской духовной академии священник Александр Глаголев. Тот самый отец Александр, который под его собственным именем выведен на первой странице романа М. А. Булгакова «Белая гвардия» (друг и сослуживец отца писателя). Он полностью отрицал возможность реализации легенды — мифа о ритуальных убийствах (детей), якобы совершаемых евреями с целью получения христианской крови для выпечки пасхальной мацы. В защиту Бейлиса и еврейского населения выступил также киевский православный митрополит Флавиан (Городецкий).

Другой эксперт, профессор‑психиатр И. А. Сикорский, ярый монархист‑черносотенец, напротив, прилагал все усилия к тому, чтобы погубить М. Бейлиса, и о выяснении истины не заботился. Согласуясь с позицией этого эксперта, перед окончательным заседанием суда антисемиты‑погромщики распространяли листовки соответствующего содержания. Одна из них сохранилась в бумагах деда. Прилагаю ее ксерокопию.

Задумав провокацию в отношении еврейского населения России, царское правительство (в лице министра юстиции) пошло на необычный для того времени шаг — оно оказало тайное давлений на киевскую судебную корпорацию (с целью во что бы то ни стало получить обвинительный Приговор несчастному Бейлису). На посту председателя Окружного суда оказался сочувствовавший черносотенцам покладистый Ф. А. Болдырев, должность прокурора занимал беспринципный Н. В. Брандорф.

Давление «верхов», как рассказывал мой покойный дед в кругу семьи, большинство его коллег ощутило в полной мере. Будучи людьми благонамеренно‑благоразумными и послушными начальству, названные коллеги, к сожалению, не нашли в себе мужества для противостояния попытке превратить суд из органа правосудия в инструмент расправы. В связи с этим по киевским судебным инстанциям «Дело» Бейлиса — в угоду петербургским «дирижерам» — проходило с явным обвинительным уклоном.

И только при кассационном рассмотрении «Дела» в Киевской судебной палате нашлись два члена, заявившие «особое мнение». Одним из них был Павел Демьянович Каменцев, вторым — докладчик по делу П. И. Рыжов. Обращаюсь к упоминавшейся выше книге А. С. Тагера. Там написано: «… в секретных делах министерства юстиции сохранилось доставленное туда в копии особое мнение двух членов судебной палаты — Каменцева и Рыжова — по вопросу о предании Бейлиса суду. По телеграфному распоряжению из Петербурга оно было доставлено министерству юстиции и вызвало там, по— видимому, смущение и волнение» (с. 112). А на с. 113 и 114 Каменцев и Рыжов характеризуются как «лица судебного ведомства, не утратившие своей добросовестности». Только они оказались настоящими служителями правосудия, осмелившимися бескомпромиссно, наперекор директивам правительства, во всеуслышание заявить о том, что улики против М. Бейлиса несостоятельны.

По существовавшим правилам в случае осуждения Бейлиса деду (которому тогда было уже за 60 лет) предстояло получить отставку без пенсии. Кроме службы, других средств к существованию он не имел. Такая перспектива грозила катастрофой. К счастью, все обошлось. Однако пережитое волнение пагубно отразилось на здоровье деда: перенапряжение 1911–1913 годов вызвало прогрессирующее сердечное заболевание, от которого он вскоре скончался.

Привожу краткие биографические сведения о моем деде. Родился Л. И. Рыжов в 1848 году. Происходил из запорожской казацкой старшины. Предок его, полковник Руденко‑Рудый, был одним из сподвижников Петра Великого, участвовал в Полтавской битве, его портрет имеется в Полтаве (музее, посвященном этому сражению). При Екатерине II наши предки сменили свое «шляхетство» на российское потомственное дворянство и стали — по русскому образцу ‑именоваться Рыжовыми. Отец деда был офицером флота, дослужился до адмиральского чина, умер на посту губернатора портов Азовского моря. Дед окончил юридический факультет Харьковского университета, затем занимал различные должности в судебном ведомстве, хорошо двигался по службе, рано получил чин действительного статского советника («гражданского генерала»). По свидетельству современников, в юридическом мире г. Киева он пользовался большим уважением как превосходный юрист и человек кристальной честности, неподкупности, безукоризненной принципиальности. Его авторитет среди сослуживцев был исключительно высок. По убеждениям своим дед относился к либеральной интеллигенции, прекрасно знал недостатки строя, при котором служил. Его политические симпатии принадлежали партии конституционных демократов (кадетов). Однако в ее ряды он не вступил, так как считал любую партийность несовместимой с должностью судьи.

Скончался Л. И. Рыжов 22 января 1918 года, похоронен на Лукьяновском кладбище. С горечью нужно сказать, что умер он вовремя. Как бывшего крупного царского чиновника, в будущем его бы ждали одни неприятности. В живых деда я не застал: он умер за 3 года до моего рождения.

У меня хранится оставшаяся от деда групповая фотография членов Киевской судебной палаты и руководства Окружного суда, на которой изображены коронные судьи, принимавшие участие в «Деле Бейлиса». Хорошо, что я когда‑то запомнил фамилии изображенных на ней людей (со слов моего отца, лично их всех знавшего). Посылаю Вам ее ксерокопию.

Не скрою: мне очень приятно, что мой дед оказался по‑настоящему честным, глубоко порядочным человеком, не способным осудить заведомо невиновного человека. Пусть память о нем как образец для подражания живет не только у моих детей и внуков, но и у нашей общественности.

Настоящее мое письмо, вне зависимости от решения вопроса об его опубликовании в «Вечернем Киеве», прошу довести до сведения А. Козака.

20 июня 1990 года

От редакции журнала «Лехаим»

Письмо профессора, доктора медицинских наук Юрия Николаевича Квитницкого‑Рыжова передано нашему автору А. Козаку редакцией газеты «Вечерний Киев». Это письмо, содержащее существенные детали «Дела Бейлиса», мы печатаем с разрешения А. Козака. С сожалением сообщаем нашим читателям, что профессор Квитницкий‑Рыжов скончался летом прошлого года.

(Опубликовано в № 23)