Материал любезно предоставлен Tablet
(«Американcкая девочка»)
Я всегда любила кукол. В детстве мне никогда не надоедало с ними возиться — то я их усердно нянчила, то вымещала на них свои обиды. Больше всего мне нравились пупсы — особенно с мягким и упругим тельцем, — и куклы приблизительно одного со мной возраста (наверное, поэтому я была так равнодушна к Барби). Такая привязанность к куклам сподвигла меня лет в девять или десять на первые формальные литературные потуги: я отождествляла себя с куклами, ибо, как и они, была во власти не своих желаний, а сторонних сил. Результат моих трудов — стихотворение под названием «День из жизни викторианской куклы» — потом в итоге, заодно с прочими юношескими опусами, выбросила моя не в меру ревностная домработница, но до сих пор, хотя прошло четыре десятка лет, я помню первые строки: «Забытая, брошенная, отторгнутая/ сижу и жду, когда хозяйка / одарит взглядом меня, растрепу». Не нужно быть фрейдистом, чтобы догадаться: несчастная кукла — это я сама, жаждущая, чтобы на нее обратила внимание «хозяйка», то бишь мать.
В общем, неудивительно, что как только до меня дошла новость о Ребекке Рубин, я, невзирая на солидные лета, поспешила ее заказать. Ребекка, как, наверное, уже знают многие из вас, — это первая кукла‑еврейка, выпущенная в серии «Американская девочка» ; и хотя ей предшествовала некая Линдзи Бергман, ставшая «Девочкой года» еще в 2001‑м, именно Ребекку компания включила в постоянную тематическую коллекцию. Эта кукла высотой 46 сантиметров и ценой в 95 долларов появилась на свет существенно позже представительниц других этнических групп: в наличии уже имелись коренная американка, афро‑американка, американка‑мексиканка и американка‑китаянка. А поскольку мир «Американской девочки» практически до бесконечности изобретательный (читай: дорогостоящий) и аксессуары в нем важны не менее самой куклы, я также заказала набор — коробку с шестью книжками в мягкой обложке, чтобы узнать о Ребекке все‑все, а к ним — школьную форму, школьные принадлежности (среди которых обнаружился ланч‑бокс, а в нем — крохотные ругелах , огурчики и бейгл с сыром) и, как‑никак ортодоксальная еврейка, хоть и не слишком ревностная, все равно впадает в ностальгию при воспоминании об ужине в пятницу, «набор для шабата». А аккурат к грядущей Хануке — вот, пожалуйте, есть для вашей Ребекки персональный набор для Хануки (22 доллара), сделано в Китае: позолоченная менора старого образца (выглядит так, будто передавалась из поколения в поколение), девять синих свечей, деревянный дрейдл и три праздничные монеты — одаривать детей на Хануку. Также имеются платье для Хануки (28 долларов), что‑то вроде сарафана в ультрамодную полоску сливового цвета, колготы, лента на голову и милипусечные белые выходные туфли.
Однако тут же возникает вопрос: «А похожа ли она вообще на еврейку?» Этот вопрос, разумеется, поднимает еще большую и извечно болезненную тему — а что значит «походить на еврейку»? «Нью‑Йорк таймс» в статье о Ребекке разъяснил: «Если по другим куклам можно было с первого взгляда догадаться об их этнической принадлежности, то внешность девочки‑еврейки дает гораздо больше поводов для споров». Что здесь подразумевается — этнические стереотипы, гадкий намек на своего рода физическую шейлоковатость, некий мрачный образ родом из Варшавы XIX века — в высшей степени непривлекательная брюнетка с унылым длинным носом? Или же здесь речь совершенно об ином — об одухотворенном воплощении еврейства: горящие глаза, высокие скулы знойной левантинской красавицы? На деле же маркетологи «Американской девочки» поопаслись и выдали усредненную, прошедшую через плавильный котел версию еврейской внешности с очень легким семитским налетом, что касается выбора цвета глаз (они ореховые) и, возможно, некоторой заостренности подбородка.
Над цветом волос Ребекки явно ломали голову не один год (предварительная работа над этой куклой началась аж в 2000‑м), а поскольку в первый раз выбор был сделан в пользу темно‑рыжего — вспомните Кэтрин Росс в «Выпускнике» , как она бежит по кампусу университета Беркли, а ее длинные блестящие волосы развеваются, — то теперь создатели стремились к оттенку, который пресс‑секретарь компании описала как «средне‑каштановый с рыжеватыми бликами». То бишь по‑простому: обычные еврейские темные. С тем прицелом, что Ребекка потом будет за большие деньги осветлять себя в блондинку, ей подкорректировали и нос. (Сейчас ее нос выглядит вполне безобидно, но одному Б‑гу известно, во что он мутирует за решающие пубертатные годы.) Моя домработница, полька, вообще утверждает, что Ребекка — вылитая ирландка; лично я с этим утверждением не согласна, но каждому свое.
Подобно всем куклам «Американской девочки», Ребекка Рубин — эта Ребекка Рубин (потому что есть ведь и реальная Ребекка Рубин, чьей тезкой кукла случайно оказалась, — экотеррористка, 36 лет, ФБР считает ее «вооруженной и очень опасной») олицетворяет конкретное время и конкретное место в истории. На дворе 1914 год, Ребекке 9 лет, она живет в Нижнем Ист‑Сайде, в съемной квартире, носит платье в «елочку», черные чулки с двухцветными башмаками — ну вылитая героиня Сидни Тейлор , одна из сестер из ее книг «Семейка как на подбор». Из книжки «Знакомьтесь с Ребеккой», первой в наборе (плюс 39,95 доллара либо 74,95 доллара за мягкую и твердую обложку, соответственно), мы узнаем, что она из семьи еврейских иммигрантов из России; отец (которого зовут Папуля) держит обувную лавочку, а мать (Мамуля) хлопочет по хозяйству. Помимо Ребекки в семье еще четверо детей плюс вместе с ними живут бабушка с дедушкой из России (которых несколько непоследовательно зовут Бобэ и Дедуля, одной ногой в Старом Свете, одной в Новом). Бобэ печет халу для пятничного ужина и разливает по тарелкам «золотистый куриный супчик», остальные — включая двоюродного брата Ребекки Макса Шеферда, урожденного Мойше Шерешевского, — собираются на шабат за столом, украшенным аккуратно сложенными льняными салфетками.
Возможно, это говорит моя еврейская паранойя, вечно выискивающая признаки антисемитизма, но меня сразу задел меркантильный подтекст, который пронизывает все «Знакомьтесь с Ребеккой». Рубины описаны как люди, стесненные в средствах, а меж тем Ребекке, что несколько странно, справляют платье, новое, а не перешедшее по наследству от сестер, — ради хага , который даже не предполагает торжественного выхода в синагогу. Однако все заинтересованные могут узнать подробности в «Свече для Ребекки» — другой из шести книг набора: в ней объясняется, что старшие сестры, Софи и Сэди, надставили новогоднее платьишко, из которого девочка выросла, и преподнесли ей его на Хануку. А еще, до кучи, счастливице Ребекке перепали козетка (98 долларов), набор для фотографирования (44 доллара), платье для походов в кино (32 доллара), комод для одежды (100 долларов) и спальный гарнитур из 11 предметов, с двумя котятками в придачу, — его можно приобрести всего за каких‑нибудь 170 долларов.
Мне трудно представить, чтобы такая тема возникла в книгах о Фелисити, Кирстен или Эдди — видимо, эти девочки больше заняты тем, что учатся доить коров или надевать цепи на колеса машины в непогоду, и хотя, несомненно, цель тут — показать предпринимательскую одаренность, часто приписываемую нашему племени, тем не менее кое‑что здесь меня коробит. Страницы «Знакомьтесь с Ребеккой» пестрят упоминаниями о деньгах и способами их раздобыть, рассуждениями, хватит денег или не хватит, — все это противоречит хеймиш подробностям касательно субботних обычаев, еврейского театра и «движущихся картинок». Их дядя Яков — он живет в России — присылает письмо, в котором слезно молит купить ему и его отпрыскам — они боятся угодить в царскую армию и голодают — дорогущие билеты на корабль, чтобы они могли соединиться в Нью‑Йорке с семьей. Даже русская народная сказка, которой потчует домашних двоюродный брат Макс, и та не без намека на денежную тематику: алчный богач заводит тяжбу с бедным фермером из‑за новорожденного жеребенка.
Дабы не нарушить сюжетную интригу (хотя это отнюдь не «Клан Сопрано» ), достаточно будет сказать, что оборотистая Ребекка изобретает не один способ подзаработать денежек — и открыто, и втихомолку, — чтобы купить пару подсвечников и, как Сэди и Софи, зажигать свечи на шабат. Цель, безусловно, достойная, а вот способ ее достижения хромает как с моральной, так и с материальной точки зрения; богатый испорченный мальчишка, ровесник Ребекки, приходит с матерью в лавку ее отца за новыми ботинками и ведет себя с девочкой заносчиво, а та вынуждена терпеть, и это при том, что мать мальчика — первая, кто покупает у нее изделие — одну из вязаных салфеточек, припасаемых малышкой в качестве будущего приданого.
В следующие несколько недель другие посетители отцовской лавки покупают Ребеккино рукоделие — то настольную дорожку, то накидку на подушку, — а девочка продолжает претворять в жизнь свой бизнес‑план, складывая‑вычитая в уме жалкие доходы и прикидывая нужную сумму: «С двадцатью пятью центами от миссис Берг выходило всего пятьдесят два цента. Даже если сторговаться с лотошниками, все равно этого не хватит. Меньше чем за два доллара подсвечники не купишь». (А когда сестры читают вслух гамлетовское «Быть или не быть, вот в чем вопрос», Ребекка реагирует в духе настоящей «еврейской принцессы»: «Купить иль не купить, — думает она, — вот в чем вопрос!»)
Когда Папуля, глава семейства, столь же сребролюбивого, сколь и богобоязненного, узнает о тайных деловых махинациях дочурки, он, вместо того чтобы рассердиться, раздувается от гордости. «Когда твоя дочка — успешная американская бизнесвумен, что остается отцу? Лишь сесть поудобнее да наблюдать». А когда образец для подражания у нынешних юных евреек Леона Хелмсли , что остается читателю? Лишь надеяться, что иноверцы не возьмут себе это на заметку.
И все же, наверное, это неплохо, что у еврейских девочек теперь есть своя «Американская девочка». Спишем это на потребу в разнообразии или просто на выверенную логистику рынка, все равно Ребекка Рубин со своими обусловленными традицией дорогущими аксессуарами, несомненно, нужна. Хитроумные маркетологи «Американской девочки» явно умеют находить золотую жилу. 
Оригинальная публикация: Massive European study finds large gap in East, West acceptance of Jews