Тень и ее место

Беседу с Ильей Эйпельбаумом и Майей Краснопольской ведет Ирина Головинская 19 июня 2014
Поделиться

Театр «Тень» показал недавно премьеру своего нового проекта КукКафе «У. Шекс­пира». Как написано на сайте театра, «спектакли идут на кукольной сцене, расположенной внутри антикварного буфета. <…> Каждый столик сможет заказать и посмотреть с остальными гостями одну из предложенных пьес. В антрактах гости смогут попробовать закуски и десерты, тематически связанные с произведениями Шекспира». О спектакле и о том, что ему предшествовало, рассказывают Илья Эйпельбаум и Майя Краснопольская, создатели театра «Тень».

Ведьма из сыра

Ирина Головинская Что такое КукКафе?

Илья Эйпельбаум Можно сказать, проект назван в честь датчанина Олле Ноэля Кука, основателя первого подобного заведения, чью идею подхватил Петр Первый, пригласивший для увеселения черни и в целях экономии кукольный театр — деревянным артистам не надо платить жалованье. А можно проще. «Кук» — сокращение от «куклы».

ИГ Почему ваше КукКафе называется «У. Шекспира»?

ИЭ Совместить еду со спектаклем мы давно задумали. Кабаре не хотелось — я не люблю эстраду. И не хотелось, чтобы зрители сидели по рядам, хотелось что-то вроде клуба. Так возникла идея коротких маленьких спектаклей. Посмотрел спектакль — поел, посмотрел — опять поел.

ИГ Очень много гуманизма для пуб­лики.

ИЭ Но нам еще надо, чтобы то, что между приемами пищи, было искусством, а не только для развлечения питающихся. То есть что-то интересное, сложное и многослойное, такая вещь, которую ставят все серьезные театры. И возникла идея взять серьезную пьесу, ужать ее до 10 минут и показать так, чтобы даже человек, который ничего не читал, понял, о чем идет речь. Такой дай­джест. В этих коротких спектаклях мало было просто наметить фабулу, надо предъ­явить публике и какие-то шекс­пировские идеи. То есть Шекс­пир тут важен, это не просто повод. Это второй план. Третий план — как поставить. Я придумываю виртуального режиссера, который ставит у нас, допустим, «Двух веронцев», в своей уникальной манере. Еще надо придумать ход художника-постановщика — как он представляет себе это пространство? Так получилась сложная, дорогостоящая вещь. С очень долгим подготовительным периодом. И мы хотим в таком формате поставить 1000 пьес: Шекс­пир, Островский, вся мировая драматургия.

ИГ Вы совместили театр с едой, причем ваша кухня — это не обычный театрально-буфетный набор. У вас «тематический» ассортимент по мотивам Шекспира, изысканно приготовленное и поданное на специальной посуде произведение искусства.

ИЭ Мы хотели, чтобы это не было просто буфетом, хотя в театре буфет — очень важный элемент! Вообще, соединение искусства и еды — вещь очень правильная. А у нас театр и еда соединяются буквально: все блюда обозначают или персонаж из шекспировской пьесы, или сцену, или всю пьесу целиком. Наш бутафор делает обычный реквизит, только ведьма, или Джулия, или сцена кораблекрушения изготовляются не из папье-маше, а из сыра, колбасы или халвы.

Искусство монтажа

ИГ Илья сказал, что в КукКафе — архаические кук­лы, старомодный способ управления ими, нечто вроде кукольного театра Карабаса Барабаса. При этом ваш шекспировский проект — абсолютно современное, актуальное искусство. Ваш фирменный стиль здесь проявляется, может быть, даже ярче, чем в каких-то новаторских постановках. Как вам удается такими простыми, в общем, средствами донести до зрителей весь круг ваших художественных идей?

Майя Краснопольская У нас нет идей!

ИЭ Изречение Эйзенштейна о том, что искусство кино — это искусство монтажа, относится и к театру. А для нашего театра монтаж — ключевое понятие. Когда ты берешь куклу оттуда, декорации отсюда, человек что-то рассказывает со сцены, а сама сцена помещается в спичечном коробке — это все монтаж, как говорил Эйзенштейн, разных аттракционов, разных номеров, приемов, частей, которые сами по себе могут озна­чать что-то одно, а собранные вместе в определенном порядке — совсем другое. Это сразу рождает чувства, мысли, ассоциации. Одно дело, допус­тим, играть гимн СССР, показывая Великую китайскую стену, и совсем другое — в фильме про Великую Оте­чественную войну. В общем, в этих сочетаниях рождается нечто — это и есть наш язык. Используя кусочки текстов, кусочки музыки, что-то дописывая, дорисовывая, мы все это соединяем в единый текст. А если все расчленить — будет просто хорошая музыка, красивые декорации, хорошо сделанные куклы, ну или плохо сделанные куклы. Кстати, для спектакля «Два дерева» мне были нужны именно плохо сделанные куклы, и я специально искал плохого художника. И нашел, это нетрудно, стоит только пойти в Измайлово. Иногда, чтобы соединить для спектакля кусочки, нужны плохие ингредиенты. Не значащие ничего. Я бы сравнил соединение этих разрозненных частей с приготовлением еды, раз уж кулинария для нас значимый элемент. Когда ты что-то готовишь, тебе не нужен набор готовых продуктов, из них не сваришь борщ. Нужны только сырые!

ИГ Сырое и вареное, жизнь и культура… У вас все перемешано. А вы сами как себя трактуете? Свою художественную задачу?

ИЭ У нас нет никакой задачи. Мы делаем только то, что нам интересно. Для меня очевидно: художник никогда ничего не хочет сказать. Через него говорится. Если ему есть что сказать, он берет кис­точку и рисует.

Мы никогда не трактовали себя как детский театр. Да, кукольный — но не только детский. Это театр ВООБЩЕ. Когда я слушаю твои впечатления от наших спектаклей, от других зрителей — это откровения. Для меня все, конечно, выглядит иначе. Начиная новую вещь, я никогда не знаю, что получится. Такое вот путешествие с интригой. Общее понимание, разумеется, присутствует, некая концепция: если у нас Шекспир, то это будет обязательно с иронией, с большим количеством смешных мест, но ни в коем случае не пародия. Вот так мы сейчас понимаем нашего великого Барда.

Ступни Николая Цискаридзе в спектакле «Полифем»

Ступни Николая Цискаридзе в спектакле «Полифем»

Признаки театра как такового

ИГ Вы меняетесь, меняете вывеску. Вы сейчас кто — театр теней? Кукольный театр?

ИЭ Мы называемся театр «Тень», и это мало что значит, мы просто начинали с теневых спектаклей. Потом стали переключаться на другие виды кукольного театра: марионетки, прижимные куклы — это особый подвид теневого театра, когда куклы прижимаются к экрану. Мы никогда не позиционировались как театр какой-то одной системы. Потихоньку стали музыкальный театр делать, оперы ставить, с оперными певцами. Неизвестная опера Чайковского «Лебединое озеро», которую мы реконструировали, вот это был уже настоящий оперный театр с элементами театра теней. Жизнь вокруг меняется, мы меняемся.

ИГ Какое вы себе отводите место в современном искусстве?

ИЭ Мы несколько лет участвовали в конкурсе на премию «Золотая мас­ка» в номинации «Новация», то есть в эту номинацию попадал эксперимент, то, что нельзя поместить ни в какую классификационную клетку. Так что мы на всех театральных смотрах были в самой суперсовременной компании, потому что мы синтетический театр, который не имеет признаков формы и жанра, а имеет признаки театра как такового. Лицедейство, представление нереального, гротескного. Синтетический театр — основная форма, в которой мы работаем. Вспомнить хотя бы наши спектакли: «Апокалипсис», «Лиликанский Музей театральных идей», «Полифем», где приглашенная звезда — Цискаридзе. «Полифема» же нельзя отнести к балетному жанру, это смешно: балетный артист танцует с маленькими куклами, едва помещаясь одной ступней в очень ограниченном пространстве…

Два еврея

ИГ Как получилось, что вы с 1990 года владеете таким прекрасным помещением почти в центре Москвы?

МК Мы с Илюшей решили, что у нас должен быть свой театр, сделав вместе свой спектакль. Мы познакомились, когда меня позвали в Строгановку, где он учился, отрабатывать со студентами из театральной студии «Строгановские куклы» сцендвижение. Он заинтересовался театром теней, где я тогда работала, посмотрел что-то у нас, сказал, что совсем не это имел в виду, но что все это очень интересно. А я там с однокурсником делала пьесу Попеску «Солнечный луч». И я его позвала художником. Потом он предложил что-то еще сделать вместе, мы стали работать, поженились, дочка наша, Марта, родилась, и сразу за ней — наш первый спектакль «Волшебная дудочка». Мы его показывали по клубам, по ДК, а когда родился наш сын Сеня, мы уже твердо решили, что будем театром-студией. Самостоятельная единица. В 1988 году мы зарегистрировались как кооперативное предприятие. Мы узнали, что рядом, в Вышеславцевом переулке, есть пустая котельная, во дворе синагоги, где сейчас еврейский Общинный центр, и рядом с поликлиникой МВД. Это была производственная площадь, страшная, как после бомбежки. И началась эпопея. Я каким-то неизвестным способом проникла к главному эмвэдэшному начальству. То есть на пятый этаж Петровки, 38, где весь генералитет (котельная находилась на территории, принадлежащей системе МВД). Я сидела в приемной некоего генерала по хозчасти несколько дней. Когда он проходил мимо, я вставала во фрунт и ела глазами начальство: грудь вперед, кудряшки дрожат, голубые глаза распахнуты.

ИГ И улыбка фирменная с ямочками на щеках?

МК Никакой улыбки, что ты, мы тут серьезным делом занимались. И на третий день моей вахты он меня принял. Помню, вошла в кабинет строевым шагом и отрапортовала: «Товарищ генерал, будущее наших детей зависит от того, будут ли сейчас все объекты недвижимости проданы кооперации, под торговые точки, уйдут к грузинской мафии и все такое. Или же мы все-таки сделаем что-то для наших собственных, московских детей, чтобы они могли ходить и в театр тоже! И мы можем с вами сделать так, чтобы котельная, которая никому не нужна, была отдана детскому театру». В результате я получила бумагу, завизированную всем пятым этажом, что эта котельная отдается детскому театру «Тень». Секретарша, с которой я за время своей вахты успела подружиться навек, позвонила мне на следующий день и с придыханием сказала: «Он подписал!»

ИГ Но вы туда так и не вселились.

МК Нет. Потому что Б-г есть. Через два дня эта секретарша позвонила в слезах и сказала, что был жуткий скандал, генералу дали по шее, а решение о передаче нам котельной аннулируется.

Если б мы были чуть слабее, этот удар нас убил бы — такая была эйфория. Но Илюша собрался и пошел в рай­исполком узнавать, что случилось. Оказалось, что, когда решение о передаче котельной проходило через Кировский рай­исполком, местный начальник, курировавший идео­логию, позвонил в политотдел МВД и сказал: у вас руководство потеряло бдительность, вы отдаете двум евреям котельную рядом с синагогой. Якобы под детский театр. А котельная граничит с вашей поликлиникой. Значит, засевшие в котельной евреи, руководимые из синагоги, будут считать, сколько личного состава пришло в поликлинику, сколько красных околышков, и сообщать врагам. Вы вообще видели, кому вы отдаете это помещение, фамилии их читали? Какой кукольный театр — все шито белыми нитками! Фамилия его была Струков.

И вот этот горлум Струков нас спас. Потому что мы вложились бы в многотысячный ремонт, все там оборудовали — а потом нас непременно выкинули бы оттуда, к гадалке не ходи.

ИГ А здесь, где вы сейчас, ЖЭК находился?

МК Да, и начальник ЖЭКа, которому Илюша рисовал плакаты на Первое мая, предложил нам подать заявление на помещение, поскольку ЖЭК выезжал. И нам отдали это помещение, хотя Струков пытался воспрепятствовать. Но я его опередила: ухитрилась добыть ордер за три дня! Опять не знаю, каким чудом, на энтузиазме и совсем без денег!

А словосочетание «два еврея» в этой истории прозвучало еще раз. Префект Систер, которого мы ждали в коридоре префектуры, чтобы попросить субсидию на содержание помещения, спросил своих помощников: «Кто это и что им надо?» — «Это театр “Тень”, они субсидию просят». «А, — барственным баритоном пропел префект, не смущаясь нашим присутствием, — это те два еврея, которые театр сделали. Ну дайте что им надо».

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Первая Пасхальная агада, ставшая в Америке бестселлером

Издание было легко читать и удобно листать, им пользовались и школьники, и взрослые: клиенты Банка штата Нью‑Йорк получали его в подарок, а во время Первой мировой войны Еврейский комитет по бытовому обеспечению бесплатно наделял американских военнослужащих‑евреев экземпляром «Агады» вместе с «пайковой» мацой.

Дайену? Достаточно

Если бы существовала идеальная еврейская шутка — а кто возьмется утверждать, будто дайену не такова? — она не имела бы конца. Религия наша — религия саспенса. Мы ждем‑пождем Б‑га, который не может явить Себя, и Мессию, которому лучше бы не приходить вовсе. Мы ждем окончания, как ждем заключительную шутку нарратива, не имеющего конца. И едва нам покажется, что все уже кончилось, как оно начинается снова.

Пятый пункт: провал Ирана, марионетки, вердикт, рассадники террора, учение Ребе

Каким образом иранская атака на Израиль стала поводом для оптимизма? Почему аргентинский суд обвинил Иран в преступлениях против человечности? И где можно познакомиться с учениями Любавичского Ребе на русском языке? Глава департамента общественных связей ФЕОР и главный редактор журнала «Лехаим» Борух Горин представляет обзор событий недели.