30 августа в Гатчине (Ленинградская область) умер актер Михаил Светин.

«Светин» — это всего лишь «Светин папа». В 35 лет он взял псевдоним по имени новорожденной дочери. И смешно. И в еврейских традициях. Евреи часто почти так и получали фамилии: Малкин, сын Малки, Белкин, сын Бэлки. Светин, при его природном напоре и обаянии, был почему‑то неудачливым артистом, пока его звали Михаил Соломоныч Гольц­ман. Он сменил фамилию. И удача пришла.

Он родился в Киеве в 1929‑м. Жили бедно, вчетвером на 14 метрах. Хотя деды были солидными торговцами — в Крыжополе имели галантерейную фирму, называлась «Товары из Варшавы». Есть даже фотография, где они сидят уверенно, победно, подбоченясь, и в пенсне.

В эвакуации в Ташкенте Миша уже сам кормил семью. Продавал на рынке… воду. Простую воду из чайника. Мишу забирали в милицию за спекуляцию. И отпускали. Соседи вязали чулки и доверяли Мише с мамой их продавать. У мамы не получалось, зато получалось у сына — он выдавал соседские чулки за ворованные. А на ворованный товар у ташкентской публики текли слюни и распахивались кошельки.

Но до Ташкента Миша с мамой едва дожили. Мама не хотела бежать — говорили, что при немцах будет лучше. Старики помнили, какими цивилизованными были немецкие оккупанты в Первую мировую. Так евреи и оказывались в Бабьем Яру и в сотнях других братских могил. Но Миша умудрился подцепить туберкулез. Мама смогла отправить дитё в санаторий в Крым — в мае 1941 года. Через пару месяцев рванула к родным в Ташкент и всеми правдами и неправдами вытребовала сына к себе. А всех сотрудников санатория и детей потом немцы расстреляли. С куском сахара в кармане месяц он добирался до Ташкента. Там уже ждали родственники — из Крыжополя, Киева и Одессы. Светин называл их «немножечко люди от искусства». Это они спрятали ребенка под стол, чтобы «был‑таки для мамы сюрприз».

После войны Миша побежал в драмкружок — мечтал стать актером, сходил с ума от Чаплина. Образование, впрочем, получил музыкальное. Как‑то загородил (буквально) дорогу Аркадию Райкину и не отпускал, пока тот не согласился прослушать его. После фразы: «В одно прекрасное утро хоронили коллежского асессора, умершего от двух болезней, столь распространенных в нашем отечестве: от злой жены и от алкоголизма» Райкин хохотнул, а дальше смеялся открыто. Чудом (несмотря на отсутствие ставок, через Минкульт) принял Светина в труппу. Характер у Светина был вспыльчивый… Он поругался с женой Райкина. С тех пор за ним водилась эта привычка — ругаться с нужными людьми.

Потом будут провинциальные театры. И Ленинград. Не спрашивая «корочек», полагаясь на фактуру и энергетику, актера будут приглашать Данелия, Гайдай, Додин, Фоменко. Так он и прошутил всю жизнь.

У Светина много театральных работ, а всем известная фильмография насчитывает более 120 картин. С женой, которую он увидел 17‑летней и сразу женился, прожил почти 60 лет. Бывает же такая легкая и счастливая жизнь… Но любимой ролью считал одну, никому не известную — в фильме «Не было бы счастья», где «сыграл самого себя». Совершенно одинокого человечка. Вечерами он выходит в подъезд и ждет, с кем бы застрять в лифте — поговорить.

А истории про войну Светин рассказывал так, что мало с кем сравнить. Видел, как вешали в Киеве немцев, и это один из самых страшных рассказов о войне. Площадь была полна, люди висели на деревьях. Под виселицу подъехали грузовики, долго стояли. Пленные лежали на дне. Один вырвался, его схватили за ноги, поволокли и сунули в петлю. Молодые немцы молили о пощаде. Толпа кричала: «Смерть фашистам!» А как иначе — те же немцы вешали и зарывали людей живьем. Пришла расплата — так ведь? Люди ликовали. А потом случилось странное. Торжество справедливости обернулось чем‑то ужасным, чего никто не мог понять. Грузовики медленно отъехали, под виселицей вытянулись казненные фигурки в шинелях, и толпа выдохнула единым «ах». И все отвернулись. «Мы почувствовали себя… не людьми. Радости не было. Она была, когда фашистов вот‑вот должны были наказать, но участвовать в казнях нормальным людям нельзя». Так это рассказывал Михаил Светин.