В 2017 году в Испании случился общественный раскол по вопросу перезахоронения останков Франсиско Франко. Менее известный факт состоит в том, что парагвайские власти, в свою очередь, намерены вернуть на родину останки Альфредо Стресснера, военного лидера, установившего продолжительную антикоммунистическую диктатуру с 1954 по 1989 год и похороненного в Бразилии. В Парагвае давно существует общественный запрос на возвращение останков Альфредо Стресснера домой. Он оформился в 2000‑е годы и поначалу был достаточно маргинальным. Однако Стресснер постепенно становился всё более популярной и обсуждаемой фигурой.

Не в последнюю очередь это было обусловлено политическим застоем в Партии Колорадо — наследнице стронистского режима Режим и идеология Альфредо Стресснера. и основной правой политической силе в стране. Коррупция росла. Оказалось, что многие полезные и важные достижения, которые парагвайцы привыкли считать естественными, держались на Стресснере, его политическом и экономическом наследии. Политика левых режимов региона в отношении Парагвая не внушала доверия. Поддержка европейцами и частью американцев тренда на легализацию латиноамериканских террористических группировок и картелей, которые десятилетиями убивали людей, торговали ими, практиковали рабство и расправы, — тоже не способствовала смягчению сердец парагвайцев.

В какой‑то момент сами колорадисты осознали, что ситуация становится странной: Стресснер был всё популярнее, для колорадистов он по‑прежнему являлся непререкаемым авторитетом, однако, его временно «спрятали в шкаф» и сделали неназываемым. Большинство инфраструктурных, промышленных объектов и политических институтов в стране были либо буквально созданы в эпоху стронизма, либо создавались под её влиянием. Наконец растущая популярность покойного каудильо нашла свое выражение на последних выборах в Республике Парагвай. Президентом стал кандидат от Партии Колорадо Марио Абдо Бенитес, открыто симпатизирующий Стресснеру. Сам же Стресснер, как уже было сказано, похоронен в Бразилии. После продолжительных дискуссий политики «расшевелились» и объявили: тело Альфредо Стресснера будет возвращено в Парагвай. Очевидно, что особую роль в этом деле сыграл новый президент страны, Марио Абдо Бенитес. С момента прихода к власти он стал демонстрировать, что вдыхает вторую жизнь в стронистскую политическую традицию. Очевидно, Бенитес планировал возвращение останков Стресснера как часть своей пиар‑кампании, ради демонстрации моложавого, динамичного, демократичного и этнически разнообразного политического стиля (у Марио Абдо Бенитеса ливанские корни), отчасти в модном нынче «дональд‑трамп‑духе», отчасти — в духе латиноамериканской технократии.

Однако одним из первых шагов нового президента стал выпад против Израиля — традиционного союзника Парагвая, с которым у Стресснера были очень тёплые отношения. Марио Абдо Бенитес объявил, что отменяет перенос парагвайского посольства в Иерусалим и возвращает его в Тель‑Авив, вызвав критику как в Израиле, так и в Парагвае, со стороны консервативных колорадистов и, в частности, экс‑президента Орасио Картеса. Аналитики задались вопросом, что же на самом деле делает новоизбранный лидер государства.

Triple Frontera, Хизбалла и картели

На границе Парагвай‑Бразилия‑Аргентина существует конфликтная и в высшей степени криминальная зона, называемая Triple Frontera. Здесь настоящий логистический рай для нарко‑, оружейного и человеческого траффика, криминальной транспортировки тел, торговли детьми, фальшивыми документами, экзотическими животными и т.д. Мощным влиянием в регионе обладает ливанская диаспора. Со стороны Парагвая она концентрированно проживает в городе Сьюдад дель Эсте, который был построен при Стресснере. Парагвай нуждался в специалистах, власти привлекали иностранных профессионалов и создавали комфортные условия для иммигрантов. В результате в стране возникла ливанская диаспора — влиятельная, богатая, обладающая солидным влиянием, помимо всего прочего, и в строительном бизнесе, — в нём начинал и Марио Абдо Бенитес. Ливанская диаспора не раз пыталась давить на правительство, дабы оно снизило интенсивность отношений с Израилем, а в идеале начало «прижимать» местных евреев, однако режим Стресснера жёстко подавлял любые попытки разжигания межэтнического конфликта.

Сегодня на границе трёх стран действуют международные наркокартели, наподобие Синалоа и Сетас, местные криминальные группы, ультралевые и исламистские террористические организации, такие, как Хизбалла. Хизбалла, в свою очередь, является иранской прокси‑огранизацией, и воспринимать её как самостоятельную силу нельзя. Это хорошо накачанная деньгами, воспитанная инструкторами из КСИР, террористическая структура, обслуживающая иранские власти. В южноамериканском регионе исламисты, в особенности шииты, тесно сотрудничают с левыми и совместно организуют нарко‑, оружейный, денежный и человеческий траффик. Стоит отметить, что некоторые картели относятся к исламистам с недоверием и даже враждебностью. С одной стороны, это обусловлено нежеланием пускать на свою территорию мощного конкурента. С другой, не последнюю роль играют идеологические причины: некоторые боссы и «центровые» бойцы наркобанд являются католиками, притом весьма набожными, или же радикальными националистами, как мексиканские ацтекские группировки. Картель Синалоа, однако, известен своими связями с исламистами. Парагвай и трансграничный регион, позволяющий «бегать» между тремя странами, скрываясь от правосудия, стали для преступников настоящей находкой. Хизбалла и её партнёры используют этот регион преимущественно в качестве технической, хакерской и финансово‑отмывочной базы, а не полигона для террористических учений. Поэтому, даже при высокой концентрации здесь исламистов, они предпочитают комбинировать политические, коррупционные и криминальные методы, не прибегая к джихадистскому террору.

Правый поворот. Аргентина

В середине нынешнего десятилетия в Латинской Америке вошёл в силу правый политический поворот. В Аргентине к власти пришёл Маурисио Макри, который ведёт последовательную работу с армией, устраивает ей аккуратный ребрендинг и реинтеграцию в аргентинское общество — впервые с 1980‑х годов. Также Макри неплохо вложился в полицию, она стала эффективнее. Разумеется, подобные реформы не следует проводить без плана и цели. И результатом работы правительства в этом направлении стал план безопасности на вод‑ных границах, в особенности на реке Парана. План включает в себя обновление технопарка, а конкретно поступление израильских патрульных катеров типа «Шальдаг», повышение квалификации персонала, обучающегося в Израиле, а также классическое для Латинской Америки взаимодействие между военными и гражданскими институтами в области логистики, строительства и ремонта дорог и мостов в проблемном регионе. Это важный ход для латиноамериканской страны: участвуя в гуманитарных проектах, армия завоевывает доверие со стороны граждан, получает возможность участвовать в диалоге и обретает силу для реинтеграции в общество. Наконец, правительство Макри, совместно с бразильцами и парагвайской судебной системой, решило нанести удар по клану Баракат — влиятельной ливанской фамилии, подозреваемой в контрабандистской деятельности в районе тройной границы, отмывании денег, финансировании и организации терактов против еврейской общины в Аргентине в 1992 и 1994 годах. Аргентинская сторона начала проверять казино, через которые, предположительно, шла отмывка денег, а также заморозила счета более чем десяти человек, связанных с кланом Баракат. Глава клана Баракат, Асад Ахмад, известный как бухгалтер Хизбаллы в Латинской Америке, был задержан в Бразилии в сентябре 2018 года по парагвайскому судебному ордеру.

Боливия — неучтённый актор

Существует интересный факт, который, кажется, не освещался в русскоязычной прессе: с момента прихода к власти Маурисио Макри отношения между Боливией и Аргентиной становились всё хуже. В отличие от Николаса Мадуро, который не стал особенно повышать градус истерии и враждебности в Венесуэле после победы Макри, обычно спокойный Эво Моралес вдруг начал нервничать. С каждым годом отношения становились всё холоднее — при том, что начались они с того, что Моралес обозвал Макри чуть ли не путчистом, на что аргентинские власти отреагировали тезисом о необходимости слезать с боливийской газовой иглы. Оскорбления и угрозы с боливийской стороны дошли до того, что Моралес начал намекать: боливийская диаспора в Аргентине может стать проблемой, если он этого захочет. В ответ аргентинские власти рекомендовали президенту Боливии не вмешиваться во внутренние дела Аргентины. Причина столь странного поведения боливийского лидера проста: аргентинские власти ломают сложившуюся за много лет логистику и мешают перевозить наркотики, а кроме того поднимают темы противостояния терроризму, транснациональным картелям и репрессивным режимам на континентальном уровне.

В Боливии действуют несколько крупных картелей: здесь и бразильцы Primer Comando Capital и Comando Vermelho, и мексиканские Sinaloa и Jalisco Nueva Generación, и колумбийцы, и перуанцы, и парагвайцы, и собственные боливийские наркобригады, часто состоящие из завербованных коренных жителей. Деньги отмываются самыми разными способами, от соцпомощи до футбола. Производство и логистика не просто были хорошо налажены — они оттачивались годами, в условиях абсолютной лояльности со стороны левых, контролировавших южноамериканский континент с 2000‑х до середины 2010‑х. Объёмы перевозимых веществ и отмываемых денег были колоссальными, как вдруг всё это начало рушиться, быстро и со всех сторон. Моралес мог бы смириться с появлением Макри, хотя режим Киршнер был ему близок и местами институционально родственен, но ему стало совсем тяжело после смены власти в Эквадоре.

Эта страна долгое время была ещё одним «траффикантским раем», с ее влиятельной и богатой ливанской диаспорой, державшей серьёзную долю в портовой контрабанде, ее удобным расположением, продажными правительствами и расслабленной коррумпированной провинциальностью. При Рафаэле Корреа в Эквадоре спокойно отдыхали и обстряпывали свои дела венесуэльцы, шиитские боевики, заезжие ультралевые из Колумбии. Будучи политиком левых взглядов, Ленин Морено, однако, поступил как принципиальный человек: отказался покрывать соратников по партии, создал условия для масштабных антикоррупционных расследований и озаботился безопасностью страны. Предсказать, что из этого выйдет, сложно, но при хорошем развитии событий террористические организации и «траффиканты» в ближайшие несколько лет будут чувствовать себя в Эквадоре не так уютно, как прежде.

Правый поворот. Бразилия

Жаир Болсонару победил. Это станет самым страшным ударом по террористам и «траффикантам» со времён военных режимов. Болсонару резко отрицательно относится к исламизму, левому терроризму, коррупции и тем более работорговле и наркотраффику. Он и большая часть его окружения придерживаются консервативной политической традиции и являются сторонниками доктрины нулевой терпимости. Кроме того, Болсонару — убеждённый христианин, занимающий жёсткую произраильскую позицию и симпатизирующий Дональду Трампу. «Траффиканты» вряд ли смогут договориться с «бразильским Донни», и они это прекрасно понимают. Задержание Асада Ахмеда Бараката в Бразилии стало свидетельством глубоких перемен в тамошней политике. Очевидно, что даже при откровенно неумелом и непопулярном Темере процесс миграции Бразилии вправо идёт с высокой скоростью. В стране по‑прежнему существует масштабный общественный запрос на более правую, антикоммунистическую, националистическую политику, а популярность Болсонару с момента его ранения только выросла.

* * *

Существование трансграничного чёрного бизнеса, процветавшего и чувствовавшего себя в безопасности на территории трёх стран (Бразилия, Аргентина, Парагвай), оказалось под угрозой, но Асунсьон решил играть собственную игру: отменил перенос посольства в Иерусалим, заявил, что будет налаживать отношения с Турцией и ОАЭ, и начал присматриваться к Палестине.

Так что же произошло?

Есть несколько рациональных предположений. Марио Абдо Бенитес пытается таким образом компенсировать атаку на клан Баракат со стороны парагвайской судебной системы. Иными словами, он предлагает ливанцам (либо они ему) размен: они поддерживают президента и закрывают глаза на преследование одного из наиболее авторитетных и влиятельных людей диаспоры, а президент компенсирует это изменением парагвайской внешнеполитической доктрины. Таким образом, Парагвай одновременно участвует в антитеррористической региональной политике, приобретает новых партнёров и инвесторов, а также, возможно, приобретает шанс выйти из молчаливой изоляции, в которую погрузился с окончанием стронистской эпохи. В этом случае антиизраильский шаг президента — лишь единичный инцидент, связанный с острой политической ситуацией в регионе.

Другая версия. Новый президент подвергается давлению со стороны влиятельных парагвайских фамилий, а также той части ливанской диаспоры, которая связана с Хизбаллой и ситуацией на Triple Frontera. Запаниковав, Хизбалла и её партнёры решили обеспечить себе безопасное место на территории Парагвая. Марио Абдо Бенитес оказался в сложном положении и счел разумным решать проблемы тактически, по мере их поступления. В таком случае президент частично пойдёт на уступки, частично саботирует договорённости, а в общем постарается законсервировать ситуацию в надежде на то, что со временем проблема исчезнет сама собой.

Еще один вариант. Марио Абдо Бенитес симпатизирует ливанской диаспоре, считает её недооценённой в контексте парагвайской политики и полагает, что стране нужно встряхнуться и попробовать нечто новое взамен «скучному» аграрному колорадизму в духе экс‑президента Орасио Картеса. Это не приведёт ни к чему хорошему. Изменение внешнеполитического курса непременно скажется на экономике, а соответственно и на внутренней политике. При неблагополучном развитии событий Парагвай может стать новым «больным человеком Латинской Америки» после Венесуэлы. Это приведёт к очередной международной изоляции усилиями стран Латинской Америки и навредит интеграционным процессам в регионе. Для того, чтобы понять, насколько третий вариант близок к истине, следует немного подождать. Если этот прогноз оправдается, то следом за антиизраильскими выпадами последуют антитайваньские и прокитайские шаги.

Четвертая версия. Хизбалла, симпатизирующие ей ливанцы и криминальные картели обладают настолько мощным влиянием, что могут приводить своих людей к власти. Они скрывали свои возможности, но под давлением перемен в Аргентине, Бразилии, Эквадоре, Колумбии запаниковали, начали спешить и раскрылись, поставив на пост президента Парагвая Марио Абдо Бенитеса. Он, в свою очередь, послушно выполняет указания партнёров.

Наконец, пятая. Парагвайские власти пытаются компенсировать избыточное иранское влияние и давление со стороны Хизбаллы и картелей, её партнёров, разыгрывая многоходовку и запуская в страну две альтернативные политические силы, связанные с исламским фактором: турков и суннитские монархии Залива — в частности ОАЭ. Это изменит структуру парагвайского траффика, поможет парагвайским фамилиям избежать логистических потерь от действий бразильских и аргентинских властей, привлечёт инвестиции, позволит припугнуть старые элиты, а заодно погасит энтузиазм проиранских и ливанских элементов, которые начали слишком сильно давить на власть. Разумеется, всё это выглядит эффектно лишь на бумаге и в фантазиях; в реальности схема будет работать совершенно иначе, и шансов переиграть её в свою сторону у Парагвая нет. Окажись эта версия истинной — и страна увязнет в наркотраффике, отмывании денег, пособничестве террористам и торговле людьми, ведь и Турция, и ОАЭ не просто замешаны в человеческий траффик, но и являются крупными региональными работорговыми хабами.

Думаю, истина лежит где‑то между первым, вторым, третьим и пятым вариантами. Четвёртый я все‑таки отметаю потому, что новый парагвайский президент не похож на марионетку. Он националист и колорадист, и для него это не поза, а элемент мировоззрения и самопрезентации. Иностранными делами в Парагвае занимается Луис Кастильони — один из наиболее последовательных и радикальных противников социализма XXI века и участия Венесуэлы в латиноамериканской политике. Однако усилиями ливанской диаспоры, или чьими‑то ещё, «новые колорадисты» решили, что «реалполитик» эффективнее идеократии, что пришло время перемен и что ОАЭ, Палестина и Турция — более выгодные союзники, чем Израиль.