Восемь страниц про врачей и больницы, сдаем в типографию вечером, срочно ищи иллюстрации!» Оставив в покое встревоженного дизайнера, начальник секторального отдела одного из тель‑авивских рекламных агентств ткнул пальцем в мою сторону: «А ты пиши тексты. На иврите. Рубен переведет на испанский».

Уроженец Буэнос‑Айреса Рубен Брудный, высоченный и тихий человек в вязаной кипе, настраивал и чинил рекламщикам компьютеры. Судя по фамилии, его предки перебрались в столицу танго

У Стены Плача. Из книги «Фотографический альбом еврейской общины» (Буэнос‑Айрес: AMIA Comunidad Judia, 2005)

Прибытие аргентинских евреев в Израиль принято делить на три основных этапа. Первый продлился двадцать лет, с момента создания нового ближневосточного государства и до Шестидневной войны включительно. В страну прибывали классические и потому любимые социалистическим истеблишментом молодые сионисты — из хороших семей, образованные, принявшие решение променять заоблачную карьеру в Аргентине на мотыгу в одном из израильских сельскохозяйственных поселков.

Новые граждане расселились в полсотне кибуцев по всей стране, включая проблематичные приграничные районы. Молодежный отдел Еврейского агентства был крайне благодарен сотрудникам из числа иммигрантов. Благодаря педагогическому образованию, идеалистическим воззрениям и владению идишем они начали оказывать помощь в психологической реабилитации детей и подростков, переживших Катастрофу.

Израильский дипломат Яаков Цур, который в конце сороковых работал в Аргентине, нарек ее бывших граждан «наследниками европейского еврейства». В специальном отчете, отправленном в канцелярию Давида Бен‑Гуриона, Цур писал: «Значительная часть евреев Восточной Европы была уничтожена нацистами, но ее основные качества, такие как верность традициям и национальная продуктивность, сохранились среди аргентинских евреев гораздо больше, чем среди других общин».

Три врага

В начале 1970‑х годов политическое положение Латинской Америки не отличалось стабильностью. За десятилетие из Аргентины в Израиль прибыло около 14 тыс. человек. Антисемитизм, наличие беглых нацистских преступников, наконец, действия хунты, которая преследовала левонастроенных активистов, среди которых было немало евреев, скорректировали портрет среднестатистического иммигранта.

Место идеалистов‑сионистов, которые покинули текущую медом Аргентину, по собственной воле заняли беженцы. В массе своей ассимилированные. Незадолго до очередного иммиграционного всплеска еврейская община Аргентины разделилась на два лагеря. Пожилое руководство было настроено произраильски, тогда как молодые члены общины предпочли фокусироваться на внутренних проблемах Аргентины. Пользуясь современным жаргоном, раскачивать лодку.

Власти настороженно относились и к тем, и к этим. Сионистские молодежные ячейки, которые действовали на территории страны, носили ярко выраженный социалистический характер. Поэтому правящий режим периодически закрывал филиалы «А‑шомер а‑цаир» и других движений такого рода, ограничивал их деятельность и преследовал активистов.

Тем временем аргентинские СМИ активно муссировали так называемый «План “Андиния”». Авторство термина принадлежит профессору экономики Вальтеру Бевераджи Альенде, который в 1971 году выпустил книгу о том, как еще в начале ХХ века сионисты хотели скупить аргентинские земли с целью построения еврейского государства. Профессор, активно манипулируя цифрами и цитатами, убеждал читателей, что коварные разработчики плана хотели лишить Аргентину южных и западных (андских) провинций.

Мифический план был воспринят хунтой на полном серьезе. Уроженец Украины Якобо Тимерман, который в пятилетнем возрасте вместе с родителями переехал в Аргентину, а впоследствии стал оппозиционным журналистом, был арестован и подвергнут пыткам. Следователи требовали, чтобы он выдал им планы Израиля по созданию Андинии в Патагонии. Некто капитан Бето делился с Тимерманом видением мира: «У Аргентины есть три главных врага. Карл Маркс, который хотел разрушить концепцию христианского общества, Зигмунд Фрейд, который хотел разрушить концепцию христианской семьи, и Альберт Эйнштейн, который хотел разрушить христианскую концепцию времени и места».

Распрощавшиеся с хунтой новые иммигранты не рвались в кибуцы, предпочитая крупные города, вроде Тель‑Авива и Хайфы, или южный беззаботный Эйлат, который напоминал бывшую родину. В отличие от представителей предыдущей волны, они не стремились ассимилироваться, продолжая разговаривать на испанском и держаться обособленно. Именно в те годы и появилась на свет испаноязычная же газета «Аврора», которая существует по сей день.

Впрочем, дети иммигрантов интегрировались очень быстро. Яркий тому пример — композитор и певец Пабло Розенберг. Его родители поселились в захолустном Бейт‑Шеане. «Отцу сказали, что это в пяти минутах езды от хайфской больницы, где он планировал продолжить врачебную карьеру», — вспоминал Розенберг.

Мать музыканта была урожденной католичкой, которая перешла в иудаизм под давлением родственников будущего мужа. Еврейские традиции сам Пабло знал слабо. По его словам, до отъезда из Аргентины семейный пасхальный седер сводился к пятиминутному пролистыванию агады и обильной трапезе.

Бейт‑Шеан был населен восточными евреями, выходцами из арабских стран. Сверстники оказали на Пабло Розенберга существенное влияние. Он приобрел залихватского вида кипу цвета морской волны, украшенную блестками, и по субботам стал посещать синагогу. Жанр песен «мизрахи», который можно смело назвать восточным шансоном, понравился подростку. Розенберг, следуя отцовским увещеваниям, поступил на медицинский факультет, но через год был исключен. После чего с чистым сердцем создал свой первый ансамбль.

В своих произведениях Пабло Розенберг удачно сочетает латиноамериканскую романтику и восточные рулады. Он женат на манекенщице восточного происхождения и среди сефардов считается своим в доску парнем.

Замуж за Хосе

Третья волна иммиграции принципиально отличалась от предыдущих. В начале 2000‑х Аргентину захлестнул экономический кризис. В Израиль начали прибывать немолодые финансисты, адвокаты, представители других свободных профессий. Восстановить былой социальный статус на новом месте было сложно, а для многих — просто невозможно. Из 11 тыс. иммигрантов примерно пятая часть вернулась обратно в Аргентину, к неудовольствию израильского Министерства абсорбции. Пресса подвергла критике политику госструктур, которые выдавали новоприбывшим щедрые денежные льготы, не сковывая их обязательствами. В качестве вопиющего примера приводился город Нацрат‑Илит, где из 300 семей выходцев из Аргентины страну покинуло 49 семей. Вместо планировавшейся интеграции финансовые щедроты вроде корзины абсорбции пошли на эмиграцию.

Есть, конечно, и положительные примеры. Нейрохирург Хосе Коэн приехал в Израиль в 36‑летнем возрасте, имея за плечами недюжинный профессиональный и научный багаж. В 2006 году волей случая он стал лечащим врачом перенесшего инсульт Ариэля Шарона. Сорокалетний импозантный эскулап, который из желания быть поближе к пациентам жил в общежитии при больнице, стал героем телеэкранов. Секретарши медицинского центра «Хадасса» жаловались на бесконечные звонки от девушек, мечтавших узнать номер профессорского телефона.

В прошлом году из Аргентины приехало 304 человека. В позапрошлом — 300. Несколько десятков тысяч испаноязычных израильтян погоды не делают и уроженцам не мешают, как другие «чужаки». Отношение к «аргентинаим», как их называют на иврите, традиционно положительное. На латиноамериканских сериалах выросло не одно поколение израильтян. Сеть ресторанов «Эль гаучо», которую основали выходцы из страны, где приготовление мясных блюд доведено до совершенства, пользуется популярностью. Аргентинские девушки — под влиянием все тех же сериалов — ассоциируются с буйством глаз и половодьем чувств. Грядет ли четвертая волна иммиграции, столь же уникальная и непредсказуемая, как и прошлые?