Окончание. См. начало

Робинсона вызвали в Москву на разведкурсы. Лучше бы не вызывали. Фанатично преданный идеалам коммунизма, безгранично верный Советскому Союзу, Генри был в ужасе от репрессий тридцатых годов. Он узнал о гибели своих начальников и коллег по разведке, товарищей по Коминтерну. Но продолжал работать.

Началась Великая Отечественная война. Л. Треппер в Бельгии получил указание из Центра: «Установите связь с нашим человеком Гарри. Адрес: Париж, (следует адрес). Фамилия — Арнольд Шнее. Его приметы: брюнет с проседью, носит очки, из-за ревматизма немного прихрамывает, ходит с палкой… Передайте, что его музыку (на сленге разведчиков — сообщения. — В. Ш.) все время слушаем. Выясните его положение и договоритесь о связи».

Как и положено, Треппер тотчас сжег текст. Но он остался на бобинах звукозаписывающих аппаратов немецкой спецсвязи в Восточной Пруссии. Это была чудовищная ошибка Центра, в Москве были уверены в неуязвимости наших кодов. Но таких не бывает. Почти полтора года специалисты зондеркоманды «Красная капелла» бились над расшифровкой перехваченных записей. И добились своего — стали читать радиограммы, посланные в Москву и отправленные из Москвы. А найти человека по указанному адресу и с характерными приметами в Париже не составило труда. В декабре 1942 года возле одной из станций парижского метро Генри Робинсона арестовали.

Это одна из версий провала, наиболее правдивая. До сих пор в разных изданиях появляются и другие варианты. В уже упоминавшемся телефильме на НТВ утверждается, что это Треппер «сдал» Робинсона. Есть и предположение, что Треппер приказал своему помощнику Г. Кацу выдать гестапо все, что он знает. А он знал и Гарри.

Интересна фраза из записки самого Генри, переданная им из берлинской тюрьмы: «Предан человеком, который был единственным, кто имел связь и адрес, полученные от вас».

Этим единственным, получившим ту злополучную телеграмму Центра, был Леопольд Треппер.

Гестаповцы радостно потирали руки: им очень нужен был такой человек, которому Москва безоговорочно доверяла и у которого была своя связь с Центром. Дело в том, что по указанию руководящих кругов гестапо затеяло радиоигру с Москвой. Цель: разорвать союз СССР с Великобританией и США, поссорить их, не допустить открытия Второго фронта в Европе. Блицкриг в России не состоялся, это было ясно всем.

Цель определена, определились и методы ее воплощения: убедить Сталина в том, что в Германии есть влиятельные силы, которые охотно пойдут на сепаратный мир с Советским Союзом. И как только появятся признаки того, что Кремль готов такие предложения обсуждать, это должно стать известно Вашингтону и Лондону. Подбросить такую информацию несложно. И «коварство Советов» приведет в ярость Рузвельта и Черчилля, союз распадется.

Как это сделать? Эмиссара из Берлина Москва с возмущением отверг­нет. Затеять зондаж в нейтральных странах, скажем в Швеции или Швейцарии? Рискованно: слишком много разных спецслужб обосновалось там. Специалисты гестапо пришли к выводу, что наиболее эффективной в данных условиях является радио­игра с Москвой. К тому же в руках гестапо оказались советские разведчики Отто (Л. Треппер) и Кент (А. Гуревич) со своими передатчиками, кодами, шифрами. Оба резидента пользовались расположением Центра.

Сначала Отто, а потом Кент согласились участвовать в радиообмене с Москвой. Специальная группа во главе с гестапо/Мюллером составляла тексты, которые отправлялись в Центр от имени Отто и Кента, почерк работы на передатчиках каждого из них был хорошо знаком специалистам Центра и не должен был вызывать сомнения в правдивости сообщений. А Вальтер Шелленберг пишет: «…Одно время в Москву шла дезинформация с шестидесяти четырех передатчиков… В течение ряда месяцев мы посылали дезинформацию, что вызвало в Москве немалое смятение».

Мемуары Шелленберга вышли в 1956 году, а написаны были в 1951-м. Он умер в 1952 году и, видимо, не знал, что уже с первых передач Москва поняла, что ее разведчики работают «под колпаком» гестапо. И очень скоро игра уже шла по сценарию Кремля. Наигранное смятение Шелленберг принял за чистую монету. Впрочем, он признает: «В течение примерно трех месяцев мы посылали (в Москву. — В. Ш.) лишь достоверную и ценную информацию».

Произошло это потому, что советские разведчики переиграли опытного немецкого контрразведчика.

Робинсона арестовали, его квартира подверглась тщательному обыс­ку, изучался каждый клочок бумаги, простукивались стены — искали пустые места. Взломали пол и… обнаружили немало документов, бланки паспортов на разные имена, но с фотографиями одного и того же человека — Генри Робинсона. Гестаповцы сразу же поняли, что в их сети угодила едва ли не самая крупная дичь.

Гарри перевели в Берлин, в одиночную камеру со всеми атрибутами гестаповского застенка: круглосуточными наручниками, слепящим светом, ночными многочасовыми допросами и прочими «прелестями». Уже на первом допросе потребовали назвать своих сотрудников. Назвал фамилии и адреса тех, кто умер или находился в Англии. Когда это выяснилось, повторили требование. Он молчал. Жестоко избили. Он молчал. После ареста Робинсона ни один (!) его сотрудник не был схвачен гестапо. Ни один!

Потребовали его участия в радио­игре. Отказался. И другие поначалу отказывались. Но после «бесед» с пристрастием — а гестаповцы были мастаками в этом деле, — после угроз расправиться с семьями, соглашались. А этот узник одиночной камеры № 15 не согласился.

После каждого допроса его, окровавленного, волокли в камеру. В коридоре при этом не должно было быть ни души. Так продолжалось не один месяц. Гестапо применило и свой любимый иезуитский прием. В один из дней устроили встречу Генри с женой и сыном. Клара содержалась в той же тюрьме, а Лео ждал призыва в армию.

Но и после этой встречи — последней в их жизни — Генри наотрез отказался от сотрудничества с гестапо. А он им был очень нужен, особенно после бегства Треппера из гестапо. Бегство? Исследователь операций военной разведки Владимир Лота пишет: «То ли это была случайная удача, то ли спектакль, преднамеренно разыгранный первым начальником зондеркоманды Карлом Гирингом».

Как бы то ни было, Треппер исчез в сентябре 1943 года. И залег на дно так глубоко, что его не могли обнаружить ни разные спецслужбы, ни Кент, которому Центр дал специальное указание, ни Французская компартия. Вышел он на свет почти через год — в августе 1944-го, после освобождения Парижа союзниками.

Почти два года Робинсон отказывался от любого сотрудничества с гестапо и Шелленбергом. Следователи поняли, что этот человек, отнюдь не богатырь, стоически переносящий побои, издевательства, содержащийся в нечеловеческих условиях, этот человек победил их. И передали его дело в Имперский суд, который отправил на казнь немецких антифашистов. И на этот раз суд вынес смертный приговор. Нет никаких данных о том, как его казнили: повесили, гильотинировали, расстреляли… Не установлен день казни, неизвестно также, где похоронен. Известно лишь, что произошло это в конце 1944 года. В сентябре того же года он еще находился в берлинской тюрьме.

В публикациях на Западе появились и вовсе фантастические сообщения: якобы его видели живым в конце войны, или что гестапо удалось перевербовать Гарри, или даже о том, что он продолжает служить в советской разведке после пластической операции. Все это вздор.

В последние месяцы пребывания Генри в гестапо условия его содержания несколько смягчились: следователи убедились, что не могут сломать «русского шпиона», его редко вызывали на допросы, наблюдение за ним стало не таким строгим. На одной из прогулок в тюремном дворе Генри удалось познакомиться с молодым болгарином Петро Божковым, арестованным за антифашистскую пропаганду. Вскоре его должны были выпустить, и Робинсон успел передать ему записку с просьбой доставить ее в советское представительство в Софии. Хотя Болгария имела тесные связи с Германией, она поддерживала и дипломатические отношения с СССР.

Эта записка Гарри — уникальный документ. Зная, что живым из гестапо ему не выйти, на крохотном клочке бумаги он сообщает, кто из сотрудников разведки казнен, кто предатель, кого предупредить об опасности. Дважды, например, подчеркивает: предупредите Сиси. Сиси — псевдоним советской разведчицы, немецкой еврейки Рашель Дюбендорфер, она руководила разведгруппой в Швейцарии в 1933–1934 годах, потом эта группа вошла в резидентуру Шандора Радо («Дора»). Весной 1944 года была арестована швейцарской полицией, осенью выпущена, перебралась во Францию. От гестапо Генри спас Рашель, а вот от Лубянки не смог. В 1946 году ее арестовали в СССР. Выпустили после смерти Сталина, извинились, даже наградили орденом. О себе Гарри пишет буквально несколько слов. Заканчивает записку так: «Буду обезглавлен или расстрелян — победа будет за нами».

Потрясающий документ, который Петро Божкову удалось сохранить. Опасаясь, что он может пропасть, болгарин перепечатал его на машинке и сумел передать вместе с оригиналом в советское представительство в Софии. А там знали, кому предназначена эта депеша.

Следователь сообщил Генри, что его жена и сын казнены. Но Лео остался жив. Он попал на Восточный фронт, был ранен, после госпиталя арестован как сын злейшего врага Германии. Предъявить ему конкретное обвинение в антинацистской деятельности не могли, ибо таковую он просто не вел. Но выпустить не хотели и дали пять лет с нелепой формулировкой: «За попытку к предательству». В 1945 году Красная Армия освободила Лео из концлагеря.

Беседуя с Гуревичем, я ни разу не спросил его о Робинсоне. Но в его мемуарах нашел несколько строк:

 

Он (следователь гестапо Юнг) настойчиво добивался от меня, — пишет Анатолий Маркович, — показаний о Гарри и моей непосредственной связи с ним. Я действительно не имел ее. Я знал только, что через меня Центр передал указания Леопольду Трепперу об установлении с ним таковой, так как он являлся очень ценным нашим разведчиком. Конечно, я и об этом не давал показаний <…> Как мне стало достоверно известно, 21 декабря (1942 г.) при непосредственном учас­тии Леопольда Треппера был арестован и Гарри — Робинсон.

 

Надо бы объяснить, почему в заголовке стоит вопросительный знак. При подготовке статьи я знакомился с публикациями о Гарри. Во многих его называли резидентом № 1. В уже упоминавшемся телефильме о Робинсоне говорилось, что он, несомненно, входит в тройку лучших разведчиков.

Я принципиально не приемлю любой классификации в такой специфической, деликатной сфере деятельности, как разведка. Специалисты со всего света определяют футболиста № 1, которому вручают Золотой мяч. В каком-то городе могут назвать парикмахера № 1. Или, скажем, определить официанта № 1.

Разведчика № 1 не может быть в принципе. Всегда найдется еще какой-то нелегал, который добыл совершенно исключительную информацию. Хотите выделить человека, пожалуйста, назовите его выдающимся, замечательным, блистательным, незаурядным… Есть и еще немало определений эффективной деятельности резидента.

Казалось бы, такая фигура, как Рихард Зорге. Издательский дом «Нева» выпустил о нем книгу Е. Прудниковой под названием «Зорге — разведчик № 1?». И это правильно. А вот московские «Яуза» и «Эксмо», анонсируя книгу В. Томина «Большой шеф “Красной капеллы”», без всяких сомнений назвали самым знаменитым советским разведчиком Второй мировой войны… Леопольда Треппера! И это после всего, что уже известно об участии Треппера в судьбе Робинсона и прекращении разведдеятельности за два года до окончания войны.