Бывший фотограф Associated Press Хасан Сарбахшиан провел почти два года — c 2006-го по 2008-й — среди еврейских общин Ирана. Он смог сделать ряд фотографий, предлагающих редкий взгляд на еврейские дома, синагоги и другие места, которые в общинах обычно закрыты для посторонних. Об этом пишет журналистка JTA Лорен Хакими.

Хотя после революции 1979 года правительство Ирана регулярно призывает к насильственному уничтожению Израиля, евреям, как известно, разрешено здесь свободно исповедовать свою религию и ощущать связь со своей страной. В парламенте постоянно присутствует представитель от еврейской общины.

Однако, когда Сарбахшиан представил книгу в министерство культуры Ирана для последующей публикации, он столкнулся с распространенной в этой стране культурой антисионизма.

Министерство стало утверждать, что он агент Израиля, пропагандирующий антиисламские ценности. Его заставили уйти из Associated Press, и в конце концов он начал опасаться за безопасность свою и жены. Он и его жена Парванех Вахидманеш, журналистка и правозащитница, участвовавшая в проекте, переехали в США.

Спустя почти 15 лет после того, как он сделал последние фотографии для книги, — которая, наконец, опубликована издательством Penn State University Press, — Сарбахшиан по-прежнему называет этот проект «одним из лучших событий» в своей жизни.

По состоянию на 2020 год в Иране проживало 9 тыс. евреев. Это далеко от дореволюционного пика еврейского населения, составлявшего около 100 тыс. человек, тем не менее это по-прежнему вторая по величине еврейская община Ближнего Востока после Израиля. Некоторые фотографии Сарбахшиана выглядят так, будто их сделали в американском пригороде: дети играют в футбол, люди устраивают пикник в парке.

Но другие фотографии демонстрируют довольно шаткий статус евреев в стране, которая заставляет их постоянно клясться в верности мусульманскому теократическому государству. На одной из них изображен еврейский лидер в мечети на праздновании Дня Кудса — дня пропалестинских митингов, часто включающих сожжение израильского флага и антиизраильскую риторику.

Некоторые фотографии представляют контекст для ключевых моментов в истории иранских евреев: момент, когда Иран предоставил убежище польским евреям, спасающимся от Холокоста;  или 1999 год, когда 13 иранских евреев были ложно обвинены в шпионаже в пользу Израиля; или больница и благотворительный центр доктора Сапира — еврейская больница, в которой до революции лечили протестующих, не извещая об этом тайную полицию. Больница работает и сегодня.

Текст книги написан Вахидманеш в соавторстве с профессором иудаики Пенсильванского университета Лиором Штернфельдом.

«Я надеюсь, мы сможем написать еще не одну книгу об этой общине», — говорит Сарбахшиан, который сейчас работает на «Голосе Америки». 

Он откровенно рассказывает о своем проекте и о надеждах однажды вернуться в Иран.

— Как появилась эта книга?

— После избрания президента Махмуда Ахмадинежада в 2005 году мой доступ к прессе был ограничен. Поэтому я решил сменить сферу деятельности с новостей на публицистику и охватить своим вниманием меньшинства — не только евреев, но и ассирийцев, армян, других  христиан.
Когда Ахмадинежад стал отрицать Холокост, это оказалось лучшим временем, чтобы сосредоточиться на этой теме. Будущее было неясным. Я не знал, будет ли возможно издаваться в Иране. Но все же целью было издание книги именно в Иране. 

Я и моя жена Парванех решили передать книгу министерству культуры Ирана: это надо делать каждый раз, когда вы хотите что-то опубликовать в Иране. Мы так и сделали. А через год в нащ адрес прозвучали обвинения, что нас спонсирует Израиль и мы выступаем против исламских ценностей. Мне запретили работать в Associated Press и отозвали мой пропуск для прессы.
Книга таким образом не была издана в Иране, а мы были вынуждены перебраться в США. Некоторые культурные организации здесь оказались заинтересованы в издании моей книги, но этого так и не произошло, пока я не встретил Лиора Штернфельда. Он стал главной движущей силой проекта в Пенсильванском университете.

— Расскажите о проблемах, с которыми столкнулись, работая над проектом.

— Мне как мусульманину было очень трудно завоевать доверие еврейской общины. Странно было погружаться в такую закрытую общину… Я вполне понимаю это и уважаю их закрытость, но одновременно очень ценю их принятие того, что мы стали освещать жизнь общины: они доверились нам.

Правительство в Иране управляет СМИ и телевидением. Частных СМИ здесь нет. А все, что связано с еврейской общиной, сразу соотносится с Израилем. Израиль — сплошная красная линия: вы не можете сделать ничего, связанного с ним. Все, что касается евреев в Иране, полностью политизировано. Они отрицают какие-либо свои отношения с Израилем, но все, что делается евреями, привязывается к «повестке» из-за пропаганды властей.

У меня — как у человека, работавшего в иностранных СМИ в Иране, — в целом был хороший шанс получить доступ к общине. Ведь куда бы мы ни шли, мы должны были получить письмо от министерства культуры и «исламской ориентации». Они отправляли его в еврейскую общину, а та уже могла принять или отказать в доступе. К счастью, меня приняли. Но, как я уже говорил, местному фотографу в Иране сложно сломать некую стену: это действительно закрытая община, и я понимаю их опасения. Но я рад, что мы сделали это.

— Многие ваши фотографии сделаны в частных условиях – в синагогах и домах людей. Как вы заслужили их доверие и на что похож этот опыт?

— Попасть за стену, окружающую жизнь евреев в Иране, для иранцев-неевреев практически невозможно. Но поскольку я работал фотографом в Associated Press, то уже снимал эту общину раньше. Мои фотографии видели евреи в США, Европе, Израиле и других странах. Община доверяла мне, если отзывы поступали от друзей и членов семьи, видевших мои фотографии. И это стало частью успеха.

Вторая его часть заключалась в том, что мы подружились. Даже не я, а в основном моя жена. Мы вместе ходили к ним домой. Они приглашали нас на свои свадьбы и встречи. Что бы вы ни увидели в этой книге, это основано на доверии. И это было нелегко. Но мы же не просто пошли один раз, а потом попрощались: это был двухлетний проект. Мы объехали с ними в автобусе более 15 городов. Мы смеялись с ними, мы ели с ними. Собственно, мы с ними и жили вместе. Это не было похоже на то, чтобы просто прийти, сфотографировать и уйти. Это был один из лучших опытов в моей жизни.

— Какая ваша любимая фотография?

— Я не смогу вернуться в Иран, если не произойдет смены режима. Так что мне нравятся все фотографии, каждая из них…

Но самый сложный мой снимок был сделан в молитвенной комнате, принадлежавшей мусульманам. Из-за того, что в Иране так много ограничений для поездок евреев — там не так много кошерных ресторанов или синагог, — они арендовали мусульманскую молитвенную комнату. На стенах были мусульманские таблички и изображение имама. На фотографии, которую я сделал, евреи готовятся к молитве… Когда я сделал этот снимок, я сказал: «Он действительно особенный».

Кроме того, я фотографировал двух или трех человек из еврейской общины, посещающих пятничную молитву с мусульманами и слушающих речь имама-шиита. Это довольно странно. Иногда вы даже не можете поверить в то, что видите. Но такова реальность иранского общества.

— Что вы узнали о еврейской общине Ирана, работая над этим проектом?

— Я не осознавал, сколько ограничений наложено на еврейскую общину. Когда вы представляете меньшинство в обществе, жить нормальной жизнью непросто. Я живу в США и Европе уже более десяти лет и рад, что у меня есть этот опыт. Но я совсем не рад, что мне пришлось покинуть Иран: я хотел продолжить этот проект и в других общинах, не только в еврейской.

Если у меня будет шанс вернуться в Иран, я точно знаю, что еще мне нужно сделать. Я снова буду погружаться все глубже. 

Когда вы живете внутри общества, вы не понимаете, какие ценные вещи вас окружают. А когда у вас больше нет к этому доступа, вы наконец понимаете, насколько ценными они были, а вы их даже не замечали. Например, район, в котором я работал, был центром Тегерана, у многих евреев там был бизнес. Очень жалею, что не сделал эти фотографии. Жалею, что не поговорил с ними. Так что если у меня будет шанс вернуться туда, я смогу сделать больше. Если я не смогу — может, какие-то молодые люди поймут, какие ценные вещи их окружают прямо сейчас, пойдут и запечатлеют их.

— Вы сделали фотографии из больницы и благотворительного центра доктора Сапира в Тегеране, которые финансируются и управляются еврейской общиной. Можете ли вы рассказать об этом?

— Больница уникальна. Она создана десятки лет назад, и там не спрашивают о вашей религии: вы просто приходите туда и можете получить лечение. Я сделал очень непростую фотографию врача-еврея в этой больнице, держащего в руке младенца-мусульманина, родившегося несколькими часами ранее. Очень много значит помощь людям в своей стране, когда ты не знаешь, что произойдет в будущем…

Иногда молодые евреи, с которыми я разговаривал, утверждали, что хотят покинуть страну. Я понимаю, почему: там они ни за что и никогда не смогут получить высокие посты в государственном управлении… Возвращаясь к вашему вопросу — да, больница потрясающая. Там доверяют людям, а люди доверяют им. Евреи работают вместе с мусульманами не только в больнице, но и в других местах, например, на базаре в Тегеране. Конечно, они никогда не ходят друг к другу в гости… Хотя, может, и ходят, просто я об этом не знаю…

— Какую пользу читатели извлекут из этой книги?

— Я надеюсь, они увидят здесь пример иранского общества, а не только евреев. Я вижу самого себя в этой книге. Я как бы вижу каждого иранца. Люди сталкиваются с ограничениями, но говорят: «Мы иранцы». Конечно, это книга об иранской еврейской общине. Но для меня она значит немного больше: это повествование об истории Ирана и о том, насколько сложное это общество. Я вижу на каждой из этих картинок иранцев, которые как бы вынуждены жить за пределами Ирана, хотя находятся внутри Ирана… Я прожил более десяти лет в изгнании — как меньшинство в другом обществе — в Европе и США. Я путешествовал по Израилю. Я увидел много общего между Ираном и Израилем, но также и много различий…

К сожалению, я пока не видел подобной книги об иранских евреях. Не знаю, почему этого не было сделано раньше — может, из-за ограничений. Людям нелегко путешествовать, чтобы посетить эти общины. Иностранцы приезжают только на пять дней – максимум две недели. Вот почему мы должны «записать» все эти документы для истории. Это касается людей, которые страдают.

— Что общего вы увидели между Ираном и Израилем?

— С обеих сторон есть последователи жесткой линии — люди, которые не уважают других, не слушают вас и верят лишь в то, во что верят. Но в обоих обществах также есть люди, которые не имеют предубеждений. Вообще, есть люди, а есть правительства. Нужно проводить грань между ними. У двух правительств такие разные взгляды друг на друга… Но у обоих есть ограничения в отношении людей. Конечно, в Израиле демократия, но я вижу и ограничения…

Я снял 20-минутный документальный фильм о своей поездке в Израиль (на фарси, без субтитров). Так, я разговаривал с девочкой-еврейкой, которая никогда не жила в Иране, но ее родители переехали из Ирана в Израиль, и она столкнулась с дискриминацией в Израиле. Или, например, мужчина в возрасте 60 лет. Он утверждает, что как только говорит на иврите, из-за его восточного акцента его нигде не принимают. Эта дискриминация невероятна для меня, ведь это общество основано на религии! К сожалению, за последние 43 года мы вообще наблюдаем разрыв между обществами… Раньше все было по-другому. Есть много объектов, построенных израильтянами в Иране. В то же время в Израиле сейчас живет и работает много иранских евреев. Эти нации очень связаны. Но за последние 43 года непонимание привело к разобщению…