Преступление и наказание

Татьяна Розенштайн 9 ноября 2015
Поделиться

72‑й Международный венецианский кинофестиваль, как всегда, не обошел вниманием еврейскую тему. Эпоха, о которой рассказывают эти картины, охватывает период с прошлого века до наших дней. Среди них нет ни одной комедии, и в отношении каждой вполне уместно определение: «Когда евреи страдают».

Глазами поляков

В Польше, в отличие от многих стран, фильмы о Холокосте снимают не евреи. И «Клезмер» продолжает эту традицию. И это не только попытка покаяния — прежде всего, это поиски ответа на вечный вопрос, как такое могло произойти.

Польский режиссер Петр Чрзен вспоминает, как сам был ребенком. Он вырос в деревне и наслушался рассказов соседей о том, что там творилось во время войны, как расправились местные жители с единственным здешним евреем — музыкантом. Почему единственным? Потому что он один выжил здесь к лету 1943 года, когда происходит действие фильма.

Компания деревенских подростков обнаруживает в лесу раненого человека. Он из ближайшей деревни, и понятно, что еврей. Что с ним делать — спасти или сдать? Сегодня кажется, что для многих поляков в годы войны этой дилеммы вовсе не существовало, но вспомним, что ведь и по числу Праведников мира Польша на первом месте.

В любом случае для режиссера этот вопрос стоит. И понятен его личный выбор. А герои принимают решение голосованием. Большинством голосов эти почти еще дети решают положить раненого в тачку и отвезти в деревню. Пока добираются домой, к процессии примыкает все больше и больше людей, и чем дальше, тем очевиднее трагический исход. Хотя финал все равно кажется неожиданным. И становится понятно, что картина не только и не столько о старых временах, сколько о нынешних.

Кто виноват

Свою новую работу «Рабин: последний день» израильский кинорежиссер Амос Гитай посвятил расследованию обстоятельств убийства израильского премьер‑министра Ицхака Рабина 4 ноября 1995 года.

Фильм не претендует на объективность: важно понимать, что режиссер был лично знаком с премьером. И не просто знаком: Гитай сопровождал Рабина в его поездках по стране, они общались семьями. Гитай здесь не посторонний. И эта картина не просто сделана им к дате — 20‑летней годовщине со дня смерти политика, — для него это очень личный скорбный жест, дань памяти близкому человеку, к которому неоднозначно относятся в мире и в Израиле, обвиняя во многих нынешних бедах.

Чтобы восстановить картину преступления, Гитай попытался реконструировать события — сегодня это принято в документалистике. Обычно таким образом визуализируют совсем старые сюжеты — за неимением хроники и фотографий историю разыгрывают актеры. Здесь же речь идет о делах совсем недавних и зафиксированных на фото‑ и видеопленке. Но фильм все‑таки художественный, а псевдодокументальная подача — скорее, художественный прием. Сцены, разыгранные актерами, имитируют хронику, и, заново анализируя поведение участников cобытий, Гитай пытается понять их. Но не столько оправдать их, сколько обвинить.

«Мечты обеспечить в Израиле мир и наладить нормальную жизнь оборвались в 1990‑х годах. Люди, ответственные за убийство премьер‑министра, — настаивает Амос Гитай, — до сих пор живы. Более того, они становятся влиятельными. У меня вызывает тревогу растущее насилие и экстремизм в еврейских религиозных кругах, в самом сердце израильского общества. Это зараза, которая вполне способна уничтожить любые либеральные идеи в стране, построенной на демократических основах. По‑моему, создание Государства Израиль было политическим актом — но не религиозным!»

Так считает самый известный израильский кинорежиссер, уверяя при этом, что он принимает к рассмотрению разные точки зрения. В картине он показывает различные противоборствующие силы, раздирающие израильское общество: и тех, кто поддерживал Рабина, и оппозицию, но тех и других он считает в конечном счете ответственными за его убийство. Проблемы же, которые пытались решить c помощью этого преступления, по его мнению, не только не решены, но еще более обострились. Представляя свой фильм, Гитай был вполне откровенен: «Комиссия по расследованию смерти Рабина отказалась заниматься изучением ситуации в израильском обществе. Она лишь сконцентрировалась на ошибках спецслужб, отказавшись под предлогом свободы слова привлечь к ответственности многочисленных раввинов и общественных деятелей». Позиция Гитая понятна — ему хочется мира. Как, какой ценой, он не знает. Он знает только — или думает, что знает, — кто виноват.

Память и склероз

Зеэв Гутман и Макс Цукер обитают в доме престарелых. Они выжили в Освенциме и смогли добраться до Америки, а спустя 70 лет один из них, Макс, узнаёт, что палач, отправивший на тот свет всю его семью, жив. Он сбежал за океан и скрывается под чужим именем тут же, в Штатах. Прикованный к инвалидной коляске, Макс не может отправиться на поиски убийцы сам. Вместо него бывшего нациста ищет Зеэв, у которого склероз, и временами старик забывает о цели своего путешествия, хотя в итоге блестяще справляется со своей задачей. Только истина, которая открывается Зеэву в конце пути, стоит ему жизни.

Захватывающий рассказ о преступлении и наказании с участием Кристофера Пламмера и Мартина Ландау снял знаменитый канадский режиссер, рожденный в Египте армянин Атом Эгоян. «Помни» — так называется этот фильм, который участвовал в конкурсе в Венеции. И хотя выше номинации лента не поднялась, премия Vittorio Veneto за режиссуру, врученная Эгояну, — достойная награда.

Совсем не случайно режиссер торопился завершить картину к 100‑летней годовщине геноцида армян: для Эгояна две страшные национальные трагедии, случившиеся в начале и середине прошлого века, — звенья одной цепи. Но свидетелей первой не осталось. А свидетелей второй еще можно найти. Режиссер считает, что говорить о подобных исторических событиях особенно важно, пока живы их участники — жертвы, свидетели, палачи. Он не призывает мстить — скорее, сам задается вопросом, надо ли мстить, когда палачи уже дряхлые старики, а дети их напрямую к трагедии непричастны.

Гуманист Эгоян верит, что анализ прошлого убережет общество от будущих ошибок. Зрителям хочется в это верить вслед за ним.

Свобода в жизни женщины

Журналистка и выпускница университетов Мельбурна и Иерусалима, а ныне режиссер Яэль Хайям привезла на Венецианский кинофестиваль картину «Гора». Первым прорывом в кинематографической карьере Хайям стало ее участие в юношеском конкурсе «Синефондасьон» на Каннском фестивале 2009 года. Ее нынешняя работа — игровой дебют.

Героиня фильма Цвия живет с четырьмя детьми и мужем в Иерусалиме, недалеко от Елеонской горы. Пока дети в школе, а муж на работе, она занимается домом, лишь иногда выкраивая время для кратких прогулок. Прогуливается она до ближайшего кладбища и обратно. Вечерами Цвия пытается найти темы для общения с детьми или обратить на себя внимание супруга. Все тщетно. Однажды ночью, в очередной раз отвергнутая мужем, Цвия сбегает на кладбище. И застает там шокирующую сцену: мужчина и женщина занимаются любовью на одной из могил. С этого момента Цвия начинает по ночам исчезать из дома, к утру, никем не замеченная, возвращается домой и имитирует обычную жизнь, пока это ей не надоедает. И чем ближе к развязке, тем напряженнее сюжет.

Режиссер Яэль Хайям рассчитывала впечатлить венецианскую публику, и ей это удалось. Тема поиска сексуальной свободы, которая представляется актуальной юному израильскому режиссеру, интересует не только израильтян.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

«Надо рисовать так, чтобы было видно, что это сделано евреем!»

Весна в Еврейском музее и центре толерантности началась с открытия новой выставки. «Еврейский авангард. Шагал, Альтман, Штеренберг и другие» рассказывает о ярком и коротком, как вспышка, периоде существования объединения «Культур‑Лига» и демонстрирует свыше сотни живописных и графических произведений из десятка музеев

Пятый пункт: дом, который построил Яаков

Какие уроки можно сегодня извлечь из прочтения Пасхальной агады? Почему несчастья стали неотделимы от судьбы еврейского народа? И какое отношение к празднику Песах имеет известное стихотворение Самуила Маршака? Глава департамента общественных связей ФЕОР и главный редактор журнала «Лехаим» Борух Горин читает Агаду в свете последних событий.

Четверо детей

Возможно, проблема еврейских общинных институтов — не в отсутствии интереса к этим институтам, а в том, что проблемы людей более масштабны, чем рамки, в которые их пытаются втиснуть. Если 63% американских евреев высказывают мнение, что Америка на неверном пути, не означает ли это, что их сложные отношения со своей общественной группой и религией напрямую связаны с нарастающим ощущением нестабильности американской жизни и общества?