Литовские евреи и идишисты по всему миру скорбят о кончине Фани Бранцовской — последней из членов подполья Вильнюсского гетто, хранительницы славного идишского прошлого этого города. 22 сентября она умерла в Вильнюсе в возрасте 102 лет. Об этом пишет журналист JTA Дэвид И. Кляйн. 

Бранцовская сбежала из гетто в 1943 году и сражалась против нацистов и их местных пособников в лесу Руднинкай в группе еврейских партизан под командованием Аббы Ковнера.

После войны она стала защитницей памяти о литовских евреях и их языке — идише. Впоследствии она работала библиотекарем, а также преподавала в Вильнюсском институте идиша. Постоянно приводила туда посетителей, чтобы они могли осмотреть остававшиеся еще достопримечательности города, который когда-то называли «литовским Иерусалимом» за его богатую еврейскую культуру.

Эта благородная роль принесла ей и всемирное признание, и, увы, враждебность окружающих в те времена, когда литовские националисты начали приравнивать советских освободителей города к нацистам и попытались дискредитировать партизан, таких как она, которые считали русских своими союзниками.

Но идишисты по всему миру Бранцовскую продолжали приветствовать, а ее смерть сочли «концом эпохи».

«Она прожила так долго, что пришла из совершенно другой вселенной, нежели наша: как будто из учебника истории», — говорит Алек «Лейзер» Бурко, преподаватель идиша из Варшавы.

«Мы потеряли последнего представителя межвоенного идишского Вильно, человека, который мог передать дух идишистского движения этого города и его светских кругов. Мы потеряли последнего ветерана Вильнюсского гетто и еврейских партизан, — заявляет идишист американского происхождения и соучредитель Вильнюсского института идиша Довид Кац. — А на личном уровне мы потеряли дорогого друга, чья теплота, энтузиазм, поддержка и желание помогать, показывать и учить служили огромным вдохновением».

Бранцовская родилась с именем Файге Йохелес в 1922 году в тогдашней литовской столице Каунасе. Но семья переехала в Вильно (современный Вильнюс), тогда входивший в состав Польши, когда ей было пять лет.

В детстве она активно участвовала в насыщенной еврейской жизни Вильно. В то время там проживало более 60 тыс. евреев и было более 100 синагог, самая большая из которых вмещала более 2 тыс. прихожан. С еврейской общиной — которая процветала, еще когда Наполеон проходил через этот город в 19 веке — Вильно был больше чем просто религиозным центром. Он был домом для богатой культурной и политической жизни на идише.

Хотя происходила она из светской семьи, которая, как отмечала Бранцовская, не соблюдала ни кашрут, ни шабат, девочка получила традиционное образование в школе с преподаванием на идише и в подростковом возрасте активно участвовала в еврейских политических молодежных движениях.

Весь этот мир был разрушен в 1941 году, когда Вильнюс оказался под контролем немцев и Бранцовская, вместе с десятками тысяч других местных евреев, была загнана в гнетущие застенки Вильнюсского гетто.

С первых дней оккупации Литвы нацисты стали вывозить евреев из Вильнюса для расстрелов в близлежащем лесу Понары. Там было убито в общей сложности более 100 тыс. человек, в том числе 70 тыс. литовских евреев и 8 тыс. цыган, что делает это место вторым по величине массовым захоронением в Европе после Бабьего Яра на Украине.

«Нашу жизнь скорее можно было назвать существованием», — так описывала гетто Бранцовская в интервью европейской мемориальной организации Centropa, увековечивающей память жертв Холокоста. Каждый день был борьбой за выживание, и одна ошибка или случайный поворот судьбы могли означать голод или расстрел в Понарах.

Бранцовская вспоминала, как в гетто услышала о формировании движения сопротивления и сразу попросила присоединиться к нему.

«Подпольная организация гетто объединяла все партии и течения — и коммунистов, и ревизионистов, и Бунд. Их общей целью была борьба с фашистами», — рассказывала она.

Эту подпольную организацию будут помнить под названием Объединенная партизанская организация, или идишская аббревиатура FPO.

FPO рассматривала возможность поднять восстание в гетто, как это позже произошло в Варшаве. Но после ареста и казни ее лидера Ицхака Виттенберга, осуществленных гестапо, руководство движения решило вместо того вывести своих бойцов из гетто в близлежащие леса, где поддерживаемые советскими войсками партизаны терзали тыл и линии снабжения немецкой армии.

Бранцовская попрощалась с семьей и была тайно вывезена из гетто 23 сентября 1943 года. Позже она узнала, что в ту же ночь немцы начали окончательную ликвидацию гетто, убив большую часть его жителей. Никто из ее семьи не пережил Холокост.

В лесу Руднинкай, который увековечен в литературе под своим идишским названием Der Rudnitzker Vald, она присоединилась к партизанскому отряду, состоявшему из евреев под командованием Аббы Ковнера. Отряд известен под названием «Мстители».

В лесу она тренировалась с оружием и взрывчаткой и принимала участие в операциях против нацистов.

«Мы взрывали поезда и закладывали взрывчатку в оборудование противника. Стреляли и убивали их, — рассказывала она. — Да, я убивала, убивала их и делала это с легкостью. Я знала, что мои близкие погибли, и я мстила за них и за тысячи других каждым своим выстрелом».

Там в лесу она встретила своего будущего мужа Михаила Бранцовского. Почти через год после побега Фани из гетто, когда Красная Армия освободила город, она вернулась в Вильнюс с винтовкой в ​​руке.

Менее чем через месяц после возвращения они с Михаилом поженились.

«Мы были опьянены победой, нашей молодостью и любовью», — вспоминала она.

После войны ее командир Абба Ковнер прославился как один из израильских поэтов-лауреатов и одновременно получил дурную славу из-за сорванного заговора с целью убийства 6 млн. немцев в отместку за Холокост.

Бранцовская уже не принимала в этом участия: она осталась в Вильнюсе, где вместе с Михаилом построила семью и родила двоих детей.

Но после войны Бранцовской стало ясно, что мир ее юности утрачен.

«В Вильнюсе почти не осталось евреев. Когда я видела пожилых евреев — или они только казались мне старыми, учитывая, насколько я сама была молода — мне хотелось буквально встать перед ними на колени и целовать им руки», — вспоминала Фаня.

Она взялась за работу, помогая документировать то, что было утрачено, и в том числе помогая советским еврейским писателям Илье Эренбургу и Василию Гроссману в создании «Черной книги советского еврейства»: 500-страничного документа, в котором были зафиксированы преступления нацистов на оккупированных территориях Советского Союза.

Хотя впервые она была опубликована в СССР издательством «Дер Эмес» (на идише «Правда»), позже книга была запрещена, поскольку советская политика в отношении Холокоста изменилась: его стали представлять как злодеяние против всех советских граждан, а не то, что направлено конкретно против евреев.

Хотя Михаил и Фаня были даже удостоены почестей на Красной площади в Москве во время Парада Победы 1945 года, их энтузиазм по отношению к советской власти иссяк после того, как они столкнулись с антисемитизмом в последние годы правления Сталина.

Михаил скончался в 1985 году, а Фаня ушла на пенсию после многолетней работы учителем в 1990 году, как раз перед тем, как Литва обрела независимость.

Выйдя на пенсию, Фаня нашла для себя новую задачу: в независимой Литве возобновился интерес к увековечиванию еврейского прошлого Вильнюса и изучению идиша.

В начале 1990-х годов Фаня и группа других выживших, включая еще одну бывшую партизанку, Рахиль Марголис, работали над созданием музея Холокоста в Вильнюсе, ныне известного как «Зеленый дом».

В 2001 году Кац, профессор идиша, ранее работавшая в Оксфорде, переехала в Вильнюс и основала Институт идиша в Вильнюсском университете.

«Когда я основала Вильнюсский институт идиша, моим первым приказом было нанять Фаню на должность библиотекаря, и этот выбор оказался успешным с самого начала», — говорит Кац.

Фаня, которая большую часть своей взрослой жизни проработала учителем, изначально обучалась этому на идише в качестве педагога для еврейской школьной системы города. Нацисты разрушили ее будущее, но десятилетия спустя Вильнюсский институт идиша стал для нее возвращением к корням.

«Она понимала, что является носителем живой культуры идиша межвоенного периода, особенно в ее светском идишистском воплощении», — говорит Кац.

Институт просуществовал 17 лет, пока не закрылся в 2018 году. Каждый год он проводил летнюю конференцию, в которой принимали участие студенты со всего мира. Фаня стала неотъемлемой частью этого мероприятия, рассказывая студентам о городе своей юности, об опыте гетто и приводя их к руинам своего партизанского лагеря в лесу Руднинкай даже в свои девяносто лет.

Почти все, кто встречался с ней, вспоминают ее с теплотой.

«Я чувствую себя благословенной, что у меня была возможность работать с ней, — заявляет Индре Джоффайт, которая помогала организовывать конференции в Вильнюсе. — Энергия, решимость и страсть Фани во всем, что она делала, вдохновляли всех вокруг. Я всегда буду помнить ее заботу, наши «дамские» разговоры, ее всегдашнюю готовность помогать и ее вечную внутреннюю молодость, несмотря на возраст и трагический жизненный опыт».

В независимой Литве Фаня стала заметной фигурой как в еврейской общине, так и в дипломатических кругах, поскольку сопровождала приезжих лидеров в их «турах» по бывшему гетто и Понарам, где было убито множество ее родственников.

Но это повышенное внимание вызывало и проблемы.

После распада Советского Союза в странах Балтии обостренно зазвучал националистический нарратив, который приравнивал действия советской власти к действиям нацистов. Известный как теория «двойного геноцида», этот нарратив был в значительной мере отвергнут еврейскими и западными институтами Холокоста, но стал практически стандартом в Литве и других странах Балтии.

Это привело к клеветнической кампании, направленной против Бранцовской и других выживших еврейских партизан, таких как Марголис и Ицхак Арад, бывший директором «Яд Вашема» с 1972 по 1993 год.

За участие в боевых действиях в советских партизанских отрядах их обвинили в военных преступлениях на том же уровне, что и литовцев, сотрудничавших с нацистами.

«Я полностью согласна с антикоммунистическими заявлениями. Но с чем я не согласна, так это с уравниванием людей, совершавших геноцид в Аушвице, и людей, освободивших Аушвиц. Они не одинаковы, — заявляет Кац. — Как бы сильно кто-то ни ненавидел сталинский Советский Союз, мы были в годы войны в американо-англо-советском альянсе, и Советский Союз был единственной силой, сражавшейся с Гитлером в Восточной Европе. Потому, да, конечно, партизанский отряд Фани действовал совместно с другими советскими партизанами, которые сражались».

Для Бранцовской эта ситуация обострилась в 2008 году, когда главный прокурор Литвы публично потребовал допросить ее по поводу предполагаемого участия в убийствах литовских мирных жителей во время войны.

Кац считает, что это требование было ответом на возросшее давление со стороны Центра Симона Визенталя и других еврейских учреждений на Литву с целью расследования преступлений литовских коллаборационистов.

Обвинения были сняты в том же году, но инцидент оказал заметное влияние на Бранцовскую, в результате чего она отдалилась от общественной жизни в Литве.

Однако она не прекратила преподавать идиш и активно работать со студентами, в том числе экскурсии она водила до своего 99-го года жизни, когда слегла накануне пандемии сovid-19.

С ее смертью разорвана еще одна нить, связывающая еврейское прошлое Восточной Европы и богатую идишcкую культуру.

«Она была одним из последних свидетелей довоенной еврейской жизни в Вильно, гордой выпускницей идишской школьной системы, где все, от химии до латыни и Шекспира, изучалось на родном языке еврейской общины, — написал в своем мемориальном посте в соцсетях бывший заместитель редактора идишского раздела газеты Forward Джордан Куцик. — После того как почти вся ее семья и культурная среда были убиты, а ее родной язык подавлялся в течение 50 лет, она не теряла времени, помогая документировать историю своего города и побуждая других изучать ее».